Глава четвертая (1/1)

4.Бесцельно слоняясь на следующий день по Одесским улицам, Яша снова и снова возвращался мыслями к вчерашним событиям, снова и снова прокручивал их перед собою, ощущая мучительный стыд за свою слабость и излишнюю чувствительность.В глубине души Яша понимал, что его вины здесь нет, – что поделать, если таким уж он уродился и с самого детства, когда еще бегал в коротких штанишках, старался избегать стычек с другими детьми, даже когда они, стоило Яше с виолончелью выйти во двор, начинали до бесконечности повторять какую-нибудь обидную нелепицу, вроде: ?Жид, жид, кровожид, по веревочке бежит, а веревка лопнула и жида прихлопнула!?. Как же тяжело ему было сохранять равнодушный вид! Только на кухне, приткнувшись в пыльном углу за дровяной плитою, Яша давал волю слезам, и Стеша, милая Стеша с золотыми косами, сама еще совсем девочка, садилась рядом и гладила его по голове теплой ладошкой: ?Яшенька, нехай вам кручиниться с этих малахольных!?.Только один раз Яша не вытерпел и, вытащив виолончель и аккуратно уложив на поребрик, освободившимся футляром ударил главного обидчика, здоровенного Федьку Дулю, снискав себе этим поступком славу ?мишигинера?, попросту говоря, чокнутого, но, в тоже время, получив, по крайней мере, возможность спокойно выходить во двор.Но природная мягкость и отвращение, испытываемое Яшей к любому насилию, никуда не исчезли. Загоревшись идеей всеобщего равенства и придя к анархистам, он, осознавая, несомненно, что путь к народному счастью не может быть совершенно гладким и бескровным, подспудно надеялся, что его та грязная и неприглядная сторона анархизма не коснется. Теперь Яша понимал, какой нелепой была эта надежда. Вчерашние выстрелы и крики все еще стояли в ушах, вызывая противную дрожь и одновременно – стыд за то, что едва не подвел товарищей, потому что не следил за подворотней. Появись неожиданно дворник или кто-нибудь из жильцов – и акт экспроприации мог кончиться провалом…Многое, очень многое нужно было Яше понять и переосмыслить, чтобы, в конце концов, переломить себя, и как никогда, он испытывал сейчас потребность в беседе со Стариком, жаждал задать ему те вопросы, что так терзали его.Но, увы, Яшиным надеждам не суждено было сбыться, – к его приходу в подвальчике на Запорожском вот уже несколько часов шла гулянка. Едва шагнув через порог, он чуть не споткнулся о протянутые поперек дороги ноги валявшегося на полу незнакомца в некогда хорошем костюме. Словно стараясь перекричать друг друга, всхлипывали невпопад две скрипки, им вторили пьяный хохот, веселый визг нескольких женщин, ругань спорящих, звон бутылок и разухабистая ?Янки Дудль?, изрыгаемая бешено вертящимся граммофоном.Из-за стола неслось на мотив ?Камаринской?:Ах ты, сукин сын, Романов Николай,Что хорошего ты сделал, отвечай.?Я открыл свои в России кабаки,Чтобы пили монопольку мужики,Чтоб несли в казну последние гроши,А оставили себе одни шиши.Превратил я всю Россию в кабачок,Без похмелья жить не может мужичок.Ему б с голоду казенное виноУж особенно пьяно, пьяно, пьяно.А для пущего веселияКормлю милостью монаршею,Кормлю милостью монаршеюДа березовою кашею.Доброта моя безмерная,Трачу деньги непомерные,Не истратят в десять лет пять деревеньТо что выброшу на ветер каждый день!Развлекаюсь я банкетамиИ любуюсь я балетами.У меня в казне мужицкие гроши,Награжу тебя, балетница, пляши!(1)И весь этот немыслимый шум сливался в одно целое, плыл в воздухе, заполненном клубами папиросного дыма, которые, словно туман, окутывали пьющих и пляшущих людей, оставляя различимыми лишь силуэты и создавая совершенно фантасмагорическую картину, наподобие так пугавшего Яшу в детстве ?Сада земных наслаждений? Иеронима Босха.Старик, с которым ему так хотелось поговорить, к тому времени едва стоял на ногах, но Яшу-таки заметил и махнул ему рукой, приглашая присоединиться.– Михайлову налей! – Старик пихнул в бок пьяно хохочущего над чьей-то шуткой Мошку.Тот, не глядя, сунул Яше бутылку мадеры – пришлось взять, хотя более всего на свете хотелось ему уйти поскорее, покинув это общество по большей части незнакомых ему пьяных людей.Но, поразмыслив, Яша решил, что ничего не потеряет, задержавшись на часок-другой. Врать самому себе не имело смысла – да, хотелось уйти, но и остаться здесь, с теми, кто принимает его на равных, для кого он – младший товарищ, соратник, а не ?Дорочкин кинделе(2)? и ?таере зунеле(3)?, хотелось еще больше.Яша откупорил бутылку и сделал несколько глотков. Мадера оказалась весьма приятной на вкус и по ощущениям – куда более крепкой, чем то разбавленное винцо, что пили в доме Этингера в шаббат.Внезапно кто-то толкнул его под руку. Обернувшись, Яша увидел рядом с собою Симху Блюмкина, того мордастого широкоплечего сверстника, с которым они стояли вчера на шухере возле бакалейной лавки.Пьяно покачиваясь, Симха приятельски подмигнул Яше.