Глава 17 (1/1)

В первой половине дня снова были бои, уже более сильных пар, победивших в предыдущие разы.Рицка и Соби снова победили, хотя и не так легко, как вчера – пара была более сильной, и Соби пришлось на ходу видоизменять некоторые заклинания, чтобы пробить защиту соперников.Прошли дальше и Зеро, как всегда над чем-то веселящиеся, и Билавды, которые, как и вчера, очень быстро одержали победу. Рицка смотрел на красивые, скупые движения Нисея, на то, как быстро и четко дает команды Сеймэй и немного завидовал брату. Не тому, что у него хороший Боец (Соби лучше в сто раз, это без вопросов), а единению, возникающему от активации общего имени. Единению, которого с Соби у них пока еще не было.И сколько себя Рицка не убеждал, что Имя – дело времени, но где-то в глубине души зрел страх. Страх перед тем, что однажды в поле его зрения совершенно неожиданно возникнет улыбчивый парень или девушка, на коже которой он увидит иероглифы своего истинного имени.Рицка, правда, давно для себя решил, что останется с Соби, невзирая на имена или их отсутствие, хотя и понимал, что этот жест был бы крайне эгоистичным и жестоким по отношению к своему природному Бойцу. Но ничего не мог с собой поделать – Соби был только его, принадлежал ему, и даже мысли не возникало быть с кем-то другим.Незаметно наблюдая за Агацумой, Рицка понял, что Соби тоже отчаянно боится появления природного Бойца Рицки, хотя, в отличие от самого подростка, принял бы и понял желание Жертвы быть с тем, с кем суждено делить одно Имя на двоих от рождения. Только вот жить потом без Рицки Соби не смог бы – пережить такую потерю просто не хватило бы сил.Рицка однажды сел, усадил Бойца рядом и провел очень строгую беседу насчет их отношений и пары, не мог больше смотреть, как Соби мучается. После этого, вроде, Соби стал спокойнее и вера в Рицку, в то, что его любят и не бросят, помогала ему и дальше доверять и любить еще сильнее свою маленькую Жертву, даже, нет, не Жертву, а Рицку. Только куда уж сильнее! Иногда Соби думал о том, что сильнее любить невозможно – сердце просто разорвется.Назавтра предстоял последний этап соревнований и пока Семь Лун вели в счете, что вызывало все более и более хмурое выражение на лице Юджиро-сенсея, директора Хризантем.Лицо же Ритсу было как всегда красивым и бесстрастным. Директор сидел с таким видом, будто ему все абсолютно все равно, только иногда в льдисто-серых глазах вспыхивали торжествующие искры.Конкурирующая школа хоть и проигрывала в поединках пар, но зато вела в поединках Чистых Бойцов практически полностью, поэтому счет был почти равен, с очень маленьким преимуществом Семи Лун. Рицка очень недоумевал, почему директор не разрешил Кацу участвовать – он бы победил точно. Аояги-младший помнил силу заклинаний Сайто, помнил его странную, немного сумасшедшую Систему – черно-белую, с какими-то необычными вкраплениями алых мазков, словно капли крови на гравюре. Рицка сразу же после их первого тренировочного боя попытался расспросить Кацу, что это такое, но Кацу тогда ловко ушел от ответа, как-то отшутившись.Подросток нервно вздохнул, погружаясь в свои личные проблемы: он не знал, как дальше общаться с братом. С одной стороны, он любит его, даже несмотря на его омерзительный поступок, но с другой…Стоило только представить себе, что он мог никогда больше не увидеть Соби, и в душе возникала такая ненависть, что в глазах темнело, а на языке сразу появлялся ржавый вкус крови. Рицка даже думать не хотел, что было бы, если бы в таком состоянии он с Сеймэем встретился бы лицом к лицу. Мог бы и убить попытаться.С недавних пор Рицка почти спокойно думал о том, что мог бы лишить кого-то жизни из-за Соби. Он любил его. Но было и еще что-то, что мальчик стал осознавать только сейчас: Соби принадлежал ему. Не как вещь, конечно, Рицка и мысли такой не допускал. Но то, что сейчас мальчик чувствовал чудовищную ответственность за любимого человека, было несомненным. Рицка знал, что в Системе Боец защищает свою Жертву, но в обычной жизни защищать Соби должен он. Так действовали правила в парах, но и не только. Аояги пока еще не до конца понимал чувство ответственности, свалившееся на него так внезапно, но, вспоминая разговор с Кацу и, пуще того, взгляд Соби, когда он нашел его, все больше и больше убеждался в том, что Соби действительно хочет принадлежать ему. Полностью, до конца. Это смущало и будоражило кровь. В конце концов, подростковую игру гормонов никто не отменял. Рицка хотел Соби, но раньше, когда он думал, что главенствовать в их паре в этом отношении будет Соби, было как-то спокойнее за свою неумелость. А сейчас… когда Рицка думал о том, что ему придется сделать это самому, кровь приливала к щекам и не только к ним. Это возбуждало, сводило с ума и дико пугало. Рицка просто боялся, что не сможет дать Бойцу то, чего он хочет.