Мюнхен. Часть 1 (1/1)

— Анселм, тебя хозяева зовут! — радует с утра пораньше другой слуга, Фридхелм. — В кабинет.— Злые? — с кривой улыбкой спрашивает Анселм, дочищая серебряную ложку, и в который раз пытается убрать за ухо отросшую тёмно-рыжую чёлку, которая неизменно падает на глаза.Нечего приучать хозяев, что к ним бегут со всех ног. Вот закончит с ложкой и пойдёт. — Как черти! — нервно посмеиваясь, отвечает брат по несчастью. — Особенно он.Ничего удивительного. Хозяин, кажется, вообще никогда не бывает в хорошем настроении, если граф Шлюндт в лужу не упал. Анселм хмыкает себе под нос и сосредоточенно трёт пятнышко от неведомого въедливого соуса. Заклинаниями такое не отковыряешь.— А она?— Тоже злая и в слезах. А чего ты ещё хочешь от беременной? — Фридхелм плюхается рядом на скамью, берёт следующую ложку и щётку. — Иди, там, похоже, надолго, я пока за тебя поработаю.— Если чего, вели хоронить меня в родной деревне, — невесело усмехается Анселм, вытирает руки и шагает, куда звали, попутно пытаясь припомнить свои ошибки.Да вроде бы не сделал ничего плохого. Разве что поспорил с поваром о том, как за посудой ухаживать, но хозяева из-за такой мелочи друг с другом собачиться не станут. Что дело плохо — это дураку понятно. Но к чему готовиться — вовек не угадать.Анселм дожидается позволения войти, кланяется и произносит с привычной почтительной интонацией:— Фрайхерр, фрайфрау, вы желали меня видеть?— Садись, — требует фрайхерр.Вроде даже не такой и грозный. Сесть он вообще только по праздникам предлагает, хотя Анселм довольно высокий, и фрайхерру с его ростом чуть ниже среднего приходится задирать голову, чтобы говорить с ним, а не демонстрировать слуге одну только свою белобрысую макушку. Судя по всему, нагоняя сегодня не будет. Анселм садится в гостевое кресло, стараясь не смотреть на бледную фрайфрау, расхаживающую вдоль окна, как тигрица по клетке. Хотя полюбоваться есть на что: беременность словно сделала и без того болезненную женщину совсем хрупкой на вид. С аккуратно уложенными тёмными волосами и в однотонном сером платье она похожа на чёрно-белую гравюру. Может, её потребуется куда-то сопроводить?— Ты нянчился со своим сыном? — вгоняет в ступор неожиданный вопрос хозяина.— Да, фрайхерр, — кивает Анселм. — Но только год. Пока не поступил на службу к вам.— Он ещё живой? — грубый голос хозяина тараном вламывается в душу.Анселм едва заметно передёргивает плечами. Не к добру эти вопросы.— Да, фрайхерр. Ему пять лет.— А тебе? — выпытывает фрайхерр, сверля Анселма недобрыми синими глазами.— Мне — сорок один, — окончательно теряется Анселм.— Я же говорила! — подлетает взвинченная супруга хозяина. — У нас есть слуги, которые разбираются в уходе за детьми. И он не такой уж старый. Нет нужды нанимать кого-то ещё. На акушерку-женщину я согласна. На то, чтобы несколько дней с нами побыла лекарша, тоже. А дальше справимся. Кормить я хочу сама. И в воспитании участвовать. Все прогрессивные родители так делают. Герхард, у нас всё-таки не средневековье, чтобы детей по выходным одним глазом видеть.— Ты её слышал, — кривится хозяин, кивая в сторону жены. — Она встала в позу и, как всегда, не хочет, чтобы в нашем доме были служанки. Думает, мне двадцать лет и я бросаюсь на каждую встречную женщину. Раз ты что-то понимаешь в младенцах, будешь нянчить нашего ребёнка. Я оплачу тебе обучение на курсах. Что над тобой поржут, потерпишь. Возражения есть?— Нет, фрайхерр, я буду счастлив выполнить ваш приказ, — бесстрастно, как требует положение слуги, отвечает Анселм и выдыхает, стараясь не жмуриться.Грин-де-Вальд над ним смеётся. Или не смеётся, а просто не думает о его чувствах. Не знает, как это больно — лишиться возможности видеть, как растёт твой сын, расстаться с ним ещё несмышлёным. Самому, своим решением оставить без отца дитя, уже лишившееся матери. А теперь слышать приказ заботиться о чужом ребёнке. Пусть заработанные деньги пойдут на сиделку и еду для родного, жестоко тревожить рану, которой не зажить.