19. Филипп. (1/1)

Три долгих дня мы не выходили за пределы спальни, три дня, ели с одного блюда и дышали одним воздухом, не в силах даже мгновения провести без любимого, изо всех сил выражали подзабытые чувства в поцелуях и ласках. Водя кончиками пальцев по моему лицу, ты пересказывал все события которые случились за время долгой погони, я же, не вслушиваясь в слова, желал только одного - бесконечного продолжения сладостной пытки, время от времени захватывая твои пальцы языком и жадными губами, блаженствовал. Отвечал невпопад, теряя голову от счастья. На четвёртый день ты сказал.- Прости за то, что пропустил торжество. Я как-то не подумал толком, захотел немедленно насладиться зрелищем твоей заботы о городе.- И тем самым порадовал меня! Так что мы квиты!- Если хочешь можем устроить повторную церемонию, и я все сделаю, чтобы дать тебе шанс проявить себя во всей красе.- Согласен принять корону Азии?- Конечно, и передать её мне должна, сама мать Дария! Хочу чтобы она признала меня сыном! Ты сможешь это устроить?- Боюсь с ней будет небольшие проблемы, …- Гефестион?- Я поторопился, боялся, как бы известие о смерти царя не обогнало меня, не дало возможности Статире с сыном бежать, старуха все видела…я не хотел, повторяю я не учёл…Ты помрачнел, бросив ласкать моё лицо, сел, спустив ноги с ложа и уставился в угол комнаты.- Это плохо филэ, но сделанного не вернуть. Не ходи к ней, я сам поговорю с матерью Дария, и вообще не приближайся более никогда к царским детям.- Понял.И в жаркую летнюю ночь, на меня вдруг дохнуло иллирийским, подзабытым холодом одиночества.- Александр, - я робко коснутся напряжённых плеч, пытаясь развернуть тебя и заглянуть в глаза. В ответ ты нервно передёрнулся, сбрасывая мои руки и резко встал.- Хватит Гефестион. Время дарованное нам Эросом закончилось, я иду работать.Стук двери. Сухой хлопок тяжеловесного красного дерева показался невероятно громким. Закрыв лицо руками, я упал в подушки, кусая себя за пальцы, чтобы не заорать от отчаянья.Впрочем церемония прошла гладко, не знаю как и какими словами ты покорил строптивую старуху, но на церемонии коронации она не колеблясь взяла с подставки золотую тиару покойного сына и водрузила тебе на голову. Я пропустил столь значительное событие, занятый сверх всякой меры столом и развлечениями, и чуть блюдо с рыбой не уронил, увидев тебя в золотых одеждах и короне, вышагивающего по парадному проходу в окружении наших и персидских вельмож. Милостиво принимающего поздравления и награждая каждого без исключения дружеским расположением. Стоя с проклятой рыбой, красиво обложенной лимонами и политой соком гранатов, я оказался настолько далёк от тебя, оттеснённый, иными, не обременёнными ношей придворными, что готов был провалиться сквозь землю со стыда. Ты, заметив моё неудобное положение, кивнул и сразу же отвернулся, выслушивая очередные похвалы от хитрющего Эвмена. Как я донёс эту рыбу и куда поставил, не помню, как побежал за тобой, как пробивался свозь толпу, как хотел быть рядом тоже не помню, наверное, в то момент мною владели демоны. Затесавшись в толщу льстецов, оттерев плечом даже громаду Кратера, приблизился.- Прими и мои поздравления, великий царь.- Гефестион, прекрати! К чему этот официоз, лучше дай знак к началу пира, хочу сегодня развлекаться всю ночь. И не уходи, помни своё место, - оно всегда около меня!Сказав так, ты разрушил было выстроенную стену обиды и я как последний дурак принялся скакать вокруг тебя, разве что, не виляя хвостом, которого у меня естественно не было. Вспоминая тот вечер, поражаюсь собственной наивности, казалось бы погрязший в интригах, привыкший к предательству и лицемерию, я мог быть более осторожен. Но нет, не хотел быть опытным царедворцем, решил - боги посылают мне эту единственную прекрасную ночь для истинных чувств, и потому открыл им своё сердце настежь. Незадолго до празднества, я имел с Багоем небольшой совет, и был удивлён, когда приятный в общении евнух, всегда спокойный, нежно-рассудительный, вдруг вбежал ко мне в крайнем волнении.- В чем дело, милый мальчик? На тебе лица нет!