Дневники Геллерта Грин-де-Вальда. Часть 2 (1/1)

Тихо приоткрывается дверь спальни Анселма, впуская в тёмную комнату луч тусклого света из коридора, и тут же закрывается, ещё тише и медленнее, чем открылась. Её петли никогда не скрипят. Анселм смазывает их чаще, чем стрижётся.Быстро просыпаться от шороха — и от пронзительной радости — Анселм научился давно.— Рад вас видеть, герр, — шепчет Анселм, хотя всё хуже видит без очков, тем более ночью, и опускается на колени.Герр Грин-де-Вальд гладит его по лицу, скользит ладонью под волосами к шее и прислоняет к своей груди. Анселм прислоняется щекой к его пижаме и, закрыв глаза, слушает, как колотится его сердце. Ему страшно ходить по дому ночью, но гордый пятнадцатилетний Геллерт Грин-де-Вальд никогда этого не покажет.— Держи, — шёпотом произносит он, кладёт на тумбу у кровати свой дневник за четвёртый курс и обнимает Анселма второй рукой.— Спасибо, герр, — выдыхает Анселм и нерешительно обнимает его в ответ.Неправильно привязываться к будущему фрайхерру Грин-де-Вальду, как к родному сыну. Неправильно влезать в его личное пространство — через дневники и руками. Он уже не мальчик, он почти взрослый юноша. Придёт время, он станет хозяином этого дома и отдаст свою любовь будущей фрайфрау. Хозяева не нежничают со слугами. Терять его будет больно, и никто не будет виноват в страданиях Анселма, кроме него самого. Но сейчас Геллерт Грин-де-Вальд здесь, он всё ещё позволяет Анселму жить в иллюзии, что он нужен герру.— Как ты здесь живёшь? — спрашивает Грин-де-Вальд и рассеянно гладит по шее под воротником.— Я?.. — каждый раз Анселм не знает, что ответить. — Потихоньку. Работаю, как обычно, на кухне, посуду мою, столы. Когда фрайхерра не вижу, то и жаловаться не на что. Дневники ваши часто перечитываю. Иногда меня в библиотеку пускают, но ваши дневники я больше книг люблю.Никто больше не хочет знать, как живёт Анселм. Возможно, и герру Грин-де-Вальду это станет не важно, когда он вырастет. Но останутся воспоминания о том, что герр был добр к нему, и за одну возможность помнить об этом Анселм сделает для него всё, что позволит обет.***16 сентября 1896 г.Дорогой Анселм!После занятий прорицанием с проф. Изольдоттир вещие сны стали мне сниться по несколько раз за месяц, но ничего интересного в них нет. В основном мне снится то, что потом происходит в тот же день или через несколько дней. Зачем мне такие пророчества?Я попытался задать конкретный вопрос, как написано в учебнике, и ничего из этого не вышло. Я спросил: где я буду жить, когда буду взрослым? Мне приснился смазанный сон, какие-то неясные очертания разных улиц и, наверно, разных городов.Волшебный шар тоже не работает. Я спросил, умру ли я раньше, чем в семьдесят лет. Он сказал ?да?. Умру ли я позже, чем в семьдесят — тоже ?да?. Умру ли я позже, чем в сто лет — опять ?да?. Но не могу же я умереть несколько раз в разном возрасте. Такое возможно, если замешан воскрешающий камень. Но если я стану бессмертным владельцем Даров Смерти, то я вообще не должен умирать. А ещё он сказал, что владеть Дарами Смерти я не буду. То есть, использование камня исключено. Если верить шару. Только он чушь несвязную несёт.Рагнар думает, что мой шар сбоит, потому что я пророк. Вот у него почти всё работает. Шар отвечает, что он будет знаменитым и обретёт счастье в браке, правда, сказал, что Рагнар пока не знаком с человеком, который его осчастливит. Почему-то неприятно об этом слышать. И думать о том, что ему кто-то будет дороже, чем я.С приветом из ДурмстрангаГрин-де-Вальд***29 октября 1896 г.