***Дня появления на свет наследника Грин-де-Вальда Анселм ждёт, как собственных похорон: с осознанием неизбежности своей участи, какой бы ужасной она ни оказалась. К дурному это — встречаться с прошлым, особенно когда уйти от встречи не позволяет Непреложный обет.Кончается декабрь. Маленькие, как белая пыль, снежинки укрывают землю тонкой вуалью, оседают на лужах и чёрной грязи сада, неумолимо летят только сверху вниз, как время. Каждая проносится мимо и не возвращается, подобно мгновениям жизни. Анселма освобождают от службы по дому и велят целыми днями слушать наставления лекарши. Тот слушает. Чем дальше, тем отчётливее понимает, как много ошибок совершил когда-то давно, в другой жизни. Виноват ли он? Таких вопросов себе лучше не задавать.Роды фрайфрау протекают долго и тяжело. Фрайхерр подходит к её спальне несколько раз, прислушивается и уходит, не пытаясь даже постучать, не то что войти. Анселму впервые становится стыдно за то, что он желал этому ребёнку родиться как можно позже. Разумеется, Анселм не травил и не проклинал фрайфрау, но хочется наказать себя за неведомую вину: не пить и не есть, пока не сообщат, что всё хорошо. По прошествии десяти часов, в самый тёмный час первой ночи 1882 года, караулящего под дверью Анселма отсылают спать. Болезненный сон без сновидений наваливается сразу же, как голова касается подушки.Тихий солнечный день первого января, звеняще пустой, похожий на ранее утро, подобен выздоровлению от тяжёлой болезни. Анселма не будят, и, проснувшись, он не сразу понимает, что означает непривычное чувство бодрости. Позволили, значит, выспаться перед годами бессонных ночей. Трогательно со стороны хозяев. Анселм потягивается на постели и замирает от внезапной догадки: а если его не разбудили из-за того, что ребёнок умер? Слуга вскакивает на ноги в тот же миг и уже скоро стучит в дверь кабинета фрайхерра.***Дверь в просторную, утонувшую в полумраке и безмолвии спальню фрайфрау открывается без единого звука. Женщину, бледную, обескровленную, как покойница, сложно разглядеть среди подушек и одеял. Длинные чёрные волосы, раскинувшиеся вокруг неё веером, кажутся кукольными. Тумбочка у её кровати заставлена мазями и микстурами, а сама фрайфрау рвано дышит в беспокойном сне.Фрайхерр молча подходит к кроватке и кладёт руку на деревянные перила. Анселм глубоко вдыхает и подходит ближе. Младенец спит куда безмятежнее, чем мать, но так же теряется в окружении таких больших по сравнению с ним подушек. Только не под одеялом, а в пижамке из рубашки и штанов. Странно видеть ребёнка таким тихим и… очаровательным, что ли. Сын Анселма, кажется, ни на минуту не замолкал, по крайней мере первый год, а ещё был непонятного сероватого оттенка и корчил дикие гримасы. Маленький наследник фрайхерра размеренно сопит и не знает, в каком аду ему придётся расти. Жаль, что для него почти ничего нельзя сделать.— Его зовут Геллерт, — хриплым голосом сообщает фрайхерр. — Тебе следует называть его герр Грин-де-Вальд.***Знал бы Анселм, как будет скучать по первым дням жизни хозяйского сына! Пока этот маленький дьявол сутками спал, надо было тоже спать, а не читать или прохлаждаться на балконе. Когда-то Анселм был недоволен, что его собственный сын часто кричит и плачет, но, видит небо, с шумным ребёнком проще, чем с тихим. Можно спокойно лечь отдыхать и быть уверенным, что тот разбудит, если ему чего-то понадобится. С герром Грин-де-Вальдом приходится держать ухо востро. Анселм уже не помнит, когда в последний раз спал, не прислушиваясь к каждому шороху. Если хозяйский сын недоволен, то он не плачет, а возится и пинает кроватку. Или плачет, но как-то очень тихо. И только попробуй не услышать и не подойти вовремя: будет смотреть с таким укором, словно его оставили одного на весь день, а то и примется колотить своими кулачками или дёргать Анселма за его медно-рыжие волосы до плеч. Вот и теперь Анселм имел неосторожность заснуть слишком крепко на целых три часа, чем привёл господина в неописуемую ярость.