- Мой добрый господин, беда! Проходя мимо двора наказаний, я увидел своего друга. Его зовут Нарбазан! Предводитель войска великого царя Дария!- Ну, да я отдал приказ его казнить!- О пересмотрите своё решение, мой добрый господин! Клянусь, он достоин жить!- Нарбазан сражался против нас! И если бы судьба повернулась к нам иным боком, то в дворике казней сейчас сидел бы я, не думаю, чтобы ты вот так же запыхавшись бегал за Дарием, прося смягчить наказание македонцу!- Вы правы и все же прошу, пощадите его! Он опытный воин, и знает страну, его голова гораздо ценнее, если присоединена к телу! Что за прок от мёртвого перса, только корм для стервятников. В конце концов Багой убедил меня даровать жизнь недавнему врагу, не слишком довольный я приказал освободить его и привести ко мне, при посредничестве евнуха, мы действительно вскоре нашли общий язык, спустя несколько дней, я был даже благодарен его заступничеству. Желая как-то отблагодарить Багоя, не придумал ничего лучше чем дать возможность проявить себя, в самом лучшем своём варианте. - Танец?- Ага, хочу чтобы ты станцевал нам, тот самый танец, который уже однажды подарил Дарию!- Будет ли он уместен? - Будет Багой! Или ты думаешь, что Александр не достоин развлечений великого царя Азии?Последнее время я начал часто впадать в гнев, любое неосторожное слово могло поколебать спокойное течение мыслей, делая меня разнузданным дикарём, требующим желаемого любой ценой. Багой знал и потому не стал спорить, только попросил денег на новое одеяние. И вот переодетый для танца, он стоял, ожидая начала. Увидев меня быстрым шагом входящего в комнату неподалёку от зала для пиршеств, крупно вздрогнул и попятился.- Ну-ну! Не волнуйся, все уже изрядно пьяны и любые промахи примут спокойно!Придирчиво осмотрел по костюм, потрогал золотые браслеты на предплечья и узких лодыжках, невольно отмечая их нежное изящество. - Хорош!Мои собственные губы, увы, огрубели и стали не так чувствительны, желая убедиться в мягкости его рта, провёл большим пальцем по нижней губе и глубоко воздохнул.- Да, ты сегодня невероятно красив, Дарий был большой знаток в удовольствиях.- Я любил великого царя.Немного растягивая слова, очаровательно-тихо поведал евнух и поднял на меня влажный от непрошенных слёз взгляд. И он был так хорош и так беззащитен, этот его страдающий взгляд, что я не удержался и приласкал светлую, лишенную загара, щёчку.- Клянусь, тебя не обидят, а если кто и осмелится, будет иметь дело со мной. Постарался сегодня! Услади взор моего Александра.- О господин, - Багой опустился на колени и взяв мою руку стал покрывать её поцелуями, в свою очередь, растрогавшись, я наклонился и ласково поднял прекрасного юношу, повторив, что сказал в начале. - Постарайся! Уж лучше бы у меня язык вывалился! К тому времени, ты был уже изрядно пьян и теряя нить разговора, вяло спорил с Птолемеем, о каких-то кавалерийских уловках, заплетающимся языком, уверяя друга в его полной неосведомлённости. Приблизившись, я решительно отодвинул кучерявого спорщика, в полголоса приказывая ему замолчать, возлёг рядом с тобой. Даже будучи несогласным с таким проявлением власти, ты не показал вида, только горячо пропал губами к моей шее, оставляя яркую отметку.- Где тебя носило, филэ? Я тосковал! - Я пришёл мой Александр, я здесь, рядом! И так будет всегда, как бы далеко мы не расходились, все равно душой вместе.- Но, я хочу и телами! Гефестион! Вечно ты где-то бродишь и кого мне прикажешь обнимать? Своё пустое ложе?- Прости, любовь моя! Обещая, сегодня я никуда не сбегу!- Ну и этом спасибо, - громко вздохнув, крепко обнял мою талию, устраивая подбородок на плече. Хотелось его подбодрить, и я заговорил о евнухе.- У меня есть для тебя подарок. Мальчик Дария! Говорят великий царь испытывал к нему сильное чувство, забывал своих жён и наложниц, ради ласк Багоя.Моя рука скользнула по твоему плечу, нежно прочертив любовную дорожку. Обратив на себя твой взгляд, я загадочно улыбнулся, словно спрашивая: - а ты, ты будешь ставить меня выше всех? Ты понял и рассмеялся.- Гефестион! Я не Дарий и гарема у меня нет! Ты, мой единственный филэ, другого мне не надо! Все чего я желаю, ты даёшь мне с лихвой. - Я просто люблю тебя, Александр.