Часть 2 (1/1)

Герда полила две розы – алую и белую, – потом быстро коснулась губами их прохладных шелковистых лепестков и тут же оглянулась – не увидел ли Кай. Впрочем, что это она, Кая же нет дома. Испугалась невесть чего. Да просто дело в том, что названный братец терпеть не мог всяких нежностей. Герда вздохнула. А ведь давно ли они были детьми… Давно ли они в маленьком саду мечтали над такими вот розами? Загадывали на будущее… Все прошло, когда они повзрослели.Это случилось как-то очень внезапно. ?Вот, дочка, ты уже большая?, - сказал ей отец в день шестнадцатилетия – и подарил часы. Герда тогда улыбнулась и поцеловала отца в лоб. Может быть, ей хотелось чего-то другого, но отец так старался, создавая это чудо – маленькие часы в виде раскрывшегося розового бутона… он знал, что его дитя любит розы, и Герда с тех пор не расставалась с этими часами. Ее родной отец – и названный отец Кая – был лучшим во всей городской округе часовщиком. Он не просто создавал механизмы, умеющие показывать время с точностью до секунды, но вдохновлял в них жизнь, он создавал вещи, которые, казалось, могли плакать и смеяться... Красота и ремесло, строгая, выверенная механика и тут же - полет фантазии – вот в какой обстановке выросла Герда. И Кай…Кай был сыном школьного учителя – лучшего друга часовщика. Учитель, нелюдимый, но незлой, как все говорили – странный человек, мечтатель – долго жил один, а потом вдруг женился, да как-то странно, как-то сразу… Про его жену болтали всякие несуразности, но скоро она исчезла, оставив сына. То ли умерла, то ли… Учитель тоже быстро последовал за ней в могилу – простудился слишком рано начавшейся зимой. После него остался маленький мальчик да эти вот розы. Они были волшебными – цвели круглый год и никогда не увядали. Говорили, что их подарила отцу Кая любимая жена…Улыбнувшись розам – немного печально, Герда поправила стоявшие в вазах на столе и на камине простенько украшенные еловые веточки и, напевая, принялась за уборку. Это было не тягостное для нее дело – ведь ей приходилось смахивать пыль с часов отца. Большие напольные часы – громоздкие, тяжелые, со огромными черными стрелками, словно роскошными усами, – Герда звала их ?дедушкой?, и тут же – легкие деревянные часики в виде луковицы, стоящие на каминной полке… И на стене висели часы да не одни… но самыми любимыми были те, что стояли на столе – в них маленький изящный циферблат был вделан в искусно нарисованный портрет мамы… Маму, по правде сказать, Герда почти не помнила. Ее мать умерла позднее, чем семья часовщика взяла к себе маленького Кая, оставшегося круглым сиротой. Так что и Кай, и Герда помнили ее совсем чуть-чуть…?Моя мама скрылась в метели?, - как-то сказал Кай про свою мать, которую совсем не помнил. Но Герда не поняла, что он хочет этим сказать – ведь они были тогда совсем маленькими…Часы, показывающие точное время все как один… время, однако, уже позднее – вечер. Темный зимний вечер, а Кая все еще нет. Отца тоже не было дома, но Герда не волновалась – на Святки он отправился проведать кума, да, видать, загостился у него, как не раз случалось. А вот Кай… Говоря откровенно, для Герды он стал в последнее время загадкой. Она совсем перестала понимать, о чем он думает, чем живет… Он стал каким-то…?Чужим?? - девушка упрямо покачала головой, отгоняя это грубое, жесткое слово. Ее Кай не может стать ей чужим. Ее Кай…Скрипнула дверь.- Кай! – воскликнула Герда звонко, как птичка, и даже хлопнула в ладоши. Совсем молоденький юноша, почти еще мальчик, вошел в дом, принося с собой в маленькое, уютное, пахнущее свежеиспеченными пирогами жилище частицу царящей на улице зимы. Кай был весь в снегу – снежинки таяли на его белокурой непокрытой голове. Герда ахнула.- Кай, почему ты без шапки? – спросила она растерянно. И добавила совсем тихо: – Простудишься.Ее ласковые карие глаза встретились с прохладным взглядом голубых глаз Кая. Юноша усмехнулся.- Герда, не будь как мамочка. Молоденьких девчонок это ужасно старит, - важно изрек он, сбрасывая овечий полушубок. – Никогда я не простужусь. Я только перекусить – и снова уйду.- Куда же опять?- На площадь, там святочные гулянья – ты что, не знала? Там и по ночам народу полно. Ночью интересней. Музыка, праздничные огни – красотища.- Кай, но мороз же крепчает, - попыталась возразить Герда, подавая усевшемуся за стол братцу блюдо с пышными свеженькими пирожками. – Останься дома, я сейчас заварю чай, мы посидим, как раньше, и…- Вот спасибо, удружила, - Кай беззаботно побарабанил пальцами по деревянной столешнице. Его красивое, круглое, румяное с мороза лицо на миг исказила злая гримаска. – Буду я тут сиднем сидеть с тобой, как дед какой-то столетний…И надкусил капустный пирожок.