Дорогой Анселм!Рагнара публично отчитали перед всем нашим потоком за то, что он побил первокурсника и отправил его в больничный корпус со сломанными пальцами. Я его потом спросил, зачем он это сделал. Рагнар говорит, что первокурсник его разозлил, но ломать пальцы он ему не хотел, это вышло случайно.Не могу сказать, что я по этому поводу чувствую. Не то чтобы я осуждал нанесение травм на дуэлях. Но отчего-то неприятно.Ко мне подошёл пятикурсник, на год старше меня, и попросил помочь с заданием по теории проклятий. Пока мы сидели в классе самоподготовки, он проболтался, что его ко мне отправил Агмунд Стиан, потому что не смог сам подробно объяснить, как работает проклятие маледиктуса. Они его как раз на пятом курсе сейчас проходят. Думаю, это стоит считать признанием моей осведомлённости.С приветом из ДурмстрангаГрин-де-Вальд***18 декабря 1896 г.Дорогой Анселм!Мы с Рагнаром перерыли всё, что было в библиотеке, но не нашли ничего о статуе старухи, которая стоит рядом со школой. Рагнар думает, что статуя декоративная, вот и не пишут о ней, но больно она реалистичная и некрасивая для украшения. Мерьем говорит, что у болгар есть легенда, будто эта старуха в неурочное время пасла скот и стала жертвой проклятия. Но где Болгария и где Дурмстранг. Или её сюда перенесли, потому что пытались снять проклятие, а раз не получилось, то оставили так стоять?Я решил убежать из школы ночью, осмотреть статую внимательнее и попробовать применить что-нибудь заклинание для проверки, есть ли там чёрная магия. Рагнар говорит, это опасно, так что он за компанию дойдёт со мной до школьного крыльца, а потом постоит, посмотрит, чтобы если со мной что-то случится, позвать учителей.С приветом из ДурмстрангаГрин-де-Вальд***20 декабря 1896 г.Мне так и не удалось прокрасться мимо дежурных, очень они принципиальные. Рагнар говорит, что на факультативе о трансфигурации слышал о невидимости. Научиться этому сложно, но попробовать надо. Агмунд говорит, что у меня не получится, это с трудом даётся даже опытным трансфигураторам. Стану невидимым, побью его, и будет знать.С приветом из ДурмстрангаГрин-де-Вальд***13 января 1897 г.В школу вернулся проф. Добрев. Его так долго не было, мы уже боялись, что больше никогда его не увидим. Оказалось, он на соревнованиях, на дуэли, сильно повредил ногу и только недавно снова смог ходить. Преподавать магический бой он больше не будет. Говорят, он будет вести либо теорию проклятий, либо трансфигурацию. Пока он по обоим предметам начал вести факультативы. Очень надеюсь, что он выберет теорию проклятий. Он интересно рассказывает, но трансфигурацию даже в его изложении я не вынесу.Нам сказали личные результаты с зимних соревнований. Теперь Мерьем меня ненавидит за то, что у нас с Рагнаром худшие на потоке 1893 года результаты по колдомедицине. Мы сдали только теоретическую часть и то так себе. Пусть за свои результаты переживает, у неё за практическую часть сняли четыре балла из двадцати. То, что я умею, я делаю хорошо. За прорицание у меня высший балл, а у Рагнара только сняли по три балла за теорию и за практику. По теории проклятий у меня тоже всё идеально, а Рагнару не хватило до максимума двух баллов за теорию и трёх за практику. По невербальным боевым заклинаниям и по стратегии и тактике магического боя у меня стоит высший балл за теорию за дуэль с посохом, а за дуэль с палочкой одного балла не хватило. Так что пусть Мерьем учит свою колдомедицину, а ко мне не лезет. Она, кстати, плохо прорицает даже при помощи шара, а я шар никогда не использовал и так справляюсь.