Часть 1 (1/1)

...Тонкое тело Мориоки томно изгибалось под звуки сямисена, падавшие в полутьму рассыпанными жемчужинами. Выступали из черного шелкового кимоно хрупкие плечи, казавшиеся белоснежными, и длинная грациозная шея, беззащитная, как стебель цветка.

Эндо полулежал в глубоком кресле,- жаркий и влажноволосый после душа, и капельки воды все еще рассыпались по обнаженной груди, мерцая звездами...Вся вселенная Мориоки распростерлась сейчас перед ним,- в сиянии капель, в созвездиях мелких родинок,- и он, повинуясь таинственной силе притяжения, придвигался все ближе, изнемогая в тягучем танце утомленной гейши.

Рёичи, внешне оставаясь совершенно спокойным и даже холодноватым, буквально сгорал изнутри. Движения Кена, чувственные, мягкие, но полные опасной внутренней силы, заводили его безмерно, даже если это был только поворот головы или безотчетное прикосновение тонких пальцев к губам, изящным, как лепестки ириса. И неизвестно, чего Эндо хотел больше,- то ли обнимать эту фарфоровую красоту, задыхаясь от нежности, зацеловывать сомкнутые веки, высокие скулы и уголки рта, сладострастно приоткрытого навстречу поцелуям, то ли сжать до боли и стона, сминая, срывая одежду,- так мальчишка сжимает в кулаке яркую бабочку, слишком красивую, чтобы ее отпустить.

Мориока плавно повел плечом,- и черный шелк покорно стек к его ногам, слившись с темнотой где-то внизу, оставляя на обозрение вокалисту вызывающе обнаженное тело,- твердые капельки сосков, чуть оттененные карминной краской, скульптурный живот с заманчивой ямкой пупка, весьма ненадежно хранящей тайны запретных наслаждений и стремительно наливающийся упругой, тяжелой силой член между гладких и стройных бедер. Сердце Эндо дало сбой, когда Кен с последними звуками ломкой старинной мелодии вдруг опустился перед ним на колени и замер в подчеркнуто покорной позе, низко склонив изящную голову. Длинные пальцы Эндо приподняли лицо Мориоки за подбородок. Только лихорадочный блеск сузившихся глаз, только хищно вздрагивающие тонкие ноздри выдавали растущее возбуждение Рёичи, от которого весь он, казалось, вибрировал натянутой до отказа струной... И в тот момент, когда Эндо уже готов был впечататься жестким поцелуем в полуоткрытые губы любовника, тот вдруг улыбнулся,- улыбнулся той самой улыбкой, которую так часто смаковали ненасытные объективы, неосознанно-развратной улыбкой шлюхи, обещающей себя всем и каждому...

Безотчетная, внезапная, почти болезненная ревность захлестнула Рёичи. Пощечина выстрелом откинула в сторону голову Кена, ярким пятном расползлась на тонкой и нежной коже, тяжелое серебряное кольцо смазало по губам, отворив тонкий алый ручеек.

-Блядь! - хлесткое и презрительное слово - срывающимся на стон полушепотом прямо в теплые, податливые окровавленные губы, , ответившие с самозабвенной, всепрощающей страстной нежностью. Атласная гладкость их внутренней поверхности и бархат языка, такой знакомый аромат, пряно приправленный жестоким железистым привкусом крови, сводят Эндо с ума, заставляя буквально впиваться в рот Мориоки, оставляя отметины ногтей на его гибкой спине и упираясь в тонкое бедро гудящим от напряжения членом.

Ладонь вокалиста находит горячую плоть любовника, сжимая мягко и неотвратимо, поцелуй разорван,- и Рё слышит резкий вдох, так похожий на всхлип. ... Сколько раз он тем же движением сжимал на сцене микрофон и, поднося его к полуоткрытым пухлым губам, перехватывал затуманенный взгляд клавишника,- раздевающий, полный неизбывной нежности и жгучего желания, так безоглядно, безумно, не сдерживая стонов и вскриков, утоляемого порой прямо во время перерыва в тесных гримерных, в безликих гостничных номерах и туалетных комнатах ночных клубов...

...Кен настойчиво толкается в ласкающую руку, полулежа на полу, разведя бедра и откинувшись на согнутые локти. Раскованность и откровенная призывность позы заставляют Эндо разжать пальцы под разочарованный вздох Мориоки, который, впрочем, тут же сменяется сладким протяжным стоном, когда бархатный язычок Рёичи легким ветром проходится по пульсирующей головке, острым кончиком задевая уздечку... А потом Кен уже ничего больше не осознает, кроме сумасшедшего наслаждения от собственных резких толчков в жаркую глубину рта своего вокалиста. Его руки сжимают густые пряди тяжелых черных волос, а за закрытыми веками целый мир разбивается на мириады сияющих звезд, и имя каждой - Рёичи...

-Рё, подожди... Я хочу быть в тебе...,- отчаянная мольба то ли про себя, то ли вслух, но Эндо вдруг прекращает свое занятие , вскидывает голову,- запредельно желанное, безумно прекрасное существо с разметавшимися по точеным плечам длинными волосами, таинственно мерцающим в полутьме взглядом и блуждающей улыбкой на припухших губах.

- Ты хочешь -что?.. Повтори...

-Хочу.. быть ...в тебе,- как в трансе, повторяет Мориока, проваливаясь в черноту глаз над собой, напарываясь на копья прямых ресниц и, как собственной кровью, исходя щемящей тоской по всем изгибам, по всем глубинам этого совершенного тела.Кен даже на секунду закрывает глаза, будто впечатывая в память этот миг, пополняя свою бесценную коллекцию, - а когда открывает их снова, то возникшая перед ним картина выбивает весь воздух из его легких, как безжалостный удар под дых. Рёичи стоит на четрвереньках, соблазнительно выгнув поясницу, и через плечо глядя на Мориоку.

- Так хочешь, да?...- вызывающая, насмешливая улыбка ложится на губы, кончик языка на секунду касается уголка рта...

"Кто из нас тут еще блядь, Рё",- это была последняя мысль Кена перед тем, как он, разведя упругие ягодицы Эндо, со стоном вошел в его тело, в тот же миг почувствовав ответное движение навстречу...

... Свечи почти догорели, растеклись бледно-желтой бессмыслицей. Кен сидит на разоренной постели и смотрит, как Рёичи бродит по царству сна. Тот же спит глубоко и спокойно, -легкий румянец и глубокие тени от ресниц на щеках, подрагивающие во сне губы,такие нежные, почти невинные. Глядя на него, Кен уже и сам не может понять,- а не приснились ли ему его глубокие стоны, порывистые движения, его тонкие лодыжки на своих плечах и жемчужные теплые капли на собственной коже.

- Радость моя.. О, моя радость,- беззвучно шевелятся губы, и слезы подступают к горлу и, сдержанные усилием воли, горечью растекаются по гортани.

Эндо спит. Невидимые, ждут своего часа за его спиной плотно сомкнутые крылья... А Мориока знает о них и чувствует, что первый же свободный взмах уничтожит его.

Невесомое прикосновение к теплым губам...

И последняя свеча гаснет.