Часть 7. Опора на собственные силы (1/1)

Каких только фантиков не было в коллекции Ёжика! Из фольги и из бумаги, из разных стран и времен, любых цветов. Это был прекрасный альбом, аккуратные страницы которого радовали глаз. Ёжик принес его Копатычу и попросил взамен несколько мешков с зерном.—?Но ты же так любишь свою коллекцию,?— протестовал Копатыч.—?Не страшно. Я выкуплю ее обратно, когда Карыч откроет медовую кладовую.—?Думаешь, он-таки согласится со мной?—?И признает поражение? Никогда.—?Но как же ты получишь мёд?—?Другие попросят. И Карыч не сможет отказать. Воля народа, как-никак,?— улыбнулся Ёжик.—?А попросят ли?Ёжик поправил очки.—?Кто-то, кроме меня, пришел за семенами? Или, может быть, за рассадой? Или за саженцами?Копатыч задумался. Семян не просил никто. Все меняли вещи на готовые продукты. Однажды продукты закончатся, а сменять за новые будет уже нечего.—?Кажись, и правда ждать недолго. Да только ты не знаешь Карыча. Он костьми ляжет, а от своего не отступится.И хотя книжка строго-настрого запрещала это делать, Копатыч попытался отдать зерно даром. В знак дружбы и признательности… за всё.Ёжик отказался. Потому что закон справедлив только тогда, когда един для всех. Конечно, спору нет: хорошо получить что-нибудь нужное бесплатно. Но тогда выйдет, что мир устроен нечестно, пусть даже и в пользу Ёжика. А этого он никак не мог допустить: лучше уж жизнь без фантиков, чем без справедливости.Когда он ушёл, Копатыч осмотрел оставленную коллекцию: кучу обёрток от конфет и жвачки. Из фольги и из бумаги, из разных стран и времен, любых цветов. В общем, это был какой-то, действительно, альбом. И у него были страницы. Вот, вроде бы, и всё.***Еда, полученная взамен микроскопа, почти кончилась, и Лосяш с утра бродил по лесу в поисках мухоморов. Детское это пристрастие, казалось, давным-давно оставило его. Но, как говорили старшие товарищи, ?мухомор умеет ждать?. И теперь стресс и голод вернули к жизни старые привычки.Грибов набралось два полных мешка. Лосяш вывалил их в ванну, включил горячую воду и приготовился забраться внутрь. Покуда грибы отмокают, тело сможет немного расслабиться.Но не успел Лосяш занести над ванной копыто, как в дом с грохотом ввалился Крош.—?Что делаешь? —?Крош принюхался. —?Или варишь чего? —?Он посмотрел в ванну и скривился.—?Это старинный рецепт моего народа,?— попытался оправдаться Лосяш.—?Ага, понимаю. Я вот только что от Пина, у него тоже рецепт. В котел смотрю, ничего не видно, одно месиво. А он и говорит: я, мол, болт варю. Или гайку? Не помню уже. Что-то в общем пиновское, инженерское.—?Должно быть, гвоздь. Варёный гвоздь, говорят, меньше ржавеет.—?Или так,?— согласился Крош, который до кулинарии был еще не большой охотник и мог сварить разве что молочко. —?Слушай, Лосяш, тут такое дело. —?Крош уставился в потолок, словно там было что-то, из-за чего он стоил изучения. —?Не знаю, как на это намекнуть, так что скажу прямо. Помнишь, когда мы к Копатычу ходили, у тебя банка с искусственным медом вывалилась? Так я его съел. И, в общем… у тебя еще эта штука есть? Видишь ли, чудесный вышел продукт, клянусь своей треуёлкой. Вот, думаю, обязательно надо Ёжику дать попробовать. Так у тебя есть?—?- Боюсь, этот медадон был в единственном экземпляре.—?Да ну! Значит, придётся сделать ещё,?— Крош нервозно заскакал вокруг Лосяша. —?Когда будет готово? Ёжик долго ждать не будет, ты его знаешь. Он такой: ?У-у-у-у, где мой додон!??— и всю долину по кирпичикам разберёт. Его лучше не злить. Ну, давай, за дело.—?Друг мой… артистичный,?— понимающе протянул Лосяш. —?Я бы с радостью вам помог. Но это невозможно! Я уже отдал Копатычу микроскоп. А микроскоп просто-таки необходим для изготовления медадона.Видя состояние обезнадеженного Кроша, наблюдая пропотевшую его шерстку, бегающие глаза, Лосяш сочувственно вздохнул и предложил воспользоваться ванной с мухоморами, которую так долго готовил себе. Крош принюхался, но отказался?— это было совсем не то же самое, что свежий, тающий в пасти, бодряще-морозный и крутящий язык и всё, что следом, медадон.—?Копатыч нам так запросто микроскоп не вернет,?— рассудил Крош. —?Поэтому собирайся. Пойдём к Карычу. Хватит уже с него, накомандовался.Они вышли, а добравшись до домика Карыча, нос-к-носу столкнулись с Барашем и Нюшей, притащившимися, судя по всему, с похожим настроем.***Ежик перебрал зерно и вышел на задний двор. Грядки были вскопаны с вечера. Он оглядел их без гордости, с одной лишь скукой, поминая вчерашнюю усталость. Он схватил было горсть семян, пропустил через пальцы бежевый ручеек, прислушался к их сухому шороху, а затем?— к своим ощущениям. Чувства молчали. Сельское хозяйство оставалось лишь способом раздобыть еду. Оно не станет ни хобби, ни манией, ни хотя бы приятным досугом.