С приветом из ДурмстрангаГрин-де-Вальд***27 апреля 1897 г.Проф. Добрев намекнул, что владеет техникой трансфигурации для невидимости. Мы с Рагнаром будем ходить к нему на индивидуальные уроки. Никто не должен об этом знать, проф. Добрев говорил, что его этому научили, когда он служил разведчиком. Агмунду мы сказали, что это просто будут уроки трансфигурации. Теперь он нам завидует. Ему проф. Добрев не разрешил ходить.Рагнар вспомнил, как я его раньше связывал, и попросил ещё раз это сделать. Говорит, ему так проще отдыхать. Мы пошли в библиотеку, я привязал его к стулу и завязал ему глаза. Потом я сел читать, а он, кажется, уснул. Через полтора часа я его спросил, как он там. Он вздрогнул, будто дремал, и сказал, что хорошо. И ещё полчаса сидел, пока у него рука не затекла.Он очень красивый с повязкой на глазах и со связанными за спиной руками. Особенно если повязка чёрная. У него волосы светлее, чем у меня, почти белые. А ещё он высокий и с щетиной похож на викинга. Странно, что я раньше не обращал на это внимания. Жаль, у меня не получается уговорить его отрастить волосы.***14 мая 1897 г.Мы с Рагнаром пошли гулять в горы. Нашли пещеру, где много места и куда не особо дует, развели костёр и сели рядом с ним на тулупы. Я связал Рагнара, на этот раз полностью, и ещё привязал ноги к запястьям, чтобы он вообще пошевелиться не мог. Он говорит, отсутствие возможности двигаться погружает его в счастливое медитативное состояние. Мне не удаётся представить, что он там чувствует, но мне нравится на него смотреть. Он выглядит побеждённым и униженным. Обычно он выглядит по-другому: он широкоплечий и с виду грозный, если не знать о его характере то, что знаю я. Любит всех пугать, притворяясь более агрессивным, чем он есть.Мне нравится мысль, что я делаю с ним то, что никому бы не понравилось. А ещё мне нравится знать, что теоретически я бы мог сделать с ним вообще всё что угодно. Особенно в горах, где никого нет.Потом, по пути к школе, мы всю дорогу не разговаривали. Мне было странно первым начинать разговор, и ему, наверно, тоже. ***30 июня 1897 г.Рагнар попросил обнять его перед тем, как он уйдёт с корабля в норвежском порту. Мне тоже давно этого хотелось, но я не собирался ему говорить. Ещё он попросил осенью привезти ему мою колдографию в домашней одежде. Я до вечера думал о его просьбе. Я тоже хочу его колдографию, но просить не буду. К счастью, я помню его черты в деталях. Его сложно забыть. Он похож на скандинавских воинов со старых картин.Грустно, что он не попросил более жалобно, что ли. Хотя не совсем то слово.В Норвегии он долго не хотел выходить, и мне не очень хотелось его отпускать. Он еле успел выскочить на причал в последний момент, трап уже хотели убирать.***Записи с упоминанием Рагнара Расмуссона становятся короче и короче. Не нужно быть догадливым, чтобы понять, что это значит: герр Грин-де-Вальд влюблён и не хочет говорить об этом даже с Анселмом. Тем более с Анселмом. Анселм когда-то заменил ему родителей. Кто рассказывает родителям о первых чувствах? Удивительно уже то, что герр Грин-де-Вальд рассказал в дневнике хотя бы о чём-то.Дневник за пятый курс всё больше похож на настоящий, личный дневник, а не на письма. Должно быть, герру теперь так проще. Дневник всё-таки пишут для себя, а не для других.Остаётся надеяться, что Рагнар не разобьёт ему сердце или разобьёт не слишком больно. Долго их отношениям не продлиться. Жаль, что нельзя поговорить об этом с герром Грин-де-Вальдом. Да и он не послушал бы.