— Ну, не злитесь на меня, герр, — просит слуга настолько ласково, насколько возможно после трёх месяцев почти без сна, берёт брыкающегося ребёнка на руки и пытается обнять, — мы немедленно пойдём к вашей матушке, и вас обязательно накормят.Из комнаты фрайфрау доносится звон колокольчика, значит, общения с сыном ей пока что достаточно.— Геллерт опять кусается, — жалуется фрайфрау, поплотнее запахивает шёлковый халат и устало сползает на подушки, с которых не вставала с самого дня родов. — У него что, уже режутся зубы?— Ещё рано, фрайфрау, — качает головой Анселм и берёт недовольного младенца на руки, прислоняя к своему плечу. — Осмелюсь предположить, герру не хватает вашего внимания. Вы часто сидите с книгой, когда кормите его.— С ним что ли надо говорить? — фыркает фрайфрау и устало закрывает руками потемневшие веки. — Я говорю. Но не буду же я без умолку болтать в его присутствии сама с собой. Это глупо. Он долго и неохотно ест, а иногда ничего не делает и просто смотрит на меня. Я не знаю, что тогда делать. Спрашивать его о чём-то? Но он же не ответит.— Детям нужно общение. Так быстрее развивается речь, — наставляет Анселм, прохаживаясь туда-сюда по комнате. — Нам объясняли на курсах по уходу за новорождёнными. Да и вы же хотите, чтобы герр узнавал вас по голосу?— У меня болит голова, — обессиленно вздыхает фрайфрау, убирает прилипшую ко лбу чёрную прядь и тянется за бутылочкой с успокоительным. — Лекарша говорит, что я мало ем, но я не могу есть, меня тошнит. Никто не хочет меня понять. Все только указывают мне.Анселм гладит ребёнка по спине, успокаивая скорее себя, чем его. Естественно, фрайфрау дают советы, как себя вести. Раз она решила кормить сама, то от её здоровья и её действий зависит жизнь наследника. Единственного, ведь из-за вынужденной операции родить снова она уже не сможет. Младенец тем временем хватает слугу за край воротника, тащит его в рот и пытается жевать.— Простите за дерзость, фрайфрау, но вам стоит либо слушать лекаршу и питаться лучше, либо нанять кормилицу, раз у вас недостаточно молока, — сдержанно произносит Анселм, не пытаясь отнять воротник, всё равно ничего не выйдет. — Герр часто остаётся голодным и медленно прибавляет в весе.— Не говори глупости. Я не позволю посторонней женщине заниматься моим ребёнком, — раздражённо цедит фрайфрау и наливает себе второй стакан успокоительного. — Дай Геллерту какой-нибудь еды. Например, овощей. Овощи полезны. Или купи молока на рынке.— Герр слишком мал для обычной еды, ему только три месяца, — терпеливо объясняет Анселм и, чувствуя, что ноги перестают держать, садится в кресло. — А коровье молоко детям до года вредит.— Ты сам сказал: Геллерт хочет есть. Что ты предлагаешь? Морить его голодом? — раздражённая фрайфрау натягивает одеяло до носа, только спутанные волнистые локоны укрывают белую подушку. — Иди и приготовь ему картофельное пюре, не сиди без дела.Анселм чудом удерживается от того, чтобы выругаться сквозь зубы. Если её не послушаться, она пожалуется хозяину и тот настоит, чтобы ребёнку дали овощей. И кто окажется виноват, когда преждевременный прикорм приведёт к несварению? Разумеется, Анселм! Ведь он ходил на курсы!— Что мне делать, герр? — обречённо интересуется Анселм у младенца, помешивая ложкой и без того жидкое пюре, которое повар развёл водой до состояния соуса. — У меня не поднимается рука кормить вас этим, я знаю, что вам станет плохо. Но если я откажусь, на меня надавят условиями Непреложного обета, и, боюсь, я попросту умру.Наследник Грин-де-Вальда переворачивается на бок и с унынием в глазах смотрит на жижу в тарелке. Будто тоже понимает, что ничем хорошим эта затея не кончится.— А может, вы уже готовы к овощам? — без особой надежды интересуется Анселм, подпирает голову рукой и всматривается в грустные синие глаза. — На курсах говорили, что подходящее время для первого прикорма у всех индивидуально. Боюсь, если вы не захотите пюре, вам придётся голодать. Сложно сказать, что хуже: голод или проблемы с животом.