Часть 3 (1/1)

За стеной бесновалась буря, а в маленьком доме на краю Шарлингтона двое лежали, обнявшись, погрузившись в дремоту после долгой беседы и ласк. Струи дождя хлестали по черепичной крыше, стекали по маленькому слюдяному оконцу.Генри заворочался, открыв глаза, не сразу поняв, что все еще находится в крошечном домишке, что выкупил у уезжавшего хозяина. Поначалу это была покупка для себя, для того, чтобы бывать наедине с собой, предаваясь чтению книг, либо написанию поэм и стихов. Хотя для одиночества у него были и другие места, дома и усадьбы. Но домик на окраине оказался весьма кстати после того, как в его жизни появился Ричард. Генри повернулся на бок, глядя на казавшееся бледным в сумраке лицо лежащего рядом мужчины. Он боялся признаться сам себе, что влюбился в этого человека с первого взгляда, с первой встречи, влюбился в мужчину, и где! в церкви, в доме Божьем! До сих пор при воспоминании о той встрече по его телу проходила дрожь. Взгляд прозрачных усталых глаз из-под растрепанной темной челки, едва заметная улыбка, от которой сердце дрогнуло и забилось быстрее. Несмотря на смуглый оттенок кожи, было в чертах этого человека что-то, несомненно, выдававшее его благородное происхождение. Генри взглянул и потерял голову. Он и прежде замечал в себе тягу к мужскому полу, и романы о приключениях и сражениях между мужами нравились ему не в пример больше куртуазных романов, кои тоже имелись в богатой библиотеке Голтсперов. Но впервые столь сильные чувства вызвал в нем обычный человек, не книжный персонаж и не античная статуя, а живой красивый мужчина.Сейчас этот мужчина дремал, подложив под голову правую руку, на левой покоилась растрепанная голова Генри. Юноша молча смотрел возлюбленного, дивясь собственным чувствам и желаниям, страшась их, но принимая с открытым сердцем. Шелест дождевых струй за окном вызывал чувство прохлады, желание быть согретым этими сильными руками. Генри потянулся, опершись на локоть, коснулся губами губ Ричарда. Тот ответил на поцелуй, не открывая глаз, большая рука властно легла на талию, притягивая Генри.Лишь несколько недель тому назад он, наконец, получил доказательство ответных чувств. Ричард ждал и преследовал его, и это не вызывало больше сомнений. Ждал его у церкви, видимо, с трудом подавив желание подать руку, смоченную в святой воде самому Генри. Тогда Генри стало страшно так, что он едва не потерял сознание, выйдя в церковный дворик. Ричард поддержал его, спросив, не требуется ли помощь. Генри хотел было ответить, что не требуется, но губы произнесли иное, кощунственное. Ему показалось тогда, что душа его низвергается в Ад. Но он позволил Ричарду провести себя к маленькому домику, а потом пригласил внутрь. В конце концов, почему бы двум джентльменам не побеседовать и не сыграть пару партий в шахматы или шашки?Но лишь только закрылась за ними дверь, Ричард прижал его спиной к этой самой двери и поцеловал в губы. Генри едва успел задвинуть засов и потянул его за собой. Спальня была в дальней части домика, здесь всегда были чистые простыни и свежий аромат дикого жасмина, оплетающего заднюю стену. На этой постели Генри расстался с невинностью в объятиях человека, о котором не знал ничего кроме имени. И имя это слетало так часто за прошедшие ночи с его губ!Руки Ричарда были поистине стальными, и в объятиях этих впервые в своей жизни Генри почувствовал себя успокоенным и умиротворенным. Это было такое удивительное чувство – защита и покой. Генри чувствовал себя грешником, но грех был словно вне его. Устоять перед Ричардом было невозможно. Он старался не приезжать слишком часто, но и подолгу быть вдали от Ричарда не мог. Сердце влекло его к этому человеку, таинственному и очаровательному. Шли дни, недели, а чувство в сердце у Генри все больше крепло. И если поначалу Ричард был сдержан и недоверчив, то постепенно открытость и привязанность юного возлюбленного, видимо, растопили его очерствелую душу. Ночи их становились все более жаркими и нежными, и все труднее было разлучаться на рассвете.