- И я Гефестион, силками мойр привязан к тебе навечно, и к Аиду сомнения!Покрепив слова долгим поцелуем в губы, совершенно меня успокоил.- Кстати, где подарок? Хочу его получить!Откинувшись на спинку ложа, я жестом подозвал слугу, веля Багою приготовился. И как только музыканты доиграли очередную мелодию, и установилась относительная тишина нарушаемая только пьяными выкриками и смехом веселящихся гостей на середину пиршественного зала вышел золотой кокон. Так, во всяком случае решили все, увидев танцовщика закутанного с ног до головы в блестящую парчу расшитую драгоценными нитями. Арфы и флейты, перекликаясь мелодичными голосами, завели чужеземный диалог, а сверкающий кокон начал потихоньку кружиться в такт мелодии.- Забавно, - фыркнул ты и часто задышал, видимо зрелище начинало нравится неискушённому в восточных ухищрениях, македонскому глазу.Не показываясь, Багой двигался внутри золотого кокона, волнообразными движениями всего тела, притягивая к себе внимание. Точно бабочка перед выходом из жёсткой скорлупки-куколки, он танцевал внутри, показывая борьбу прекрасного создания с жёсткой, плотной тканью.- Гефестион, твой подарок почему-то не хочет раскрываться!?- Будь терпелив, Александр, уверен, это только начало!Словно услышав наши слова, танцовщик вдруг застыл, покачиваясь на кончиках пальцев от невидимого ветерка и вдруг с шумом распахнул грубую парчу, бросая её на пол, оставаясь в полупрозрачном шифоном одеянии, совершенно не скрывающим его гибкое тело. Тонкую талию, и по-женски округлые бедра. - О боги, он мог сравниться в изяществе с Дионисом, а в прелести лица, с Аполлоном! Волосы иссиня-чёрные, перехваченные золотым обручем, так выгодно отеняли блеск старинного металла, что казались шёлковой ночной завесой, маленькие ладони и ступни, щедро украшенные хной, отзывались на каждое телодвижение невероятными по красоте, жестами. Не отрываясь от обольстительного зрелища, ты неосознанно сжал мою руку, да так, что на ней появились красные пятна. Я тихо застонал от боли.- Александр?!- А? Что?- Ты делаешь мне больно!- Прости! Разжав пальцы, вновь приковался взглядом к талантливому евнуху, не желая упустить ни одного его поворота, жадно впитывая каждое движение. Теперь, я был уже не уверен в своём желании развлекать тебя, слишком знакомый, жадный до добычи взгляд охотника появился в твоих тёмных зрачках.Ты хотел Багоя! Желал обладания им!И то, как ты поглаживал мои бедра, как надрывно дышал на ухо, как мелко дрожал, говорило только об одном. Запрятав глубоко в себя ревность, я беззаботно шепнул на ухо, боясь услышать положительный ответ.- Прислать его, к тебе?Ты на короткое время оторвался от персидского красавца и серьёзно посмотрел на меня.- Пожертвовать, ради какого-то мальчишки, твоим обществам? Нет, филэ! Хочу тебя, как и всегда! Облегчённо выдохнув, я пропал лбом, к твоему плечу.- Мой, ты только мой!И не было никакого Багоя, не было его ворожбы и даже красота его не имела значения. Притянув к себе, целовал тебя, грубо, чувственно, поцеловал так, чтобы даже сомневающихся могли уверится в наших взаимные чувствах. Отбросив приличия, горячо прошептал на ухо.- Уйдём в спальню, брось их всех, ради меня!Сопровождаемые недоуменными взглядами, мы покинули пиршественную залу, не досмотрев танец. Грация евнуха возбудила, я, не колеблясь, потребовал удовлетворения своей чувственности, и ты не мог сопротивляться, никогда не мог, потому покорно шёл за мной!На ложе, мы переставали быть Александром и Гефестионом, ведущим и ведомым, наши роли настолько перемешивались, когда рыча от вожделения я первым валил тебя на спину, горячо целуя. Это было наше личное безумие, одно на двоих, где каждый старался большое отдать, чем воспользоваться страстью партнёра. Наши одежды срывались в мгновение, ты не любил чувствовать ткань между телами и потому мы занимались любовью исключительно обнажёнными. Ласки перемежались с лёгкими ударами, поцелуи с укусами, кровь мешалась со слюной и спермой. Жажда обладания, терзающая взмыленные от любви, тела, требовала немедленного насыщения и о боги, мы неслись на безумных конях, наших желаний. Движения крепких бёдер навстречу друг другу, хриплые выдохи, крики, нет, мы никогда не скрывали наших чувств, наплевать, что стоящие в карауле телохранители слышали громкие вопли страсти. Мы стонали, ревели, визжали точно дикие звери, драгоценные персидские покрывала раздирались в клочья, билась посуда, строящая у ложа, казалось весь мир сошёлся, сжался вкруг нас, раскалился, от пульсирующего воздуха, исходящего из раздутых от любви, ноздрей.