- Вкусно, - снизошел он до похвалы.Герда подошла к окну.- Кажется, начинается метель… - тихо сказала она, раздвигая занавески из тонкого самодельного кружева. – Куда же ты пойдешь? Оставайся дома, Кай. Никого не будет на площади в такую погоду. Кай лишь пожал плечами. Он начинал признавать, что Герда права, но частенько бравшее над ним верх упрямство не давало признать это. Впрочем, было тут не только упрямство, но вот объяснить это своей названной сестре он не мог…- Знаешь… - задумчиво продолжала девушка, и в ее голосе послышались мечтательные нотки. – Говорят, когда мороз и тишина, все деревья укутаны сверкающим снегом, но не одна веточка не шелохнется – тогда из своего терема вышел прогуляться отец Мороз. Но когда начинается злая метель, ветер бьет в лицо и заносит снегом дороги на горе запоздалым путником – это решил поразвлечься молодой Снежный Король. Ты не боишься его, Кай?Кай едва не поперхнулся морсом, которым он второпях запивал пирожок. Прокашлявшись, он громко, грубо даже расхохотался.- Ох, Герда, - проговорил он наконец, - какая же ты еще малышка. Все веришь во всякие глупости. В розы волшебные, теперь вот это…- Они волшебные, - упрямо возразила Герда, вдруг почувствовал, как долго скрываемая обида наконец-то подкатила к сердцу и грозит вылиться наружу горючими слезами. - Ты же видишь – они не отцветают. Ты ведь сам говорил…- Мало ли что я там говорил, - все так же бесцеремонно перебил юноша свою подругу. – Просто сорт такой – вот и все. Да не в цветах дело. А дело в том, что ты никак не хочешь взрослеть, Герда. Маленькая, маленькая Герда…Девушка снова отвернулась к окну, стала вглядываться в темноту, пыталась разглядеть хоть что-то за стеклом, но снежинки вдруг заплясали перед глазами сумасшедший танец, да так, что закружилась голова. На миг из этого белоснежного хаотичного мельтешения вдруг явилось лицо – ослепительно прекрасное, с тонкими, словно вырезанными резцом чертами в обрамлении синевато-черных волос, развевающихся по ветру мрачными волнами. Холодные темно-синие глаза встретились с глазами Герды, затягивая ее в свою бездонную глубину – и она покачнулась, громко вскрикнув и отпрянув от окна. А потом сознание покинуло ее на секунду, но Кай, подхватив, не дал ей упасть. На какое-то мгновение его лицо, полное тревоги, стало лицом прежнего Кая, которого все время вспоминала Герда и по которому втайне так скучала...- Ты чего? – спросил он наконец. Голос его прозвучал испуганно.- Я видела его, Кай, видела! – Герда, блестя карими глазами, возбужденно вцепилась в рукав названного братца. – Это был он, Снежный Король!- Тьфу ты, опять! - Кай разозлился, и от прежнего мальчика вновь не осталось следа. – Да уймись ты, сестренка. Ты просто сказок начиталась перед Рождеством. Вот отдохни-ка лучше, приляг, поспи, тогда и перестанет мерещиться. Да не бойся ты, - видя, как нахмурилась Герда – обиженно и растерянно одновременно, - Кай вновь рассмеялся. – Пусть он только попробует тебя обидеть, этот Снежный король, я его вмиг растоплю в камине. Все, Герда, ложись, отдыхай, а я пошел.- Все же уходишь! – в досаде воскликнула девушка. – На ночь глядя, в мороз, в метель…- Ухожу. Отстать, пожалуйста.- Тогда я с тобой, - решительно заявила Герда и потянулась к своей шубке.- Еще чего не хватало. Да пойми же ты наконец – мне хорошо в мороз и метель! – Кай в сердцах вырвал у Герды ее шубку. – Тянет меня, словно… А, ты все равно не поймешь!- Ну подожди, - теперь она едва не умоляла. – Я постараюсь понять. У меня плохое предчувствие, Кай… Еще это видение. Останься дома сейчас, прошу. Я как раз хотела сегодня поговорить с тобой. Я решилась…- Наговоримся еще. – Кай натянул полушубок, но по-прежнему и не подумал надевать шапку, его пшеничные кудри рассыпались по грубой овчине. – И не вздумай ходить за мной. Иначе… иначе мы поссоримся – навсегда! Вот так. Да.И самым решительным тоном проговорив эту угрозу, Кай выскочил за дверь.Герда, тихо всхлипнув, села у стола, сложив руки на коленях. Недоеденный Каем пирожок расплывался в ее глазах, все же заполнявшихся понемногу слезами.- Я решилась… - тихо повторила она, - решилась признаться сегодня, что люблю тебя, Кай. Я, – всхлип, – люблю... тебя…Только мерное, четкое тиканье многочисленных часов в тишине… Герде никто не ответил. ***Если бы кто-нибудь спросил сейчас Кая, почему он так рвется из дома прочь в этот поздний вечер, так жестоко обойдясь с девушкой, ближе которой у него не было никого, он бы вряд ли нашел, что ответить. Это был зов. Тяга. Что-то, исходящее из самой глубины его существа, влекло его сейчас на площадь городка, с которой – Герда была права – начинающаяся метель спугнула народ. Это ?