***19 сентября 1897 г.Рагнар упомянул, что мечтает почитать сборник скандинавских легенд, составленный волшебниками, только без магловской редакции. У нас в библиотеке таких нет. Агмунд сказал, что такие книги могут быть в хранилище норвежского Министерства магии, только маглами они запрещены, так что вытаскивать надо тихо. Я написал его старшему брату Сигердру, он согласился мне помочь, но сказал, что придётся подкупить нескольких людей. Придётся простудиться, приехать болеть в Мюнхен и продать что-нибудь из моих вещей.Отец будет кричать, когда увидит меня в соплях, но оно того стоит.Надо перед отъездом что-нибудь вытворить. Проф. Изольдоттир мне ничего не сможет сделать, пока я болею.***23 сентября 1897 г.Я рассказал Агмунду, что собираюсь покурить прямо на школьном крыльце. Он думает, я блефую. Проф. Изольдоттир меня съест, если узнает. А ещё он думает, что я не умею делать самокрутки, потому что никогда не курил. Да что там уметь. Джакоб же умеет. Берёшь табак, заворачиваешь в специальную бумагу и готово. Табак и бумагу я уже украл у Джакоба летом.Мне уже года два интересно покурить, но останавливало то, что курит Джакоб, а я не желаю на него походить ни в чём. Но ведь это только одна незначительная деталь. Увы, нас объединяет не только это. Мы оба учимся в Дурмстранге, у нас, начиная с деда и бабушки по отцам, общие предки, мы родились в Мюнхене… Мы даже целовались один раз. До сих пор противно вспоминать. Не понимаю, как я позволил этому случиться. Надо было быстрее реагировать и сразу бить его по роже, а не потом.В общем, я, наверно, не умру, если сделаю одну вещь, которую делает Джакоб, потому что ошарашенное лицо Агмунда определённо будет того стоить.Рагнар считает, что мне пойдёт курить, и тоже хочет на это посмотреть.***25 сентября 1897 г.Затрудняюсь сказать, кто был ошеломлён сильнее: Агмунд или проф. Изольдоттир. Оба долго не знали, как им реагировать, так что я даже успел докурить. Было страшно, но я сохранил лицо.Проф. Изольдоттир вытащила нас с Рагнаром во внутренний дворик перед потоком позориться. Ругалась, что мы, не заботясь о своём здоровье, предаём вековые устои Дурмстранга. От Рагнара даже не пахло табаком, в его сторону ветер не дул. Видимо, вспомнила, как он в прошлом году первокурсника побил. Теперь Мерьем презирает меня ещё и за это. Чёртовы вештицы.Осталось заболеть. Я решил пойти на берег озера без тулупа и посидеть, пока совсем не замёрзну. Надел парадную форму, чтобы красиво мёрзнуть. Рагнар в тулупе посидел со мной полчаса и пошёл в жилой корпус.Я уже начал стучать зубами, но кашлять не хотелось, так что я решил подождать ещё. Пришла какая-то девочка, кажется, Русана. С четвёртого курса. Села рядом, заплакала, сказала, что у неё мать сильно заболела и больше не ходит. Я её послушал, покивал. Она полезла обниматься. Я ей сказал, чтобы не лезла, мне надо замёрзнуть. Она по-дурацки похихикала и спросила, как меня зовут. Потом что-то ещё рассказывала про соседок по этажу, которые над ней смеются. У меня уже болели пальцы, я не особенно вслушивался. Она сказала, что я выгляжу несчастным. Конечно, я был несчастным, не очень-то приятно сидеть на холоде даже ради великой цели, а ещё у меня лицо замёрзло и почти не шевелилось, я и отвечал-то с трудом. Она сказала, что никто так долго, как я, с ней не разговаривал без насмешек. Жалко её, конечно, но как-то рядом с ней неприятно.Когда я вдруг заметил, что у меня синеют руки, пошёл обратно в школу. Кашлять так и не начал, не знаю, получится ли заболеть. Она увязалась за мной. Пришлось вместо столовой идти сразу в общежитие.