От первой же ложки наследник благоразумно шарахается. Анселм решает попробовать жижу сам и понимает его ещё лучше: водянистое пюре без соли сложно есть, даже если больше нечего.— Что же, герр, боюсь, нам с вами придётся пройти через это испытание, хотим мы или нет, — невесело усмехается Анселм и заставляет себя сжевать ещё одну ложку. — Я вам помогу. Давайте так: одна ложка ваша, две моих. Крепитесь.Зря фрайфрау считает, что с наследником не о чем говорить. Порой Анселму кажется, что тот всё понимает, просто пока не может ответить. Во всяком случае, съесть картошку всё-таки соглашается.Живот у герра Грин-де-Вальда болеть не начинает (или герр об этом стойко молчит), но последствия не заставляют себя ждать: в тот же день у него пугающе краснеют губы и язык. Сыпь и покраснения у него, видимо, чешутся, и кусаться он принимается сильнее обычного. К этому же результату приводят попытки дать ему капусту. А после разбавленного чёрного чая он не спит двое суток и доводит плачем до истерики даже свою мать. При том, что фрайфрау проводит с ним не больше пары-тройки часов в день. Через две недели хозяева сами решают повременить с попытками перевести наследника на обычную еду. Остаётся только давать ему воду, когда он негодует из-за скудного питания. Растёт он всё так же плохо, но зато аллергии прекращаются.К счастью, на пятом месяце жизни наследника хозяева решаются попробовать современные молочные смеси, и голод перестаёт портить ему настроение.***— Гел-лерт, — чётко, по буквам произносит Анселм.— Гейет, — уверенно повторяет наследник собственное имя.— А это, — Анселм берёт в руки игрушечные вагончики, — по-езд. Поезд.— Поед, — Грин-де-Вальд забирает у слуги вагончики и помещает на рельсы. — Поед чу-чу и у-у-у.Значит, он хочет катить деревянный состав по рельсам. Скоро Анселм будет переводить с его языка лучше, чем с болгарского, который выучил когда-то в школе.— Герр, вы хотите везти на поезде пассажиров? — осведомляется Анселм и предлагает ему фигурки солдатиков.Грин-де-Вальд рассматривает каждого и сажает их по отдельности: новых и красивых в передние вагончики, а старых и потёртых в хвост состава. Истинный сын знатных родителей: ему только недавно два года исполнилось, а он уже понимает, что одни люди не ровня другим. Отдельно пугает то, как он похож на отца: такие же острые черты лица, такая же привычка хмурить брови, такие же светлые волосы. Только не прямые, как у фрайхерра, а волнистые, как у фрайфрау. А вот требовательный и упрямый характер точно от отца, хотя тот на сына отсилы раз в месяц посмотреть приходит и не говорит с ним.В последнее время наследник делит солдатиков не только по новизне, но и по цвету. Что бы это значило?— Какие солдатики вам нравятся больше, герр? — решает уточнить Анселм, будучи уверенным, что Грин-де-Вальд покажет на красных, которые едут в самом первом вагоне.Грин-де-Вальд тычет в чёрных. Во втором вагоне.— А почему красные впереди? — уточняет слуга.Грин-де-Вальд смотрит на него, как на дурака, и указывает на паровоз. Понятнее не становится, но радует, что у герра в воображении есть какая-то сложная система распределения.— Павоз, — объясняет наследник, очевидно, окончательно разочаровавшись в умственных способностях слуги.— Паровоз — это плохо? — пытается догадаться Анселм.— Павоз — ым, — назидательно произносит Грин-де-Вальд, вздыхая о том, что глупой прислуге приходится растолковывать элементарные вещи.— От паровоза идёт дым? — наконец осеняет Анселма.Довольный Грин-де-Вальд кивает.