- Александр! - Филэ!Утомлённые, мы заснули только под утро, не разрывая объятий. Не знаю, как ты, но я очень нуждался в родных прикосновениях. В полной уверенности в неизменности чувств, доверии, которое убаюкивало моё неспокойное сердце, и конечно, я не предал значения, почему по пробуждении, заметил твой оценивающий взгляд на моих обнажённых членах. Все началось с тихого ночного разговора, несмотря на усталость спал я на редкость чутко и потому уловив еле слышный шёпот за ширмой, враз пробудился. Сел, внимательно вслушиваясь в слова. Ты говорил с кем-то, необычайно тепло, даже проникновенно. Потерев виски, неслышно поставил босые ноги на пол, стопы тотчас утонули в густом ковре постеленном под ноги. Осторожно приблизился, подобный ночной тени. - Будь благословен, Багой, прекрасный евнух, ты сумел порадовать моё сердце, твой танец есть нечто совершенно божественное. Я вспоминаю его каждый день.- О великий царь, я лишь желал повеселить вас.- И у тебя получилось, клянусь Зевсом! Не устаю поражаться способности моего Гефестиона находить нужных людей, он вездесущ и в каждом вопросе, знаток. Даже в таком деликатном, как мои развлечения.- Я его верный слуга и ваш тоже.- Знаю, дорогой мальчик и хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что.Замерев в шаге от вас, я словно окаменел, ловя каждый звук, от меня не укрылось учащённое дыхание любимого, ровно такое, как бывало перед сражением или ночью любви. Ты был взволнован, но, подавлял в себе желание. Какое именно?! Я терялся в догадках, услужливые мысли подсказывали самые грязные предположения, и замирая от них, ждал.- Принеси воды, здесь жарко и страшно хочется пить.Выдох облегчения, непроизвольно я схватился за выступ в стене, чувствуя слабость от собственных фантазий. Надо незаметно вернуться на ложе, чтобы ты не подумал будто бы я следил за вами.- Багой!Рука протянутая вперёд, робко коснулась шеи смущённого евнуха; опустилась,в задумчивости ты обрисовал острую ключицу, перебрался пальцами на плечо, задержался на нежной выпуклости груди, способной соперничать в нежности с девичей. Заворожённый, ты тайно знакомился с ним, и кажется был доволен произведённым впечатлением. Багой, не смел понять глаз, но не отступил и не скинул рук, напротив, пластика его движения, когда он невольно подался вперёд, сделав шаг тебе навстречу, привела меня в бешенство.Плюнув на последствия, я заорал пугая не только вас, но даже караул стоящий этажом ниже.- Пшёл за водой, скотина!Ты резко отдёрнул руку и воззрился на меня, так словно увидел призрак. Наверно я действительно представлял страшное зрелище: в одном покрывале, обёрнутом вокруг бёдер, с спутанными волосами, с глазами полными ревности.- Гефестион? Ты почему встал?- Пить захотелось!- Тебе тоже? Удивительно, эти персидские ночи такие душные. Багой, - отвернувшись от меня обратился к евнуху, - принеси нам пожалуйста воды на двоих. Будь так добр.Дождавшись ухода слуги, уже с совершенно иным выражением лица развернулся ко мне.- И что все это значит? Гефестион? Ты следишь за мной!- Это я должен спросить – почему ты за моей спиной шепчешься с евнухом?- Он слуга, я просил его…- Ты должен приказывать, а не просить! Ты царь, времена просьб, прошли!- Отлично, выходит ты считаешь, что я не достоин чести носить корону, что я веду себя на так как положено, что не вписываюсь в твои, именно твои, понятия о государе?! Да, Гефестион?! А может ты видишь царём себя?! Молчи, знаю о твоих проделках, о посиделках на персидском троне, о царских регалиях, которые ты сам на себя наложил! Примерял мою корону? Гефестион?! Говори! Да?!