***29 сентября 1897 г.Последние три дня я плохо спал, а сегодня проснулся без голоса. Рагнар пошёл со мной к вештицам, сказал, что он якобы с моего этажа и что я всю ночь кашлял и задыхался. Это почти правда: иногда, когда я кашляю, мне будто пережимает горло и я не могу дышать. Но я уже понял, что при этом главное не паниковать, не пытаться вдохнуть ртом и дышать через нос. Меня пока положили в больничный корпус. Выйду на улицу ещё несколько раз, и точно отправят в Мюнхен.Я не сказал Рагнару, зачем мне нужно домой. К счастью, он и не спрашивал.***30 сентября 1897 г.Я был слишком уставшим, чтобы ночью идти на улицу, но это и не потребовалось. Мне всю ночь мерещилась какая-то ерунда, а утром я проснулся с жутким жаром. Я попросил отправить меня к родителям. Вештицы решили, что я брежу. Обычно я говорю, что в Мюнхен меня из Дурмстранга отправят только в гробу бездыханным. Кажется, решили, что я скучаю по родителям. Написали отцу.Жаль, что я не верю в бога и мне не у кого просить сил пережить ругань отца.***28 октября 1897 г.Наконец-то я вернулся в лучшее место в мире, в мой любимый Дурмстранг. Я уже думал, моё несчастное горло никогда не перестанет болеть, а уши после криков отца никогда не будут слышать, как прежде. К чёрту такие методы добывать деньги. В следующий раз, когда мне захочется сделать Рагнару дорогой подарок, я продам цимофан из моего нового посоха. Говорят, цимофаны очень дорогие. Новый посох мне и так подходит лучше, чем тот, который сломал отец.Временами я задумываюсь о том, что будет, когда я закончу школу. Как я буду жить. Отец заговорил о том, чтобы женить меня. Чем раньше, тем лучше. Желательно на волшебнице, желательно, на графине или хотя бы на фрайин. Крайне желательно, чтобы на богатой. Угрожает лишить наследства в целом и будущего титула в частности.Не могу представить себя рядом с женщиной. Тем более не могу представить, что у меня будут дети. Мне кажется, в постели с женщиной невозможно думать об удовольствии, нужно постоянно следить за тем, чтобы она случайно не забеременела. Да и судя по тому, как описывают акт любви в книгах, это довольно болезненный процесс для женщины или партнёра, играющего роль женщины. Не то чтобы мне не нравилась идея заставить кого-то страдать от невыносимой боли, говорят, есть люди, которым боль даже нравится, но если я буду проделывать это с женщиной, то буду чувствовать себя мерзавцем.Я попробовал посмотреть на колдографии и картины с обнажёнными женщинами. Они выглядят слишком беззащитными и чувствительными для насилия над ними, а задача быть с кем-то нежным абсолютно всегда производит впечатление трудной. А ещё у них много странных складок кожи между ног. Мысль о прикосновении к этой части тела вызывает брезгливость. Да и грудь выглядит чем-то излишне мягким и не слишком приятным на ощупь. Мне кажется, я с таким человеком в лучшем случае просто ничего не почувствую.Не знаю, что я буду делать, когда меня приволокут в спальню к супруге.Я обнаружил, что в принципе не думал о том, что называют ?заниматься любовью?. То есть, я знал, но не думал. Представляя любовные отношения, я чаще воображал другое. Чистую жестокость по отношению к возлюбленному, что ли.***17 декабря 1897 г.Впервые в жизни хочу на каникулы. В Норвегию, конечно, а не в Мюнхен. Русана замучила меня просьбами оценить её платье для зимнего бала. Проболтался на свою голову, что интересуюсь модой. И, главное, не слушает меня, когда я говорю, что синий ей не идёт, а декольте — тем более. У неё главный аргумент: ?