************************Несколько недель кружили Гончие Ада по округу, пока не учуяли запах беглеца. И запах этот исходил от телеги, стоящей на заднем дворе старой фермы. Её хозяин, жалкий человечишка, вышел на шум и застыл, увидев страшных гостей. Палач попытался было натравить Гончих на него, но словно бы невидимый барьер встал между ними и хозяином фермы, который молча преклонил колени и принялся молиться, осеняя себя знамением. Ни тени страха не было в его сердце, потому и Гончие, чуявшие страх, не могли подойти к нему. Тогда подошел к нему сам Палач и остановился чуть поодаль. Медленно, с трудом выговаривая слова человеческого языка, он спросил, где находится беглец. Но старик продолжал молиться, словно бы не слыша его. Палач поднял топор, обрушив на голову человечишки, но… топор не достиг цели, отброшенный незримой силой. И поняв, что ему не победить человека, посланец Ада отступил и увел беснующуюся свору. Их Палач направил по следу телеги, справедливо рассудив, что откуда прибыла она, там и беглец остался. Им пришлось сделать несколько изрядных кругов, занявших не один день, но в конце концов след вывел их на дорогу.***********************– Ты ведь знаешь, что долго это продолжаться не сможет, – сказал Ричард, когда они лежали, переводя дух после жаркого слияния, – и если кто-то узнает… в Аду не так уж приятно, мой мальчик. Хотя, даже зная о том, каков Ад, я не могу разжать объятий.Он с грустью коснулся губами лба Генри, обнимая его и прижимая к груди. Удивленный юноша взглянул на своего старшего возлюбленного.– Что ты имеешь в виду, Ричард? Ты знаешь о том, каков Ад? Но как такое возможно?Большая рука прошлась по волосам, подарив ощущение безотчетного счастья.– Расскажи я тебе о том, что видел и чему был свидетелем, ты бы в ужасе убежал из этого дома или позвал бы солдат, – ответил Ричард, лаская своего юного возлюбленного, – но во мне не так много храбрости, мой мальчик. И я не могу потерять еще и тебя.У Генри не достало храбрости спросить о других потерях. Он позволил Ричарду поцеловать себя и отбросил все мысли, с головой бросаясь в любовь. На миг ему показалось, что откуда-то из невообразимого далека доносится злобный лай собак и тяжелые, чудовищно тяжелые шаги, словно некто чудовищный шел по земле. Но под поцелуями и ласками Ричарда забылось и ушло все кроме неизбывного счастья и радости слияния.**********************Палач шел вперед, и Гончие Ада носились вокруг, рыча и взлаивая, распугивая тварей земных. Стены города, в котором укрылся беглец, были всё ближе. В какой-то миг вспыхнула ярко падучая звезда и перед Палачом возникла сияющая фигура, при виде которой Гончие поджали хвосты и, хныча, прижались к ногам хозяина. Да и сам он прикрыл глаза лезвием топора, испытывая… он сам не знал, что. Тот, кто горел во тьме, в струях ливня, не был человечишкой, но кем-то, чье могущество не подлежало сомнению. Сияющий властно поднял руку. Медленно, нехотя Палач преклонил колено.– Сколь бы ни был ты здесь, покинувший свой Предел, твоя рука и оружие, и клыки псов не должны коснуться тел смертных, тварей и птиц земных и небесных. Того же, кто сумел уйти от тебя, ты получишь, но лишь при одном условии, – сказал посланец небес, глядя на него пронизывающим взором, – только лишь если…Он говорил, и Палач внимал, чувствуя с дрожью, как Свет Вечный проникает сквозь грубую кожаную накидку и маску, обжигая до костей. А потом посланец небес исчез, растворившись в струях дождя, и Палач с трудом поднялся, уронив секиру наземь. Прошло время, прежде чем он сумел двинуться дальше. В сумраке, все сгущавшемся, он шел к стенам города, и когда оказался возле них, одним ударом секиры высадил огромные ворота. Но не тронул воющих от ужаса стражей, а прошел в пролом, ведя за собой свору псов. Одна из гончих взвизгнула и заметалась, вынюхивая что-то. А потом побежала куда-то вбок, в сплетение узеньких улочек, по которым струились потоки воды. Палач последовал за ней, и скоро очутился у маленького домика с черепичной крышей, чьи окна были оплетены каким-то растением, источающим странный нежный запах. Этот запах заставил Палача глухо застонать, ибо пробудил в нем память о том, что было в незапамятные времена, когда он был еще человеком. Но это лишь разозлило. Одним ударом кулака Палач высадил хрупкую дверь и вошел, снеся плечами и головой каменную кладку.Он увидел беглеца, бросившегося навстречу и застывшего с помертвевшим от ужаса лицом. За его плечом оказался другой, совсем юный, с огромными голубыми глазами, в которых плескался смертный ужас. Медленно, с усмешкой Палач поднял руку, указывая на голубоглазого.– Отдай мне его, и можешь быть свободен!************************Всё учесть невозможно. Слова из проповеди жгли душу, разрывая сердце на части. Ричард Скэрти поднялся, глядя на Палача и снующих вокруг него Гончих. От чудовищной тяжести и боли внутри казалось, что сам Ад теперь внутри него. Радость ушла, словно и не было её, словно лишь на короткий миг было ему позволено ощутить счастье и покой в душе. Ричард Скэрти болезненно улыбнулся.