- Да! Ради сохранения империи, пока ты как охотник бегаешь за добычей по всей Персии. Кто-то должен сидеть на троне! Кто-то должен решать государственные вопросы! Скажешь у меня это плохо получалось?! Я сохранил армию, приумножил её, спроектировал и построил пятнадцать Александрий, слава о которых увековечит тебя в веках, я укреплял пограничные города, возвёл величайшую дамбу, упразднил жестокие законы, набил казну золотом и уничтожил всех претендентов на трон, и все это я сделал за пять сраных месяцев, пока ты одержимый манией поймать Дария, носился непонятно где! - Ты невыносим, Гефестион!Смиряясь под тяжестью приведённых фактов, ты немного сдулся. Не желая скандалить со мной, обнял за плечи.- Я знаю и ценю тебя, мой филэ. Помнишь, в юности я сказал, что прощу тебе все, кроме смерти, так вот, я не отказываюсь от своего слова, продолжай и дальше так же преданно служить мне. Пойдём, немного побезумствуем на ложе, а ?Примирение, полное примирение. Жаркий секс сгладил все шероховатости, до самого утра мы так и не выпили ни глотка из принесённой Багоев воды, потому что утолили жажду своей любовью. Вавилон ранил, вползая в наши души подобно хитрой пёстрой змее, расхолаживал некогда суровых воинов. Поддавшись его ядовитому дурману, мы, привыкшие к простоте, оказались совершенно не готовыми к роскоши, вдруг свалившейся на нас, не готовы к новым чувствам и как следствие, новым отношениям. Кто-то принял безоговорочно умиротворяющий комфорт, кто-то пытался сопротивляться, но, все мы вскорости почувствовали действие медового яда, взбрызнутого в наши жилы Персией. У тебя появились телохранители из числа прислужников Дария, смуглокожие, молчаливые. Пока они прислуживали за столом или стояли в карауле, я не слишком возражал, ведь как и другие был уже заражён, мне нравилось их раболепствование, согнутые спины, тихие проникновенные голоса. Я полюбил утренние ванны с лепестками цветов, которые мне устраивали искушённые в удовольствия евнухи, тонкие вина и нежное мясо, зонтик от солнца, носимый верным Наязом. Засиживаясь подолгу за чертежами, я не замечал необычайную прохладу в комнате, хотя за окнами стояла изнуряющая жара, лёд в огромной стеклянной вазе с охлаждённым виноградом и дыней никогда не таял.Мы зажирели, совращённые, убаюканные восточной роскошью. И потому прозрение, ударившее по глазам, как яркий свет полной темноте, стало очень болезненным. Несколько дней, я был вынужден провести вдали от дворца, подошло к завершению строительство дамбы, оттого наскоро чмокнув тебя в щеку, я помчался вон из города, на берег моря, и там почти по шестнадцать часов не отходил от рабочих, занятых на земляных работах, указывая где насыпать валы, а где напротив, углубляться русло. Работа нужная, требующая предельной сосредоточенности, но я был рад ей, наконец-то смог вырваться из пропахшего благовониями дворца и продышаться чистым воздухом. Кое-как перепоясавши короткий хитон, лазал по насыпями, временами вступая в жаркие споры со строителями. Я жил и мне нравилась такая жизнь! Уложив последний камень и послав тебе приглашение на первый пуск воды по новому каналу, ждал ответа, но ты не приехал. Прислал только извещение о невозможности посетить стройку. Оно и понятно, у тебя много дел, а жертвоприношение я и сам могу совершить. Немного раздосадованный царским невниманием, произвёл все нужные ритуалы и даже выкупался первым в водах нового канала. Раздав деньги землекопам, поблагодарив инженеров, с лёгким сердцем поскакал в Вавилон, надеясь застать любимого за вечерней трапезой. Радость от предстоящей встречи переполняла, меняя коней, я размечтался о твоих объятиях. Дворец встретил недружелюбно, стражники долго совещались, прежде чем впустить, запрашивали разрешение хранителя дорог и только после долгих проволочек, наконец, допустили во внутрь. Все ещё пребывающий в радостном ожидании, чуть ли не бегом понёсся по извилистым переходам к твоей спальне. Ужин закончился, на дворе властвовала глубокая ночь, предвкушая, как с разбегу запрыгну в кровать, как обниму и жарко поцелую, как буду тискать и нежить, совсем потерял голову. У входа в королевскую опочивальни меня неожиданно остановили.- Царь спит!