синее, как твои глаза?. Причём здесь мои глаза? И зачем ей декольте? Казаться старше? Она так выглядит только, мягко говоря, младше.Спрашивала, какие девушки мне нравятся. Я честно сказал, что лично мне никакие, а моему отцу — те, у которых есть деньги. Она сказала, что я смешной. Как по мне, это скорее грустно.Если бы я мог оценивать женскую красоту не только с точки зрения того, насколько удачно составлен образ, возможно, я бы смог найти что-то привлекательное в абстрактной будущей жене. Но, наверно, мне придётся на свадьбе целовать её через салфетку.Вот Рагнар меня понимает. Он тоже жениться не хочет. Правда, в отличие от меня ему не обязательно это делать, у его родителей нет титула и значимого наследства, чтобы шантажировать лишением этого. Если бы я мог, то на нём бы и женился.***21 декабря 1897 г.Один из худших балов за последние годы. Хуже было только на семейных сборищах в Баварии. С Рагнаром всё время танцевали какие-то девушки. Агмунд пришёл жаловаться на подготовку к экзаменам за шестой курс. Кто виноват, что он выбрал почти все доступные предметы и теперь устаёт их учить? Я бы его пожалел, если бы его силой заставили. А так — что я скажу? Конечно, я постарался его успокоить, но придумал только напомнить ему о том, что экзамены кончатся и в будущем он станет счастливым полноправным владельцем волшебной палочки. Видимо, моя репутация ясновидящего придала моим словам весомости. Он повеселел.Под конец бала на меня напали старшекурсники в коридоре. Я даже не понял, чем я им не понравился. Я их вообще не знаю. Партнёрш у них увести не мог, потому что не танцевал сегодня.Рагнар возьми и выйди из бального зала именно тогда, когда я ещё сидел на полу, страдальчески прислонившись к стене, и зажимал платком разбитый нос. В итоге мне пришлось его успокаивать. Зато он сбегал за моим тулупом и дотащил меня до больничного корпуса.А этих идиотов я потом найду.***24 декабря 1897 г.Я, вроде, уже привык к тому, что Рагнар часто говорит о поцелуях, но на рождественских каникулах он вообще не затыкается. Повторяет, что здесь не школа, никто не увидит, что ему уже шестнадцать и мне тоже вот-вот, через неделю, исполнится. Странное ощущение. С одной стороны, я доволен, что мне не пришлось первым говорить об отношениях. Я так и не придумал, как поднять эту тему, не оправдываясь и не выдавая свою влюблённость в него. Но почему обязательно надо целоваться с языком? Любовь можно выражать и по-другому. Во-первых, я не хочу, чтобы кто-то засовывал язык мне в рот. Во-вторых, как это должно выглядеть? Мы сядем друг напротив друга и начнём целоваться? И как долго это надо делать?Нашёл в одной книге эпизод со спонтанным поцелуем после укуса за губу. Не знаю, может, так получится нормально.***27 декабря 1897 г.Я всё-таки поцеловал Рагнара. И связал его перед этим, чтобы он в меня не вцепился руками, как герои романов любят делать. Как я и боялся, ничего впечатляющего в поцелуях нет. Но Рагнар доволен. Выглядит счастливым. У него очень колючая щетина. Кажется, я больше не смогу на неё смотреть прежними глазами.Зато после поцелуя он согласился попробовать порку. Может, им получится так манипулировать?Пороть его я буду уже в Дурмстранге. Тут нельзя без заклинаний неслышимости.Кажется, Рагнара не очень заинтересовала книга со скандинавскими легендами, которую он просил. Повертел в руках и отложил, даже не стал просить отца расколдовать её. Но, может, он хочет почитать в школе?***12 января 1898 г.