Юноша (1/1)
Да, я много бы мог рассказать, но не хочу ворошить.Потому что когда просыпается память, становится тошно жить.Дэн НазгулЗачем? Почему?Пожалуй, давно он не задавал себе этот вопрос настолько часто. Да и вообще, когда же в последний раз он задавал эти вопросы? После смерти Карлоса? После Винной? Во время перехода Ренквахи?
Зачем, всё же? Зачем?Кто знает... Самому бы себе ответить, что толкнуло его взять мальчишку.Жалость?Нет. Он давно живет, и знает, что есть мало чувств столь же разрушительных и лишних, как жалость. Жизнь отучила его жалеть. Себя в первую очередь, других - во вторую. Само чувство жалости вызывает у Росио желание скривиться: достойные жалости - недостойны уважения.
А мальчишка, что странно, жалости не вызывает, что сейчас, что тогда. Там на площади он держался на удивление достойно. Для сына мятежника, главы опальной семьи и так далее... Самому смешно. Но по всему выходит, что жалость тут не причём.
А что причем?Скука?Могла ли скука заставить Первого маршала произнести старые, как камни той самой площади слова?
Пожалуй могла, но почему тогда именно Окделл? Вопросы тянут за собой цепочку новых мыслей и воспоминаний.Росио, ты должно быть забыл, что общение с Окделлами для тебя имеет лишь один результат. Как же так вышло, что один из них теперь сидит в твоем доме? Беззастенчиво пользуется твоим имуществом и ведёт себя решительно не так, как ожидалось.
Да, скука могла заставить его взять себе оруженосца, но вот заставить его выбрать именно Окделла она бы не могла. Сначала же думалось, что мальчишка будет абсолютно неинтересен в своей преданности тому, чего нет.
Выбрал бы Колиньяра - забавно, наверное, было бы сбить с щенка спесь, или младшего Савиньяка - зная старших это обещало бы быть весело.
Нет, все же скука - не может объяснить всего.Чувство противоречия?Как же, всем же запретили и все послушались.
Ха!
На тебя всегда всяческие запреты действовали, как красная тряпка на морисского быка. Начиная от отцовских запретов бегать ранним утром на пристань, чтобы посмотреть, как разгружают корабли, понюхать запах смолы и рыбы и послушать, какими же такими загадочными "портовыми словами" ругаются моряки, что эти их слова все попрекают, заканчивая вот такими вот приветами от кардинала.Что ж, возможно.
Возможно, что в его поступке не последнюю роль сыграло это вот, с детства неизжитое, чувство противоречия.Бокал покачивается в руке. Вино перекатывается по гладким стенкам.
Алва смотрит на подрагивающий огонек свечи. К столу прислонена гитара, и в золотистых бликах изгибов видится что-то укоряющее, но настроения играть нет.
Да, обычно он играет, даже если не хочется - это помогает, но сейчас "не хочется" по другому, по особенному.
Бокал звякает о стол, а руки привычно легко прижимают инструмент к себе. Нет, милая, сегодня мы не будем играть. Просто само ощущение теплого лакированного дерева в ладони, жесткость струн под пальцами и едва уловимый и такой родной запах ели приносят... покой.Против воли пальцы ложатся на гриф в самом простейшем аккорде, звук выходит густым, но тихим и гораздо приятней не он сам, а вибрация переходящая от деки в грудь и солнечное сплетение.
Мысли потихоньку прекращают своё кружение в голове....Глупо. Все эти рассуждения, на самом деле, попытка объяснить себе "Почему" но никак не "Зачем".
Спросите у кого угодно и вам ответят о чем думает Рокэ Алва не знает никто кроме Рокэ Алвы, впрочем похоже, что и сам он знает не многим больше других.Пожалуй, достаточно.Он слишком пьян сегодня, иначе... Что "иначе", Алва решает не додумывать, а то вопросы в голове пойдут на новый виток и боль в висках станет совсем уж раздражающей.Последний раз коснувшись струн, Рокэ гасит свечу и еще долго глядит, как пляшет в свете луны тонкая струйка дыма.