Путём дальнейших вопросов Анселм выясняет, что главные солдатики носят чёрные мундиры, красные — вторые в иерархии, и пусть работа у них и грязная, но весьма почётная. Они защищают чёрных солдатиков. За красными следуют синие, которые прислуживают чёрным и красным, а зелёные — презираемая часть общества, даже хуже сломанных и потёртых солдатиков другого цвета. Чем герру не угодил зелёный цвет, долго думать не пришлось: Анселм быстро вспомнил, что в зелёные костюмы любят наряжать его кузена Джакоба, который, приезжая, носится по детской, как укушенный, и крушит всё, к чему прикасается. Анселм такого родственника тоже не любил бы.— А я какой солдатик? — решается спросить Анселм.Вдруг становится важно узнать, что о нём думает этот человек, неожиданно повзрослевший в достаточной степени, чтобы составлять собственное мнение о других.— Касный, — не раздумывая, отвечает Грин-де-Вальд.Отчего-то его ответ очень льстит. Хотя герр мог записать его в ?красные? за рыжие волосы с медным отливом.— А мама где?— Не, — мотает головой Грин-де-Вальд. — Не тут. Там.И указывает на дверь.Про отца, видимо, спрашивать не стоит. Наследник наверняка не вспомнит, кто это вообще такой. Когда и как фрайхерр планирует знакомиться со своим ребёнком? Как собирается объяснять, почему не приходил так долго? Тысяча и один вопрос, которые Анселму не подобает задавать.***— Анселм! — одна из новых служанок стучит в дверь его спальни. — Тебя хочет видеть герр Грин-де-Вальд!— Уже иду! — кричит в ответ Анселм, вытирается после умывания и торопливо застёгивает жилет. — Он завтракал?— Нет, сходи, сам отнеси ему!С тех пор, как наследнику фрайхерра исполнилось четыре года, многое изменилось. Фрайфрау согласилась с тем, что герру нужно видеть и женщин тоже, чтобы понять их отличие от мужчин в детстве, и фрайхерр нанял несколько служанок. Анселма отселили в отдельную комнату по соседству со спальней наследника, а также сняли с него официальные обязанности убираться в покоях юного господина и приносить ему еду. Высыпаться стало легче, а вот в работе многое осталось прежним. Когда в комнате наследника пытался навести порядок кто-то, кроме Анселма, герр Грин-де-Вальд возмущался и перекладывал вещи по-своему. Ни у кого не хватало терпения спорить с ним. А от его трапез и вовсе стараются держаться подальше с тех пор, как герр Грин-де-Вальд месяц не вставал с постели, страдая от жара, ужасной сыпи и проблем с животом. Пока выяснилось, что дело в простой аллергии на капусту и картошку, обвинить в намерении отравить наследника успели всех, включая фрайфрау. Не лучшим образом кончились и попытки дать герру попробовать чай и шоколад. По совету лекарей его чуть не увезли на лечение в Австро-Венгрию, на чешские минеральные воды.После этих происшествий здоровье герра Грин-де-Вальда было признано слабым, и никто не хотел попасть под горячую руку фрайхерра, случайно принеся наследнику очередное блюдо, которое он, оказывается, не переносит.Анселм стучится, дожидается разрешения войти и кланяется:— Доброе утро, герр. Как вам спалось?— Не так уж плохо. А тебе? — спрашивает наследник, роющийся в шкафу в поисках одежды.— Я отлично выспался, благодарю, герр, — улыбается Анселм. Кажется, ему никто прежде не задавал таких вопросов. Во всяком случае, искренне желая узнать ответ. — Что вы желаете на завтрак?— Принеси пару свиных сарделек и воды, а потом пойдём в сад, — решает Грин-де-Вальд и раскладывает на кровати детали своего прогулочного костюма: белую кружевную рубашку, чёрную курточку и тёмно-серые брюки.— Как прикажете, герр, — склоняет голову Анселм. — Я принесу ваш завтрак и пойду к фрайхерру, узнаю, что он думает о прогулке.Чем сообразительнее становится юный господин, тем сложнее смягчать отношения между ним и его отцом. Фрайхерр требует ?правильного воспитания? своего наследника бессловесным и покорным ребёнком, не смеющим сделать вдох без его разрешения, а герр демонстративно обижается всякий раз, когда какой-то неизвестный ему человек пытается установить свои правила. Радует только, что фрайфрау теперь заодно с Анселмом и успокаивает супруга, пока Анселм упрашивает герра всего один раз, только ради их дружбы, съесть невкусный овощной суп или надеть некрасивую светлую курточку.