Возможно ли прощение для такого, как он? Нарушившего все законы и устои, презревшего все порядки. Он не знал, и не хотел знать. Слова Палача заставили его съежиться от чувства чудовищного отчаяния. Отдать Генри, его Генри… и быть свободным. Здесь, на проклятой Земле быть свободным от Ада. Так просто было принять решение, так просто и сладко обрети свободу от кошмара, из которого он сумел однажды сбежать.Он смотрел в ужасающую маску, сшитую из десятков лиц, сорванных с черепов грешников. Снова и снова видеть её перед собой, и знать, что это будет длиться Вечность. Он медленно шагнул вперед и дернул за край маски. Ошметки ветхой сушеной кожи сползли, обнажив полусгнившее лицо. Из правой глазницы посыпались черви. Из-за спины Скэрти донесся звук рвотного позыва. Скэрти усмехнулся. О да, теперь ему трудно будет снова заполучить в свою постель этого сладкого щеночка, отродье проклятого Голтспера. Да и не все ли равно? В конце концов, несколько хороших лет на земле лучше нового кошмара в Преисподней. И какая разница, какой ценой?Он усмехнулся, глядя в чудовищную харю адского эмиссара. ?И Ад следовал за ним? - прозвучали в сознании строки из Библии, прочитанные когда-то бесконечно давно. Его Ад всегда будет с ним, в нём самом. Как бы ни старался он выкупить свою душу чужими. Он медленно повернулся, чтобы в последний раз увидеть лицо единственного человека, полюбившего его таким, каким он был.– Прощай, малыш, – мягко произнес он, погладив побелевшую щеку Генри, – все учесть невозможно, он все равно найдет, за что забрать меня. Но даже будь это правдой, я бы не смог… только не тебя.Он с нежностью смотрел в лицо Генри, запечатлевая каждую черточку его, каждый изгиб, очаровательные ямочки на щеках, изумительный рисунок губ. Это лицо будет с ним там, куда ему придется вернуться. Единственное, что останется с ним в Вечности.– Я иду, – сказал он с удивившим его самого спокойствием, – не трогай мальчика.Огромная лапа Палача легла на его плечо… а потом он услышал отчаянный крик Генри и увидел его протянутые руки. Спустя миг эти руки оплели его шею, прижимая к груди.– Нет! Не отдам! Он мой! Мой!***********************В полусне Генри застонал от ужаса, а потом что-то случилось, он протягивал руки, и чувствовал, что упирается ими во что-то живое. Открыл глаза и увидел напротив смуглое красивое лицо с нахмуренными бровями. Ричард, уже одетый, сидел, держа его, Генри голову на своих коленях.– Спокойно, мальчик, все хорошо, – мягко произнес он, гладя Генри по волосам, – все закончилось.– Мне снилось чудовище, пришедшее из Ада… за тобой, – Генри положил руку ему на щеку, глядя в прозрачные глаза, – оно предложило отдать ему меня вместо тебя. Ох, Ричард, знал бы ты, как он был ужасен! Страх перед ним все еще в моем сердце. Ведь то, что мы с тобой творим, великий грех.Он поднялся с постели, желая выпить воды, успокоить ужас, все еще клубившийся в сердце, да так и замер, глядя на огромные проломы на местах дверей. Ричард поднялся с кровати, глядя на него с непередаваемым выражением.– Ад больше не будет следовать за мной, – сказал он, коснувшись пальцами груди Генри, там, где билось сердце, – благодаря тебе, мой мальчик. Ты спас меня, отнял у него. Но после всего того, чему ты был свидетелем… захочешь ли ты меня еще? Не будешь ли содрогаться от ужаса при взгляде на меня, вспоминая, что тебе довелось пережить?Несколько мгновений Генри колебался, потом сжал пальцы Ричарда в своих.– Идем, здесь небезопасно, нас могут увидеть. Я отвезу тебя в мое поместье, там всего лишь один старый глухой слуга, да немая служанка. Я приезжаю туда иногда, чтобы отдохнуть и насладиться покоем и одиночеством. Поживешь пока там, а дальше подумаем, что делать.– Очень рассудительно для юноши твоих лет, – улыбнулся Ричард, и от этой улыбки лицо его показалось Генри еще прекраснее, – что ж, мой милый, теперь моя жизнь принадлежит тебе. А что дальше делать с нею, посмотрим. Все равно, всего учесть невозможно.Они улыбнулись друг другу и вышли из разрушенного дома. Вымытые ливнем булыжники мостовой блестели в лучах восходящего солнца. Генри вывел из-за дома свою буланую и взлетел в седло, протянув руку Ричарду. Тот занял место на крупе.Ад, несомненно, есть, думал Генри, выезжая за ворота города, но видимо, наследуют его лишь предающие и не имеющие любви в сердцах своих. Пусть они с Ричардом грешники, не людям решать, насколько велик их грех запретной любви. Решать лишь им самим, любящим и любимым.