- И будет рад проснуться! Не понимающий, почему меня не пускают, схватился за древка скрещённых копий, показывая непреложное намерение войти, даже без разрешения. Стоящие в карауле Леомедот и Пантилей многозначительно вздохнули и заступили грудью дорогу.- Благородный Гефестион, вам лучше не беспокоить царя. Он приказал никого не впускать.Я рассмеялся, молодые телохранители очевидно не в курсе, что я стою выше всех находящихся во дворце.- Ко мне это не относится! С дороги!Стражи стояли не шелохнувшись, возможно я бы и плюнул на их возмутительное поведение, пошёл, усталый, спать, желая завтра разобраться с странным приказом, если бы не страстный стон раздавшийся из-за дверей. Стон неземного наслаждения, который остановил меня, а вдогонку ему ещё один, чтобы не думал будто услышанное являлось мороком. - Царь не один?Выдавил из себя с трудом, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Македонцы молчали с каменными лицами, по-прежнему преграждая мне путь в спальню. Тогда, отойдя немного в сторону, к деревянной перегородке с резными фигурными изображениями львов, я крикнул Феликса, велел привести с собой десяток солдат из моего отряда.- В полном вооружении!Приказ столь безрассудный, как и глупый, но я не мог в тот момент соображать, моя голова горела в невидимом пламени, сердце разрывалось на части. Вытащив меч, направил его острие на Леомедонта.- Прочь!Тот взмолился.- Благородный Аминтотид, давайте решим это дело миром! Завтра вы поговорите с царём.- Я буду говорить с ним, сейчас!!!Страж спальни, согласно уставу угрожающе опустил древко копья, показывая готовность сражаться, я знал, что преступал все нормы поведения, знал, что моё наказание могло быть слишком суровым, но воспалённый мозг уже не анализировал действий. Схватившись за меч, бросился в бой. Пронзил Леомедонта, в горячке, поразил и второго воина, замешкавшегося в нерешительности, ногой выбил дверь… Вы были прекрасны. Словно два божества, греческое и персидское соединились в взаимном любовании друг другом. Нежность, с которой ты поддерживал Багоя за талию, выражение твоих глаз, сладостно поднятых к потолку и прерывистое дыхание, все говорило об испытываемом неземном наслаждении. Даже грохот слетевшей с петель двери не разрушил волшебства творившееся между вами. Прекрасный евнух, стоя на четвереньках, положив лицо на согнутые в локтях, руки, только страстно постанывал от особенно глубоких толчков, тонко вскрикивая, когда ты касался его чувствительных точек внутри. Длинные черные волосы, слегка волнистые, мягкие, словно критский прибой мотались в такт движениям и почему-то именно они показались мне глубоко омерзительными, и я не нашёл ничего лучше, чем запустить обе руки в смоляные кудри и одним рывком вытащить евнуха из-под тебя. Следующим движением, отбросил Багоя в дальний угол комнаты. Рассвирепел, соверщенно забыв о твоём присутствии, накинулся на несчастного евнуха, как на настоящего врага. Бил жестоко: ногами по спине, по животу. Зажав волосы в кулаке, возил мордой по полу, желая навсегда стереть изящные черты, превратив их в кровавое месиво.Некоторое время ты не вмешивался, смотрел, как зачарованный, но, когда я окончательно одурев, удобно перехватив Багоя хотел свернуть ему шею, закричал.- Не смей!Обнажённый, прекрасный в ярости, совсем как твой предок Алкид, ты обрушился сверху. Вырвал из смертельного захвата измочаленного любовника, толкнул его к ложу, сам же, развернувшись, впечатал злобно-сжатую, всю в перстнях, ладонь, мне в лицо. Разбил, размазывая кровь по щёкам и подбородку. Я никогда не проигрывал тебе в борьбе, помнишь, ещё в школе, в наших полудетских рукопашных боях, умудрялся прижать царевича грудью к песку арены, заломить руку за спину. Только, теперь мы уже не были теми чистыми, честными, юношами, и потому драка вышла на редкость безобразной. Мы сцепились, как два противника, злобные, непримиримые. И каждый старался доставить только боль. Найдя стоящую неподалёку чашу, я схватил, опуская глиняное дно тебе на голову. Кровь смешалась с хмельным напитком, ещё более раззадоривая бойцов. Так мы сражались с врагами при Гавгамелах и Иссе, наказывали тирийцев, рвали скифов; если бы не подоспевшие стражники – мы бы убили друг друга. Во всяком случае, я был близок к умопомешательству, зажимая рану на боку, орал, едва не теряя сознание от боли.