что-то? делало его необыкновенным мальчиком. Это ?что-то? мешало ему видеть мир так, как видели все остальные. И, наконец, это проклятое ?что-то? отдаляло его от Герды. От маленькой, глупенькой, надоедливой… и такой родной Герды.Заметаемая начинающейся метелью площадь была пуста. Но не пустынна. Сразу чувствовалось, что праздничная суета покинула ее лишь на время – передохнуть в теплых, полных мягкого света и запаха свежей выпечки домах, послушать старые как мир рождественские истории, вздохнуть полной грудью – а потом опять круговорот веселья, игры в снегу, хороводы, санки, танцы на коньках…Но Каю было хорошо сейчас, на этой тихой, пустой, отдыхающей от веселья площади, где свежий снег заметал блеск мишуры и причудливую кудрявость серпантина. Кай с какой-то злостью посмотрел на размякшую бумажную ленточку и вдруг с неожиданной злостью втоптал ее в снег каблуком…- Браво, - услышал он совсем рядом тихий, вкрадчивый, потусторонний какой-то и – в то же время – такой реальный голос. Это был красивый голос. Звучный голос. И очень холодный. Кай медленно, все еще не спуская с губ насмешки, поднял глаза…- Ну наконец-то, - сказал Лионель. Он стоял прямо перед Каем, улыбаясь, а его длинные черные волосы, развевающиеся по ветру – или создающие ветер – казались частью все усиливающейся пурги. – Наконец-то настал тот час, когда я смогу в полной мере отомстить человеческому отродью.Усмешка все еще не сходила с губ Кая. Но не потому что он хорохорился – просто застыл от ужаса, от близости этой воплотившейся жуткой сказки, над которой сам смеялся четверть часа назад.- Говоришь, растопишь меня в камине? – усмехнулся Снежный Король. – Ну-ну. Попробуй. Попробуй помериться силами со мной. Только это будет не здесь. Ах да… чего-то не хватает для полноты сюжета. Лионель взмахнул белоснежной рукой – и в пышном кружении метели, постепенно становившимся все более нереальным и сумасшедшим, вдруг явились блистающие синим льдом и серебристым снегом сани. Две самые большие и пушистые снежинки тяжело спустились к саням, увеличивались, пухли, обретали очертания, пока не превратились в двух белых медведей, запрягшихся в сани сами собой… - Когда-то человек отнял у меня мою возлюбленную, - тихо сказал Снежный Король, спокойно глядя на Кая. – Вот так сейчас и я отниму тебя у той, кто тебя любит.- Кто… меня… любит?..Губы не слушались, слипались – смерзались, сознание гасло, как и зрение, только в висках что-то стучало – уж не любимые ли часы Герды?- Я…Кай хотел сказать - ?Я не хочу?, но не смог. Сознание покинуло его, и уже очень скоро снежные сани увозили его далеко-далеко…***Часы вдруг выпали из рук Герды. Те самые… маленькие часы в виде раскрывшегося розового бутон… Она так и не поняла, сломались они или нет. Их удар вдруг отдался в сердце такой болью, что девушка поняла – произошло что-то невозможное. Непоправимое.- Кай! – вскрикнула она. Голос сорвался на этом коротеньком слове. Герда быстро сунула ноги в сапожки, кое-как накинула шубку и, раскрытая, выбежала навстречу метели.- Кай! – нет, не получалось кричать, голос срывался. Она бежала по снегу, который все сильнее наносила ей под ноги вьюга, и страх так тяжело и больно бился в висках…- Кай, Кай… - звала она своего ледяного мальчика.- Ха-ха, – услышала Герда в ответ голос, завораживающий снежной красотою. – Это ты виновата, милая девочка. Мне он не нужен – да и кому он нужен, кроме тебя? Но не надо было его так сильно любить. У меня на это… как говорят ваши ученые чудаки – ха-ха! - аллергия. Но если бы знала… если бы ты понимала хоть чуть-чуть… как мы с ним похожи – он и я.- Снежный Король… - прошептала Герда. Она упала на колени – ноги уже не держали ее. Рука без перчатки, на которую она отчаянно оперлась, ушла в снег по локоть. Глубоко вздохнув, обжигая легкие неожиданно-неистовым холодом, она вдруг почувствовала на губах мертвяще-ледяное прикосновение…***Герда болела долго. Ее нашли почти полностью занесенной снегом неподалеку от площади. Кая так и не нашли. Много дней между жизнью и смертью… Но, бредя в жару Снежным Королем, она цеплялась за жизнь так сильно и отчаянно, словно и была самой жизнью… Герда выжила. И наконец-то вышла за порог… бледная, с потускневшими локонами и сильно блестящими, ставшими такими большими на исхудавшем лице карими глазами.- Кай, - прошептала она. Никто не ответил. Кая не было. А в мире уже счастливо бушевало юное цветение, молоденькая зелень глянцево блестела, красуясь в теплом, уютном солнечном свете. Герда удивленно приподняла тонкие черные брови. Весна. Уже давно наступила весна.