– О как мы вчера этого поца(4) уделали! Хватит с него, пожировал, свинья! Ну, лехаим(5)! – он сделал изрядный глоток мутноватой жидкости из своего стакана.– Лехаим, – рассеяно откликнулся Яша, отпивая мадеры. – А много взяли у него?– Мошка говорил – пять тысяч! Да еще все, чем барыжил он, тоже наши вынесли. – Симха, что же получается, – мы тут едим и пьем, как буржуи, а где-то рабочий черствую горбушку жует?..– А и жует – что ж теперь, добру пропадать? Дыль нишкин копф(6), – усмехнулся Симха. – На бабки(7) эти динамиту Старик прикупит да прокламаций напечатает, начнем опять буржуев взрывать, вот и будет рабочим счастье.– А с этим что сделали? Ну, с бакалейщиком?..– А чего с ним делать – пристрелили, вот и вся недолга, – Симха прищурился, глядя насмешливо. – И бабу его туда же.– Бабу-то зачем?.. Не она же торговала, – непонимающе моргнул Яша.– Ну я смеюсь с тебя! Ты чего – вчера родился, клуц(8)? Говорят же – никто не свободен от вины! Ник-то, понимаешь? Шмара(9) эта на народные деньги шиковала, кофий пила, брильянты себе покупала, собак своих трюфелями кормила!– Трюфели – это грибы, собаки их не едят, – заметил Яша, но Симха, кажется, не услышал, продолжая гнуть свое, и глаза его маслянисто блестели.– Слон-то болтал, они бабе купцовой, допрежь пришмотить(10), присунули всем кагалом… Придушили маленько, чтоб не рыпалась, и давай наяривать. Только мне да тебе не досталось… Ух, я бы ее!.. Яшу передернуло. Что неприятнее всего – сквозь отвращение, которое вызвал у него Симхин рассказ, пробивалось жадное любопытство, противостоять которому не было сил. Наоборот – описанная Блюмкиным картина живо нарисовалась перед Яшиным мысленным взором: как обмякшую, бесчувственную купчиху валят на пол, задирают подол, грубо сминая кружевные юбки, срывают кокетливые панталончики и, широко распялив ее ноги, по очереди вбиваются в податливую нежную плоть и изливают в нее семя.Стало вдруг очень жарко. Яша поспешно отвернулся, чувствуя, как кровь приливает к щекам и одновременно – к паху, вызывая сладко-томительное напряжение.На его счастье, ставший тягостным разговор прекратился сам собою – спорщики, весь вечер бурно доказывавшие что-то друг другу, решили от слов перейти к действиям, начав хватать друг друга за грудки, а потом и вовсе сцепившись в яростной пьяной драке, переросшей вскоре в безобразную свалку, к которой присоединилась большая часть присутствующих. Вопли и ругань разорвало несколько выстрелов – кто-то начал палить из нагана.Яша, сам уже изрядно опьяневший, плохо помнил, как пробирался через это столпотворение, спотыкаясь о бутылки и поскальзываясь на загаженном полу. Кажется, ему посчастливилось найти то ли чулан, то ли кладовку; правда, в дальнем углу уже кто-то спал, заливисто похрапывая, но Яше сейчас не было до этого никакого дела – он свернулся на связке каких-то мешков и тут же провалился в сон.Привиделось Яше, что он с домочадцами сидит за шаббатним столом, и, будто, с ними и Стеша, хотя сроду такого не бывало, другой ведь она веры. Все как полагается – и свечи горят, и хала(11) на столе, и старинный серебряный кубок для кидуша(12). И вот, чувствует Яша, как Стешина ладошка незаметно под скатертью ползет по его колену, гладит, сжимает, забирается выше… А прямо напротив них сидит его папеле, и мурашки бегут по коже – а вдруг заметит?! Вдруг что-то словно бы толкнуло его, и Яша вмиг очнулся, еще не вспомнив толком, где он находится, но сразу почувствовав, что рядом кто-то есть. Этот кто-то возился совсем близко и шумно сопел, распространяя вокруг запах перегара и зловонного пота, лица же Яша разглядеть в темноте не мог.Чужая ладонь тем временем снова бесцеремонно прикоснулась к нему, огладив ляжки, и поползла к паху. И Яша не утерпел – схватил эту ладонь, потную и скользкую какую-то, и оттолкнул, отбросил, как если бы это было отвратительное насекомое.– Ну ты чего, чего?.. – раздался сипловатый голос Симхи Блюмкина. – Давай потрэнкаемся(13), а? Охота, сил нет!..Он вдруг ухватил Яшину руку и потянул к себе.– Во, помацай, стоит как камень!Содрогнувшись от омерзения, Яша дернулся в сторону, вслепую лягнув Блюмкина ногой. Пара мгновений – и он уже отодвигал тяжелый засов входной двери, из пропитавшегося сивушной вонью подвала выбираясь на тускло-серую предрассветную улицу.1. - Дореволюционная песня неизвестного автора.2. - Кинделе - "малыш" (идиш).3. - Таере зунеле - "дорогой сыночек" (идиш).4. - Поц - "мудак, говнюк" (идиш).5. - Лехаим - "будь здоров" (идиш).6. - Дыр нишкин копф - "не морочь мне голову" (идиш).7. - Бабки - "деньги" (жарг.)8. - Клуц - "дурак" (идиш).9. - Шмара - "девушка, женщина легкого поведения" (идиш).10. - Пришмотить - "убить" (жарг.)11. - Хала - традиционный еврейский хлеб.12. - Кидуш - в иудаизме обряд освящения вина в субботу.13. - Трэнкаться - "трахаться" (идиш).