— Да всё равно, что он думает. Я пойду гулять, — не терпящим возражений тоном заявляет герр.Остаётся надеяться, что фрайхерр не решит запретить ему. За окном моросит мелкий весенний дождик, фрайхерр может счесть такую погоду неподходящей для игр на свежем воздухе.***— Геллерт никуда не пойдёт, — так же бескомпромиссно, как наследник, произносит фрайхерр. — На улице дождь. Он и так постоянно болеет. Если ему не хватает мозгов понять это, пусть продолжит учиться читать, говорят, от этого умнеют.— Прошу вас, фрайхерр, под мою ответственность, — уговаривает Анселм, почтительно глядя себе под ноги и через силу принуждая свой голос звучать униженно и умоляюще.Так выше вероятность, что этот упрямый баран согласится. Ползать на брюхе перед фрайхерром даже в переносном смысле тошно, но чего не сделаешь, чтобы увидеть радость герра Грин-де-Вальда. Герр стоит того, чтобы ради него наступить себе на горло. Ему хотя бы есть дело до чувств Анселма.— Я не для того приставил к сыну мужика, чтоб ты ему жопу целовал, как баба! — рявкает фрайхерр и бьёт кулаком по обитому кожей подлокотнику кресла. — Я сказал сидеть дома, значит, он будет сидеть дома. Какая нахрен твоя ответственность, когда вы с Кунегундой вырастили его хворым таким. Всё ему нельзя, от всего у него сопли, сыпь и понос!— Я не допущу, чтобы подобное повторилось, — обещает Анселм и медленно дышит, чтобы успокоиться.Говорил ли он, что герру рано давать обычную еду? Предупреждал ли, что это может привести к аллергии и желудочно-кишечным болезням? Разумеется. Не один раз. Стали ли его слушать? Разумеется, нет. Кого теперь во всём винят? Кроме Анселма — больше некого. Хорошо хоть Анселм записывал, чем кормили герра в младенчестве, и заранее знал, что наследник может не переносить. Если бы не настойчивое стремление фрайхерра приучать подросшего сына к ?нормальным вещам, которые все едят?, проблем было бы ещё меньше.— Ты со мной не пререкайся! — выходит из себя фрайхерр. — Своего инвалида воспитывай, как хочешь, а мой ребёнок будет жить так, как я решил!И тут разглядел угрозу для своего несуществующего авторитета. Чтоб его. Придётся прибегнуть к последнему аргументу.— Я не хочу с вами спорить, фрайхерр, однако на курсах говорили, что у детей, которые сидят дома в ненастную погоду, слабеет иммунитет. Лёгкие простуды закаляют и не несут вреда. Герру нужен сильный иммунитет, ведь он поедет учиться в Дурмстранг.Фрайхерр оскорблённо пыхтит и сжимает кулаки:— Выучил я тебя на свою голову! Умный стал! Лучше меня знаешь, как моего сына воспитывать! Что ж он у тебя голый с открытым окном не спит, если ему холод на пользу! Ладно, пусть идёт. А то ты не уйдёшь, пока своего не добьёшься. Но заруби себе на носу: если он начнёт кашлять или не дай бог сляжет с лихорадкой, то до лета из дома не выйдет. Понятно?— Да, фрайхерр, как вы сочтёте нужным, — кланяется Анселм, пряча торжествующую улыбку.***Мелкая изморось переходит в настоящий дождь, капли стучат по стеклу, как камешки, но герр непреклонен: гулять он желает немедленно. Анселм достаёт его зимние сапоги, в очередной раз применяет к ним заклинание от промокания — герр обожает прыгать по лужам — и подходит к хозяйскому наследнику. Тот уже надел костюм и теперь возится с пуговицами пальто, сидя на кушетке у шкафа. Анселм опускается на колени — так герр слушает его гораздо внимательнее — и рассказывает, надевая на него сапоги:— Я пообещал фрайхерру, что вы не заболеете. Пожалуйста, скажите мне, если начнёте замерзать. Мы переоденемся и выйдем снова.— Не выйдем, — герр обиженно складывает руки на груди. — Придёт мама и скажет, что надо учиться читать. Ты меня обманываешь.Анселм удручённо опускает плечи и зашнуровывает наследнику сапоги. Стоило герру узнать, что прислуга и родители иногда действуют сообща, и он начал подозревать всех взрослых в коварном заговоре, цель которого — сделать его жизнь невыносимой.