- Изменник! Развратник! Козел вонючий! Знать тебя не хочу!В железных руках десятка дюжих македонцев, ты бился как лев. Порываясь добраться до извергающего обидные слова своего филэ. Кричал мне в ответ.- Ничтожество. Дерьмо! Сдохнешь как пёс, если я не буду бросать тебе подачки!- Я плюю на тебя! Проживу один, я хотя бы умею обходится без шлюх и развратных евнухов!- По твоему я стал изнеженным?! Не держите меня, дайте, я докажу этому негодяю, что значит гнев царя персидского.- Царя, который трахает евнуха! Уже скоро мы станем именовать его – великий Багой и кланяться в ножки. Все, но не я! Так и передай своему персидскому филэ, македонец скорее сдохнет, чем унизится! Ты, забывший, что такое гордость грека! Нас едва растащили. Силой нескольких телохранителей развели по разным покоям, давая возможность остыть. Случилось как в греческой комедии Аристофана и будь все происходящее преставлением актёров, я бы от души похохотал над старой каргой-женой заставшей мужа с обольстительной красоткой. Но, самому выступить в роли сварливой бабы, не рассчитывал.Свершилось.Вздыхая, как ноют отбитые бока, как саднит разбитое лицо, с помощью Феликса добрался до одинокого роскошного ложа. На застонав ни разу, прилёг. Хотелось исчезнуть. Забыть, то что произошло несколько минут назад или представить увиденное кошмарным сном. Широкая рыжая морда, Феликса, плаксиво сморщилась. Ругать его за недогляд не было сил, я равнодушно принял его помощь, и не заговорил. Не застонал, даже когда меня обмывали. Зачем?! Жаловаться, считал ниже достоинства, спрашивать о тебе, ни к чему, скоро и так известят. Закрыв глаза, думал о новых верфях заложенных совсем недавно, о идущих в Пеллу, караванах. Об Александрийской библиотеке. Думал о многом, только не о наших отношениях. Да и какие теперь могут быть отношения? Отношения царя и царедворца? Полководца и инженера? Филиппа и Павсания?При упоминании последних, тихонько взвыл сквозь зубы.Незавидная участь любовника, к которому со временем, охладели. Весь в тяжёлых думах, незаметно погрузился в сон и проснулся только через несколько часов на простынях испачканных подсохшей кровью. Надо было крикнуть, позвать Феликса. Но, я продолжал лежать глядя расписной потолок, подсчитывая число завитушек на деревянных перекрытиях. Внесли завтрак. Моих любимых перепелов под гранатовым соусом. Ячменный грубый хлеб и немного слабого вина. Гестия прислуживала, успевая наливать вино и одновременно подавать льняные салфетки для жирных от мяса птиц, пальцев. Я следил за ней взглядом, думая о том, насколько сильной и незаметной может быть любовь женщины. Столько лет, она ни одним жестом не навязала мне свои чувства, принимала все, что я мог ей дать и не требовала большего.Любовь этой женщины чиста и прекрасна. Моя же, истекает кровью.- Благодарю. Ты свободна. Позови Феликса. Подготовь кабинет, через час я буду принимать просителей.Замазав самые выдающиеся кровоподтёки, одев роскошные персидские накидки с бахромой и кистями, кое-как устроил болезненный зад на множестве пуховых полушек. Велел пропустить первого человека. Обычно мои покои ломились от наплыва просителей, но не в этот раз.- Эээ Гефестион, за дверью никого нет.- Врёшь! - Посмотри сам! Боюсь сегодня мы остались в одиночестве.Ясно, все извещены о ночном происшествии и бояться даже близко подойти к покоям опального любовника. - В таком случае, устроим попойку! Последнее время, я стал прикладываться к винам все чаще. Подчас совсем не добавляя в них воду. Друг, в таких случаях ругался и звал меня варваром, но, вино помогало расслабиться. Так случилось и в этот раз, изрядно нагрузившись любимым ионийским, одурел и стал молоть вздор.- Феликс, ты, надеюсь наворовал достаточно?!- Да. Гефестион. - Долг еврею выплатил за меня?- Давно.- Это очень хорошо. Ну тогда - иди, готовь коней! Трёх верховых, одну вьючную, я соберу кое-что из вещей.- Подожди, Гефестион. А куда мы направимся?- Как куда? Домой, конечно. В Пеллу, купим там себе домик на окраине, я женюсь на Гестии и будем мы жить, всем на зависть, как добропорядочные граждане.