Ёжик бросил зерна, и те упали на землю.От двери донесся шум. Ёжик обошел дом и увидел Копатыча, копошащегося на крыльце. На спине?— увесистый рюкзак. В руках?— альбом с марками. Копатыч, наклонившись, прилаживал альбом к двери.—?Копатыч.—?А?! Что! —?Копатыч дернулся, будто наступил на гвоздь. Вещи в его рюкзаке брякнули —А-а-а, Ёжик, это ты,?— Он говорил в известной манере: подолгу выуживая из памяти подходящие слова, пытаясь одновременно и отдышаться, и словно бы извиниться. —?А я тут вот… это самое. —?Копатыч замолчал и, кажется, не собирался больше говорить, считая, что объяснил достаточно.—?Я понял. Ты хочешь вернуть всем их вещи,?— Ёжик гордился своей дедукцией и изредка козырял ею. —?Но почему? И почему ты делаешь это втайне?—?Всем все вернуть? Нет. Ничего такого я не планировал. Я хотел только тебе вернуть. Ты ведь свой альбом сам собирал. Столько труда вложил в него. У остальных-то что там? Микроскопы, платья, перо да чернила, морковь (а тут стоит сказать, что на днях Крош, еле сдерживая смех, выменял на морковь свою же морковь, чем немало удивил Копатыча). Лишь для тебя ценной вещью было что-то, сделанное своими руками. И кроме этого… —?Копатыч замялся. Стащив с головы соломенную шляпу, он замял и её. —?В общем, зря я всё это начал.—?Это почему же?—?Потому что я не хотел ни микроскопа, ни альбома твоего, ни чернил. И даже мёда, честно говоря, мне давно не хочется. А хотелось мне, чтобы мы жили по правде. Чтобы все было честно. Сколько заработал?— столько и получил. Сколько отдал?— столько и взял. Вот чего я хотел.—?Это называется ?справедливость?.—?Ага, может так оно и называется. Да только вот смотрел я вчера на твой альбом, долго смотрел, разглядывал, изучал?— и ничего в сердце не отозвалось. Он для меня и остался: стопка страниц, да цветные квадратики. Подумал и о чужих вещах, присмотрелся к ним. И тоже ничего не ёкнуло.И тут я понял.Понял, что мечтал о равенстве, а обмен устроил совсем не равный. Ведь ваши вещи вам куда ценнее, чем мне. Для меня они?— безделушки, а для кого-то?— целый мир. И эти миры я у всех отнимаю. Выходит, забираю я куда больше, чем отдаю! Вы приносите всю свою жизнь в обмен на одно мое лето. Здесь нет равенства.Я понял, что мечтал о свободе, а принес принуждение. Думал: каждый будет получать за свой труд что-то хорошее, а значит?— будет свободно делать, что любит. Но разве можно любить свое дело, если ты занят им не по собственной воле, а по принуждению пустого желудка? Здесь нет свободы.Кажется, я даже мог бы стать счастливей благодаря тому, как все устроил. Но всех остальных, как я вижу, это делает только несчастней. Значит, я принес в мир печали больше, чем радости. Здесь нет справедливости.—?Значит, теперь все будет так, как было?—?Нет, Ёжик. Как было не могу уже я. Ведь как-то ночью, читая твою книжку, я поклялся своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого смешарика, и никогда не попрошу, и не заставлю другого смешарика жить ради меня. Поэтому я и не прошу тебя, и не заставляю, а просто сообщаю: я ухожу. Я уйду в наши горы, а может быть, чуть дальше, чем в наши. И буду жить так, как считаю нужным, опираясь только на собственные силы и ни у кого ничего не прося, хозяином и себя самого, и всего окружающего мира. И буду рад, если рядом окажется кто-то, кто понимает меня и принимает таким, каким я теперь стал.—?Но ты не просишь?—?Нет. Не прошу.Ёжик посмотрел направо, в сторону гор, где нет ни домиков, ни фантиков, ни новых книг, ни старых друзей, ни летнего моря, ни новогодних праздников.—?Доброго тебе пути, Копатыч,?— сказал он и поправил очки, чтобы, прикрываясь этим жестом, утереть глаз.Копатыч вздохнул, вытер ноги, как будто собирался не отшельничать, а зайти в гости, крепко обнял Ёжика и ушел.У Ёжика совсем не стало настроения, чтобы сажать семена, и он решил выпить чая. Он поставил чайник, достал чашку и приготовил стол. Не хватало только печенья. Он отпер трюмо и, пытаясь нашарить овсяное в его недрах, наткнулся на горшочек с мёдом.?А ведь этот горшочек мог бы ему пригодиться?,?— подумал Ёжик. —??Он бы согрел его в долгом пути, он бы напоминал ему о доме и обо всех нас?.Встрепенувшись от этих мыслей, позабыв на плите вскипающий чайник, Ёжик схватил горшок и выбежал на крыльцо. Помимо мёда в его руках совершенно непостижимым образом оказались тулуп и валенки, а за плечами?— рюкзак, набитый всякими штуками, полезными в походе.Ёжик рванул направо, но медведя уже не было видно. А за спиной слышались едва различимые крики. Ёжик обернулся. Из-за горизонта, оттуда, где когда-то жил и один за всех трудился Копатыч, поднимался черный столб густого дыма.КОНЕЦ