Глава 55 — Моя революция (1/1)

Сквозь плотно задёрнутые шторы пробивается узкая полоска света. Не разобрать, дневного или утреннего. Или это ранний вечер? Геллерт сонно моргает и крепче обнимает Альбуса, уснувшего на его плече. Запоздало приходит осознание, что спят они в доме дальней родственницы Геллерта — Батильды Бэгшот.Геллерт поворачивается на бок, поправляет одеяло, чтобы закрывало спину Альбуса, и обнимает его за талию поверх одеяла. Дамблдор улыбается во сне и прижимается ближе, утыкаясь носом в нос Геллерта. Грин-де-Вальд гладит его ногой по ступне, а после целует в лоб.Пробуждение словно украдено из другой жизни: где нет ни кучи дурмстранговских правил, ни будущего наследства, за которое уже сейчас приходится платить гордостью. Где можно просто засыпать и просыпаться, не зная, утро сейчас или день, потому что это в самом деле не важно. Не нужно ни на тренировки, ни к учителям.Раньше Геллерт думал, что свобода — это Норвегия. А теперь всё отчётливее понимает, что свобода — это Альбус. Альбус Дамблдор, который любит Геллерта любым, даже ленивым и не желающим вставать с постели. С которым удобно даже обниматься во сне и который умудряется не отлежать при этом Геллерту руку.Альбус прижимается ближе, тихо посмеивается от радости и прячет лицо в подмышку Грин-де-Вальда.— Вы здесь, — шепчет он восторженно и кладёт ладонь на плечо Геллерта. — Вы приехали. К нам, в Годрикову Впадину. Как?— Я рассказывал, как, — улыбается Геллерт и гладит его по пушистым рыжим волосам. Но почему не рассказать снова, чтобы полюбоваться своей авантюрой ещё раз? — Твоя соседка Батильда Бэгшот, у которой мы сейчас гостим, сестра моей бабушки. Я давно знал об этом, но не знал, что у неё такой очаровательный сосед. Когда ты рассказал, что живёшь в Годриковой Впадине, мне захотелось как-нибудь свалиться тебе как снег на голову. Мы с матерью убедили отца, что я должен почтить Батильду своим визитом, чтобы она не забыла завещать мне свой дом и свою знаменитую библиотеку исторической литературы. У неё есть даже античные и византийские книги, которые сохранились до наших дней благодаря тому, что были переведены на арабский. Но об этом потом. Ты интереснее книг.— Интереснее книг? — Альбус выныривает из объятий Геллерта и с хитрым прищуром откидывается на спину. — От Вас это слышать особенно лестно, майн герр.Расстёгивает верхние пуговицы белой пижамной рубашки, потягивается и роняет руки на подушку за головой так, чтобы их было легко зажать. Смотрит просяще и лукаво. Совершенно бесстыже завлекает. Геллерт опирается на локоть и целует Дамблдора в шею. Альбус вздрагивает, негромко стонет, открывает и отдаёт всего себя. Только ему, Грин-де-Вальду. Так отчаянно надеется, что Геллерт возьмёт себе его всего, но не смеет просить прямо. Помнит, что нельзя. Безукоризненная, обжигающая душу покорность. Геллерт проводит языком по его тёплой, покрывшейся мурашками шее, целует в подбородок, между ключицами, и прижимается носом к его плечу. Альбус рвано дышит под его ладонью.Только его Альбус Дамблдор. Которого Грин-де-Вальд решил на этих каникулах наконец сделать своим в полной мере. Купить презервативы, не выходя из дома, было сложно. А сейчас будет ещё сложнее.Геллерт тихо смеётся над собой в его рубашку. Перед ним, практически под ним, лежит самый послушный и прекрасный юноша, готовый отдать жизнь за секс именно с ним, Грин-де-Вальдом, способный с благодарностью принять любую боль — а Геллерт стесняется сказать, что собирается исполнить его давнюю мечту. Более того — и делать тоже стесняется. И кто из них девственник?— Нелепо, — сквозь смешок произносит Геллерт и коротко целует Альбуса в губы. — Я не знаю, как заговорить с тобой. Ты можешь себе такое представить?— О чём, мой курфюрст? — Альбус внимательно заглядывает в лицо Грин-де-Вальда и мягко гладит его по волосам. — Я что-то сделал не так? Или Вы думаете, я на что-то не соглашусь? Но разве я, поклявшийся служить вечно, пойду против Вашего желания?— Ты можешь поклясться следовать моим желанием, но не можешь поклясться любить меня, что бы ни случилось, — задумчиво отвечает Геллерт и расстёгивает на его рубашке ещё одну пуговицу.