Проф. Добрев вдруг сказал, что я способен к трансфигурации. Не знаю. Странно звучит. Всё, чему я научился, это становиться невидимым. Больше ничего мне не даётся, даже посуда, хотя это проходят на первом курсе.Рагнар забыл дома книгу со скандинавскими легендами, ради которой я слушал вопли отца и продавал пуговицы с любимого камзола. И как я должен на это реагировать?Он ещё открывает рот говорить о любви и о её доказательствах через поцелуи и не только поцелуи. Пошёл он к чёрту со своей любовью.***28 января 1898 г.Стоило мне засидеться в столовой, думая о нашей ссоре с Рагнаром, как ко мне подскочила Русана. Проклятие на мою голову. Жаловалась на соседок по этажу и на то, что в неё никто не влюблён. Я уже хотел сбежать от неё в библиотеку, но подумал: а вдруг она быстро бегает и увяжется за мной? Лучше ей не знать, что я часто бываю в библиотеке. Как удрал от неё, ушёл курить. Хорошо, что в этом семестре у меня всегда есть табак. Как ни странно, благодаря Агмунду. Его друг носит мне табак за помощь с нумерологией.После ужина Рагнар попытался подойти и поздороваться, будто мы не поссорились. Нет уж. За то, что он проигнорировал мой подарок и нагло лез со своей любовью, когда я был против, ему ещё придётся извиняться.***20 февраля 1898 г.Уединяться с Рагнаром в подвале с замедленным временем не так плохо, как я думал раньше. Он уже почти не вызывает у меня отвращения. Иногда даже нравится.Агмунд сказал, что я слишком много учусь. Не понял, почему мы с Рагнаром смеялись пять минут.***14 марта 1898 г.Ненавижу Рагнара.Ненавижу проф. Изольдоттир.***15 марта 1898 г.Это я на сукиного сына Рагнара подам в суд за изнасилование. Вот он меня в самом деле против моей воли в постель тащил. ***16 марта 1898 г.Под Империусом он, значит, был, когда обвинял меня. Ну конечно. Что же ему мешало теперь, когда всё выяснилось, подойти и объясниться? Империус не кончился? А что меня сначала допрашивали под сывороткой правды, а потом под Круциатусом, это ничего? Вот кто его Империусом подчинял, тот его пусть теперь и имеет. И целует в этот кактус на роже.Раз бабушка дороже меня, пусть бабушка его теперь и ебёт.Сложно что ли подойти и извиниться?***21 марта 1898 г.Не знаю, почему проф. Изольдоттир мне не верит и продолжает таскать на допросы. Её как подменили. Раньше была обычным преподавателем, ну, придирчивым. Но просто преподавателем. А теперь постоянно допрашивает меня в своём кабинете и не понятно, чего добивается. Я же всё рассказал под сывороткой правды, что ещё она хочет из меня вырвать? Я больше ничего сказать не могу. Из её слов совершенно не ясно, что она вообще пытается узнать и для чего.***10 апреля 1898 г.Я не могу так больше. Хорошо, что есть самокрутки, а то бы я сошёл с ума. Ненавижу Рагнара.***28 августа 1898 г.Анселм, я хочу просто умереть и всё. Сначала я лишился единственного друга. Теперь меня снова обвиняют в изнасиловании, которого я не совершал. На этот раз — в том, что я лишил чести Генриетту Эккерт! Не знаю, видел ли ты её, но на эту уродину я бы не залез даже в обмен на возможность отлупить всех Шлюндтов разом.Ненавижу Джакоба. Чтоб он сдох в тюрьме однажды. Сам похвастался, что украл мою палочку и применил Империус, чтобы заставить Генриетту отдаться ему. Хоть бы красивую выбрал… Ну хотя бы умную… Но нет. Не иначе как назло мне он решил от моего имени опозорить самую невыносимую девчонку Баварии, чтобы женить меня на ней!