Однако, будучи решительным подростком, Рицка все равно понимал, что это придется сделать и ждал и хотел этого. В конце концов, Соби знает, что и как, он поможет.Мальчик, думая так, ненадолго успокаивался, а потом сомнения нападали с новой силой. И расслаблялся Рицка только в теплых руках своего Бойца, который тоже переживал, глядя на подростковые страдания маленькой Жертвы. Но Соби молчал, понимая, что теперь Рицка все сам обязан решить и он не должен его подталкивать к решению, как бы ему этого не хотелось. Агацума давно желал Рицку, и стыдился этого, и боялся, что его самоконтроль в одно мгновение может полететь к черту. Но ничего с собой поделать не мог, с каждым днем стискивая зубы все сильнее. Рицка вырос, и Агацуме приходилось с этим считаться. Если бы тогда в комнате у них было чуть больше времени, и им никто не помешал, он бы, скорее всего, уговорил Рицку расстаться с ушками. Сил терпеть рядом с собой любимое чудо с лиловыми глазами и не иметь возможности стать ближе, оставалось все меньше. Хоть Соби уже давно не был подростком, но игру гормонов все-таки и для него никто не отменял.***Последние сутки с небольшим были для Кацу крайне неприятными. Мало того, что ему запретили участвовать в турнире, так еще и сделал это человек, которого больше всего хотелось видеть, защищать и быть рядом. А он совершенно в этом не нуждался – вот что было самым обидным. Кацу хотел бы покинуть школу сразу же, чтобы где-нибудь в одиночестве зализать раны, нанесенные его самолюбию и обдумать дальнейший план действий. Совсем отказываться от Ритсу он и не собирался.Однако Ритсу даже не позволил ему покинуть школу, желая насладиться его унижением!По крайней мере, так думал Сайто. Но после разговора с Аояги-младшим Кацу почувствовал, что в его душе появилась надежда на хоть какой-то благоприятный исход – маленькая Жертва умела убеждать.А пока обиженный и оскорбленный Кацу даже не хотел и слышать ничего о директоре, который так явно его отверг. И эти два дня он, нахохлившись, просидел в их комнате, игнорируя недовольство Соби, который ничего не знал о предмете влюбленности Сайто. Но Рицка сочувственно молчал, утаскивая Соби гулять или придумывая еще какие-нибудь дела. Он хотел рассказать все Агацуме, но сплетничать по такому скользкому поводу как-то было не с руки, а разрешения рассказывать что-либо Кацу не давал. К тому же, ревность Рицки, от которой он уже, как думалось, избавился, с новой силой проснулась. ?А вдруг Соби, узнав, что Кацу добивается Ритсу, вспомнит, что когда-то тот был с ним и решит снова…?Что Соби решит снова, Рицка даже боялся додумать до конца. Он понимал, что его мысли и опасения – полная чушь и ревнивый идиотский бред, но поделать с собой ничего не мог. И самое сильное желание в последние дни было сбежать из этой ненавистной школы и остаться с Соби наедине – без маньяков-директоров, влюбленных в них полоумных Бойцов и дурацких турниров, которые ни для чего не нужны.Кацу же полностью погрузился в свои мрачные мысли и даже ссоры с Соби его больше не веселили. Он сидел у окна и почти все время молчал. Но на бои все-таки приходил, стараясь скрыться в толпе учеников. И смотрел не на сражающиеся пары, а на Минами Ритсу, изящно восседавшего в судейской коллегии и неотрывно наблюдающего за боями. Ритсу чувствовал взгляд Кацу, но не смотрел на Бойца, сдерживая торжествующую улыбку и стараясь удержаться от того, чтобы не начать самому искать взглядом высокую статную фигуру в драных джинсах и длинную светло-серебристую косу. Ритсу чувствовал, что его сильно зацепил Боец, но держал себя в руках, понимая, что свое он возьмет. Потом. Потому что сначала надо выиграть турнир, а это вряд ли будет легко. Интриги умел плести не только Ритсу-сенсей.***Вечером, ложась спать, Сеймэй уже уверенно притянул к себе Бойца, вжимаясь в него всем телом. Нужно ли говорить, что Нисей даже и не думал возражать, осторожно обнимая его в ответ.Все решилось внезапно, хотя Сеймэй очень не любил спонтанных решений, предпочитая все долго и тщательно обдумывать. Но сейчас долгие раздумья вдруг показались Аояги настоящим кощунством по отношению к этому моменту, и к Акаме, и к себе самому.Аояги так мучительно думал, что ему делать с этим незнакомым ему чувством, да еще и в связи с Нисеем, что в этот момент его действия казались понятными и естественными. Решение пришло как откровение, как истина, не подлежащая сомнению. Потому что, если любишь – то вместе и до самого конца.Будучи человеком цельным и крайне большим собственником, он ни на минуту не сомневался в принятом решении.