— Фрайфрау не желает вам зла. Фрайфрау хочет, чтобы вы были готовы к урокам. Учителя начнут к вам приходить ближайшей осенью. Если вы позволите, я попробую объяснить фрайфрау, что вы предпочитаете читать вечером.Слова Анселма не слишком успокаивают герра Грин-де-Вальда: он всё так же злобно смотрит в стену напротив. А ведь что-то Анселм правда скрывает. В частности, своё намерение отпоить герра после прогулки тёплым компотом и уговорить принять горячую ванну. Нужно быть с ним честнее, пока он окончательно не потерял веру в людей.— Если вы заболеете после прогулки в дождь, фрайхерр будет мной недоволен, — признаётся Анселм и садится на пятки, глядя на герра Грин-де-Вальда снизу вверх. — Чтобы не заболеть, вам нужно будет после прогулки согреться и выпить оздоровительный напиток. Вы не против?— Ладно, — герр неохотно, но меняет гнев на милость и гладит Анселма по щеке с выражением крайней задумчивости на лице.Сидит, такой смешной и серьёзный. Его хочется обнять, только не понятно, можно ли. Он уже не маленький, чтобы всё время брать его на руки. Да и кто он, а кто — Анселм. Не положено прислуге лезть с нежностями к хозяевам.— Мне приснился сон. Про то, как папа сказал, что мы с тобой больше не будем разговаривать. Это правда будет? — встревоженно спрашивает герр.Анселм отводит взгляд. Фрайфрау предупредила, что наследнику могут сниться вещие сны. В её роду была талантливая прорицательница, которая предсказала возвращение её дара как раз в этом поколении. Жаль, что видения начались так рано. Жаль, что первое оказалось грустным.— Осенью у вас появится много новых учителей, и вам станет не до меня. Пройдёт время, и вы меня даже не вспомните, наверно, — улыбается одними губами Анселм и застёгивает пуговицы на его пальто.Герру только четыре. Анселм сам себя до пяти лет не особо помнит. А герра ждёт куда более насыщенная жизнь, чем у него.— Я тебя не забуду, — твёрдо заявляет наследник фрайхерра и обнимает Анселма за шею.— Я тоже буду вспоминать вас, герр, — обещает Анселм и прижимает его к себе. — И я всегда буду рядом, в этом доме.Почему-то от мыслей о будущем расставании больно. Глаза режут подступающие слёзы. Но ведь Анселм знал, что это не навсегда, герру не нужна будет нянька до самой школы.Нужно собраться и вывести его во двор. Нечего раньше времени плакать, тем более при ребёнке. У него и так много трудностей впереди.***Играть в ?цветы? вдвоём, а тем более с герром Грин-де-Вальдом — отдельная непростая задачка. Когда от него убегают слишком резво, он не любит. Нужно заметить момент, когда герру становится не интересно, и назвать выбранный им цветок, чтобы теперь убегал герр. Но не ошибиться и не сделать этого случайно тогда, когда герр решительно настроен догнать Анселма. Тогда нужно попасться.Набегавшись, герр решает играть в ?козлёнка?. Тут уже проще. Всего-то требуется поползать на четвереньках, пока герр пытается отобрать шапку, и не слишком активно сопротивляться. Главное — не задеть его рукой или ногой, ведь тогда по правилам игры ?козлёнком? должен стать тот, кого задели, и герр не захочет дальше играть.Когда герру удаётся сдёрнуть с Анселма шапку, радости наследника нет предела. По правилам после этого Анселм должен выполнить любое его желание. Конечно, подчиняться хозяйскому сыну нужно всегда, но, видимо, во время игры герра вдохновляет то, что сейчас слуга точно сделает абсолютно всё, что скажет герр. В последнее время Анселм стал замечать, что сам полюбил играть в ?козлёнка?. Наверно, потому что герра редко можно видеть таким довольным жизнью.Герр утаскивает насквозь промокшую шапку, и Анселм понимает, что до этого не так уж и сильно мёрз. Герру, вероятно, тоже холодно. Скоро придётся просить его вернуться в дом. Чуть позже. Анселм встаёт на колени, вытирает измазанные грязью руки платком и выжидающе смотрит на герра Грин-де-Вальда, который с видом победителя покручивает его шапку на пальце и хитро щурится. Интересно, что он придумает сегодня?— Неси верёвку, — приказывает герр.