Отец меня чуть не убил. Повезло, конечно, что решил убивать сам и заплатил, чтобы меня не тащили в магический суд за непростительное и применение магии вне Дурмстранга. Хотя… как посмотреть. Суд бы не дал мне пожизненное, мне нет восемнадцати. А он как фрайхерр может, пока я нахожусь на его территории, и присудить мне то же самое пожизненное, и казнить. Прямо у нас в саду. И всё полностью законно. Надеюсь, он об этом не вспомнит, пока я не уеду в школу.***Анселм пролистывает страницы дневника, оставшиеся пустыми. В этом году их намного больше, чем обычно. С 10 апреля до 28 августа герр Грин-де-Вальд вообще не делал записи. В его молчании больше боли, чем в самых отчаянных словах: тот, кто просит утешения, ещё надеется быть услышанным и спасённым. Молчит тот, кто утратил надежду.Было сразу ясно, что отношения с Расмуссоном разобьют герру сердце, но ложного обвинения в изнасиловании Анселм не ждал. Как и настолько чёрной неблагодарности. Знал ли Рагнар, чего герру стоило достать ему сборник легенд, каких ссор с отцом, каких усилий и каких потерь? Этот жалкий червяк, Рагнар Расмуссон, недостоин дышать одним воздухом с герром Грин-де-Вальдом!Слова герра о том, что его пытала Хульда Изольдоттир, повергают в слепую ярость. Хочется забыть об обете, явиться в Дурмстранг и уничтожить её. Приходится себе напоминать о том, что живой слуга будет полезнее для герра, чем мёртвый. Но как она могла опуститься до такого?Анселм смутно её помнит. Она училась на два курса старше. Она не была жестокой, разве что к безответно влюблённому хулигану Эльдюру, который добивался её до выпуска. Что на неё нашло? Как ей в голову пришло мучить подростка, так ещё и непростительными заклинаниями?! Нужно срочно написать старым школьным знакомым и разобраться. Это нельзя так оставлять.Вдвойне горько от того, что в самую тёмную ночь жизни герра Грин-де-Вальда, настоящего хозяина его души, Анселма даже не было в Мюнхене. Когда скандал устроили Эккерты, герру не поверила даже родная мать. Анселм уехал на всё лето и вернулся только в сентябре — похоронив родного сына, многолетние мучения которого наконец подошли к концу. Но почему герру Грин-де-Вальду никто не верит? Разве он насильник? Не отвечающий за свои действия зверь, как Шлюндты? Всё это выглядит так, словно герра Грин-де-Вальда подставили намеренно. Меньше всего верится в то, что Генриетта Эккерт в самом деле не понимает суть происходящего, как показывает другим.Безучастно смотреть на то, как она силой волочит герра под венец, невозможно. Анселм в этом разберётся, что бы ни пришлось предпринять.Фрайхерр никому не позволяет убираться в его кабинете, кроме камердинера, но камердинер ленив и слишком верит в свою власть. Мнит себя одним из хозяев только из-за того, что его подпускают близко, и совершает их же ошибки. Не замечает, как читают его дневники, и приказывает делать его работу. Анселм и сам не раз протирал пыль в хозяйском кабинете, хотя его работа — помогать на кухне.Палочку герра Грин-де-Вальда, запертую в шкатулке фрайхерра, Анселм доставал и держал в руках. От прикосновений к ней пронзительно больно. Потому что её касалась рука герра, которую Анселм слишком хорошо помнит. Кажется, прижав палочку к лицу, можно почувствовать тепло его кожи, и тогда сердце раздирает тоска по единственному человеку, который был необъяснимо добр к простому слуге. Ещё острее боль от мысли, как трудно герру в школе без палочки. Он никому не признается. Он гордый.Плохо, что посреди семестра отправить палочку не получится: вся почта проходит через камердинера фрайхерра. Но если герр приедет зимой, Анселм украдёт палочку для него, и будь, что будет.