- Ты безобразно пьян Гефестион, давай решим этот вопрос на трезвую голову.- Пьян? Я не пьян! Просто, я не могу оставаться здесь! Где за каждой ширмой прячутся развратные евнухи! Меня тошнит от них! Я задыхаюсь…Пульсирующая раскалённая тяжесть, накатила, пригнула к земле, теперь, каждое слово давалось с трудом. Я сопротивлялся, пытаясь не испугать друга, крепился, хватаясь побелевшими пальцами за край стола. Потолок до этого высокий, вдруг поехал вниз, стены сжались, грозя раздавить каменной мощью. Бежать! Но, как же трудно сделать шаг! Повернуть голову, произнести слово.Я падаю?! Я умираю?! И темноты доноситься голос Феликса, он зовёт меня. Глупый, какой же он глупый, разве не понятно, как мне сейчас хорошо. Кончились ревнивые метания, я больше не принадлежу этому жестокому миру, я …свободен!!! Прощай Александр, я не виню тебя.А потом пришли они – демоны в шакальих масках, черные, с лохмами конских волос на головах, уродливые, пугающие. Вынырнули из мрака, точно ночные тени, окружили, прикоснулись к лицу, длинными узловатыми пальцами. Захохотали, кружась в бешеном танце. Кроваво-красными языками, горячими как раскалённый металл, принялись вылизывать мое тело, едва ли не сдирая кожу с костей. Жар, рождённый их нутром, проник в душу и воспламенил её. Пламя охватило все существо, пожирая, превращая в ничто, того, кто ещё вчера утром считал себя самым счастливым человеком на свете.Говорят, мой обморок и последовавшая за ним жесточайшая лихорадка, здорово напугала Филиппа, лучшего целителя. Он признался, что впервые столкнулся с подобным явлением, и лечил больше по наитию, чем полагаясь на немалый опыт, верил в природу и сильный организм пациента. Длительная потеря сознания и сильный жар, не отпускающий в течении нескольких дней, не сбиваемый даже снеговыми ваннами и льдом, завёрнутым в холщёвые ткани, которым обкладывали меня, не понижали температуру тела. Временами я бредил, просил пить. Филипп пытался поить меня, но горло опухло не пропуская в организм даже каплю живительной воды. - Если жар в ближайшие дни не прекратиться, Гефестион обречён. Он быстро теряет в весе, мышцы истончаются, слизистые оболочки обескровлены. Не знаю почему, но в его теле словно горит некая субстанция, пожирает Гефестиона изнутри, и, как её потушить, ведают только боги!Говорят, ты был страшен в те дни. За все время моей болезни, ни разу не принял ванны, не расчесал волос, днём и ночью сидел рядом, держал мою голову у себя на коленях, сам едва ли не падая от усталости. Сменялись врачи, изобретались все новые и новые способы лечения, которые, увы не давали облегчения. Ты посулил дворец и тысячу талантов серебра, тому кто облегчит мои муки. Были посланы гонцы в Асклепион, в Дельфы к знаменитому оракулу, даже на знаменитом зиккурате, именуемым Вавилонской башней, зажгли все огни, моля чужеземного бога Мардука, о помощи. Я продолжал гореть, снедаемый внутренним пламенем и казалось исход болезни предрешён, а моя смерть лишь вопрос времени, как вдруг на восьмую ночь, температура резко упала. Измотанный болезнью, я глубоко вздохнул и открыл глаза. Демоны отступили и в полутёмной спальне, остались только мы. Я лежащий навзничь, на промокших от пота подушках; ты в полном вооружении с мечом и щитом Ахиесса в руках. Стоящий в изголовье кровати, напряжённо вглядывающийся в темноту.- Ты... здесь?- Где же мне ещё быть? - Хочу... пить.Уронив щит, ты метнулся в угол, неся мне целую миску прохладного нектара. Протянул, как величайшую драгоценность и поддерживал её, все время пока я очень медленно пил.- Ты так и не ответил, почему на тебе панцирь, и меч обнажён?- Прости, филэ, я отчаялся. И вот уже три ночи подряд ждал Таната, бога смерти который приходит к безнадёжным, умирающим людям. Прости!- Ты был готов сразиться с ним? За меня? Ты же не Алкид, вряд ли тебе удалось бы пленить бога.- В таком случае, Танат разжился бы двумя душами, и хватит об этом. Тебе лучше? - Кажется, да. Жар спал.- Тогда, если не возражаешь…Забравшись мне под бок, ты зарылся во влажную постель, и заснул во мгновение. Я же, протянув руку, погладил тебя по плечу, загадочно улыбаясь уходящим демонам с огненными языками.