Их Связь должна стать сильнее всего, сокрушить все препятствия между ними. Они – Возлюбленные и обязаны друг другу этим счастьем. Его Боец должен полностью принадлежать ему. Но, в отличие от его привычных предыдущих мыслей по этому поводу была одна, очень существенная разница. Он тоже хотел принадлежать Акаме – не стесняясь, без колебаний.Сеймэй ненавидел, когда к нему прикасались даже близкие люди, но сейчас, когда его обнимал Нисей, все было по-другому, потому что он ощущал его прикосновения как свои собственные. А разве можно бояться трогать себя самого? Да еще так нежно, словно самую большую драгоценность на свете?Сеймэй, как всегда, брал то, что считал своим по праву, не спрашивая, нравится ли это Бойцу или нет. Он даже не допускал мысли, что Акаме может возражать или не хочет быть с ним. Однако здесь повезло обоим – желание быть вместе теперь было обоюдным. Острым, как бритва и необходимым, как воздух.Поэтому, когда они одновременно потянулись друг к другу ни один из них даже не удивился – это было естественно и несомненно. Губы, руки, шепот – все смешалось в какой-то запутанный клубок не до конца осознанных истин, иллюзий и ощущений, в которых и не хотелось разбираться. А хотелось просто быть вместе – пить дыхание друг друга, трогать, ласкать, гладить, брать и отдавать.- Сеймэй… возьми… - еле слышный, сдавленный от желания шепот Бойца, капитулировавшего перед своими чувствами, придавленного безумием и жаждой принадлежать своей Жертве до конца.- Ты – только мой, запомни… - твердые губы, слегка разомкнувшись, скользнули по белой коже Акаме, подчиняя, ставя метки и печати, имеющие большее значение, чем имена и заклинания.- Только твой, - повторил срывающийся голос, в котором не слышно привычной язвительности, а только неуверенная нежность. Сеймэй мимолетно удивился – Акаме может быть нежным.- Сей… можно я тебя поглажу? – Акаме надеялся, что Сеймэй поймет его странную просьбу. До пятен в глазах хотелось потрогать, провести руками по телу, которое раньше он ощущал только в своих снах.Сеймэй молча лег на спину, выпустив Акаме из объятий, открываясь перед ним, доверяя и разрешая. У Нисея даже дыхание перехватило от такого доверия – Сеймэй не позволял такого никому, а тут позволил. Ему, Нисею, своему Возлюбленному.Аояги сам поразился своим действиям. Нисей был мягким, ласковым и шёлковым.А его руки… Сеймэй закрыл глаза, чтобы острее ощущать ласку Бойца. Кончиками пальцев, словно вода по стеклу, выписывая узоры. По ключицам, по груди, по животу. Замерли у самой границы, будто спрашивают, можно ли дальше?Теплое родное дыхание у шеи, язык скользнул ниже и влажно коснулся солнечного сплетения, повело вправо, влево, обдало воздухом и тут же снова затянуло. Жарко, тянет вниз куда-то, в голове мысли мешаются…Но тут Акаме осторожно оттянул край пижамы, и остановился, неуверенно глядя Сеймэю в лицо. То, что он увидел при свете полной луны, будоражило еще больше. Глаза закрыты, ушки дергаются от возбуждения, а щеки покраснели… красивый, восхитительный… неужели разрешит?- Не останавливайся, - Сеймэй, не открывая глаза, нетерпеливо дернул хвостом. – Я хочу дальше…И слов не надо больше, только касания.Все связные мысли уплыли прочь, осталось только безумие, в котором они оба окончательно потеряли рассудок. И неважно, кто Боец, а кто Жертва – они едины и неделимы. И расчетливый, жёсткий Сеймэй, и насмешливо-ироничный Нисей сейчас оба плавились в руках руг друга, едва сдерживая стоны, все равно слетавшие с зацелованных губ.Летит на пол последняя одежда, руки становятся смелее и бесстыдней, с губ срываются возбуждающие непристойности, звучащие сейчас как изысканные хайку. Жертва уже снова сверху, подминает одним рывком под себя гибкое тело Бойца, но они оба хотели именно так. Сеймэй тянется к сброшенным на стул джинсам и достает из кармана пластиковый флакончик, а Нисею еще хватает сил удивиться, насколько все было продумано и просчитано его блистательной Жертвой. Но в следующий миг все связные мысли уносит сумасшедше-прекрасное ощущение твердых и скользких пальцев внутри. Сеймэй неопытен, но, как всегда, идеален, любые знания он воплотит на практике без изъяна. Поэтому он берет - без малейшего сомнения, без колебаний и неуверенности девственника. Это прекрасно – Нисей теряется в ощущениях, опять мельком удивляясь, откуда все это знает его любимая Жертва и улыбается от счастья, почти до крови прикусывая зубами костяшки пальцев. Больно и блаженно до умопомрачения. Лихорадочный шепот, и пальцы скользят по нежной коже, и все ближе миг единения, и только луна в окне смотрит и улыбается серебру сплетенных тел и бесстыдству Возлюбленных. Школа все-таки.