— Как пожелаете, — склоняет голову Анселм и направляется на конюшню. Без горячей ванны после этой прогулки точно не обойтись. Привязывать его к дереву на пять минут герру не интересно, это всегда надолго.— Сними пальто и жилет, — требует герр Грин-де-Вальд, недобро сверкая синими глазами.— Вы хотите заморозить меня, герр? — посмеивается Анселм, но распоряжение выполняет и аккуратно вешает одежду на ветку.Слушаться юного господина проще, чем его отца. Не обидно. Герр искренне восторгается, когда ему подчиняются. Это подкупает.— Узнаешь, — ещё коварнее улыбается Грин-де-Вальд и даёт Анселму конец верёвки.Слуга встаёт спиной к дереву и вытягивает руки вдоль тела, прижав верёвку ещё и локтем, чтобы намоталась, как надо, пониже плеч. В этот раз верёвка врезается слишком сильно, но Анселм решает ничего не говорить. Чем герру нравится связывать его, Анселм никогда не понимал, но раз герр счастлив, можно и потерпеть. Должно быть, это кровь его отца. Говорят, в молодости фрайхерр любил садистские извращения. Что же, от своей природы не уйти. Пусть хотя бы сейчас герр порадуется.— Попался! — едва ли не светится Грин-де-Вальд.За шиворот капают холодные капли уходящего дождя. И так не вовремя чешется спина.— Попался, — кивает Анселм.Герр милый, когда восхищается тем, что его волю исполняют. Будет жаль, если для него выберут несговорчивого учителя.— Ты будешь страдать! — герр делает большие страшные глаза и принимается щекотать Анселма за живот.На ветер он слов не бросает: выдержать эту пытку в самом деле непросто. Анселм пытается закусить губу и не смеяться, но вскоре выдержка отказывает и сил хватает только на то, чтобы не пытаться вырваться, а то плохо закреплённая верёвка понемногу сползает.Хорошо, что герр иногда делает перерывы и позволяет отдышаться. Он тогда очень внимательно смотрит. Не ясно, проявляет он милосердие или сам хочет отдохнуть, но Анселм ему за это благодарен.— Простите, герр, я совсем замёрз, вы не будете против вернуться в дом? — спрашивает Анселм, когда замечает, что его бьёт дрожь уже от холода.Не хватало самому заболеть. Тогда могут отстранить от работы.— Пойдём, — соглашается шмыгающий носом герр.***Не проходит и трёх дней, как герр, несмотря на профилактические процедуры, начинает подозрительно часто чихать. Фрайфрау благоразумно решает скрыть его простуду от фрайхерра и на скорую руку подделывает письмо от своих родителей, якобы приглашающих её в гости вместе с ребёнком. Для правдоподобия она предлагает и супругу поехать с ними, но тот скорее поедет к своему ненавистному брату, чем к приятным во всех отношениях родителям фрайфрау.В тот же день фрайфрау собирает вещи и уезжает. Вовремя: уже к вечеру у герра поднимается температура. Его пытаются отпоить лимонным отваром, но от отвара его тошнит.Лекарь успокаивает, что это не новая аллергия, а временная непереносимость кислого, которая пройдёт без следа, если кислого не давать полгода. А чтобы фрайхерр не злился, лекарь советует сказать, что кислое вредно для зубов. Герру заваривают с мёдом травы, успокаивающие желудок и нервы, и ближе к полуночи его начинает клонить в сон. Анселм как раз заканчивает читать герру очередную главу книги о приключениях мореплавателей, когда замечает, что юный господин медленно моргает и поворачивается спиной к свече.— Вы желаете чего-нибудь ещё? — шёпотом осведомляется Анселм, откладывая книгу.Герр молча качает головой и потерянно смотрит куда-то вдаль. Анселм садится на пол у кровати и кладёт ладонь на его лоб. Горячий. Лекарь объяснил, что если ребёнок не задыхается и не бредит, то жар сбивать не нужно, это будет только во вред, но видеть герра страдающим тяжело.— Меня никто не любит, — осипшим голосом произносит наследник фрайхерра и снова закрывает глаза.Анселм вздыхает и гладит его по волосам. Что печальнее всего — его слова не вызывают ни малейшего удивления. Любой бы на его месте так решил.— Я люблю вас, герр, — шёпотом отвечает Анселм и целует его руку.