И снова тянет напряжённо смеяться. Какие высокопарные слова Геллерт находит — и по какому дурацкому поводу. Лучше сказать, как есть. А то вокруг да около можно ходить до скончания времён. Грин-де-Вальд берёт Дамблдора за руку, переплетает его пальцы со своими и отводит взгляд.— Я хотел лишить тебя девственности, но стесняюсь. Боюсь, у меня плохо получится. У меня давно никого не было. А когда было… Рагнару в первый раз не понравилось. И во второй не очень.Альбус молчит, обескураженно хлопая глазами. Притягивает запястье Геллерта к губам и целует, наверно, не находя, что сказать. Геллерт и сам понимает, как по-идиотски звучит. Дамблдору и металлический кактус в заднице понравился. Вот только легче от этого воспоминания не становится.— Мне не понравится, если Вы прикажете отдаться другому. А от Вас я приму всё, — тихо, но решительно отвечает Альбус. — Хотите, я докажу? Может… сделаете так, чтобы мне было очень больно? Сделаете то, на что не согласился бы Рагнар?Не дождавшись ответа, он целует ладонь и пальцы Геллерта. А после обводит кончиком языка указательный палец, даже не пытаясь скрыть свою жажду.— Бесстыжий, — хмыкает Геллерт, забирает у него свою руку и ложится сверху.Слишком поздно приходит в голову мысль, что надо бы почистить зубы, да и в целом привести себя в порядок. Надо же было вспомнить об этом теперь! Когда вставать с кровати хочется ещё меньше, чем минуту назад. Что же, если Альбусу после утреннего дыхания всё ещё хочется секса, это в самом деле любовь.— Я скоро, — Геллерт целует его в щёку и нехотя поднимается. — У Батильды две ванных комнаты на втором этаже. Другая в конце коридора, за поворотом. Полотенца там же, в шкафу.— Мне возвращаться одетым? — переспрашивает Альбус, но рубашку застёгивает.— В одном полотенце по коридору не ходи, не смущай Батильду. А ждать меня тут можешь уже в белье, — решает Грин-де-Вальд.***После перерыва на мытьё подходить к Альбусу ещё более неловко, чем… утром? Днём? За окном уже темнеет. Полуобнажённый Альбус, в одних трусах и расстёгнутой рубашке, зажигает свечу на прикроватном столике, делает несколько шагов к двери и опускается перед Геллертом на колени, глядя в пол:— Мой господин, Вы позволите своей наложнице остаться в Ваших покоях?— Альбус, ты мазохист, — улыбается Геллерт и поднимает его лицо за подбородок. — Ревнуешь меня и мечтаешь видеть владельцем гарема. Встань и принеси верёвку.— Я мечтаю сделать Вас счастливым, — довольно щурится Альбус, целует его ладонь и идёт выполнять приказ.Приносит кожаные перчатки Геллерта и ту самую верёвку, про которую когда-то сказал, что она получилась слишком тонкой и колючей. И протягивает с такими горящими глазами, будто в этой верёвке всё его счастье.— Ты же сказал, что у тебя от неё руки затекают? — удивляется Геллерт, но жестом приказывает Альбусу встать спиной к нему.— Если сильно не затягивать и не сводить локти до конца, то не затекают, просто больно. Проверьте, пожалуйста, чтобы под верёвку заходило два пальца, — просит Дамблдор.Сцепляет кисти в замок за спиной и выпрямляет руки, расправляя плечи. Грин-де-Вальд сдёргивает с него рубашку. Обнажённые плечи Альбуса вздрагивают под ладонью Геллерта, но Альбус не позволяет себе лишнего дёргаться и выдерживает позу, удобную для связывания. Грин-де-Вальда садистски тянет испытать его терпение. Он скользит пальцами по груди Альбуса, нащупывает соски и издевательски легко гладит, пока они не становятся твёрдыми. А после сжимает ногтями, сквозь перчатки, но всё равно болезненно. Сдержанные стоны Альбуса срываются в пронзительный крик.— Я же только чуть-чуть потрогал, — Геллерт шепчет в самое ухо, задевая его губами, и обводит мочку языком. — Тебе стоит набраться терпения.— Ради Вас… что угодно… — Альбус смиренно опускает голову и сильнее цепляется пальцами в собственные ладони, ещё ближе сводя руки, откровенно жаждущие верёвки.Он весь — Геллерта. Кажется, ему мало клятвы, чтобы принадлежать Грин-де-Вальду.Наконец Геллерт его связывает: затягивает петлю вокруг локтей, обвязывает в несколько витков, проверяет, проходят ли под верёвкой два пальца, и завязывает узел. А после привязывает руки к груди и ощупывает Альбуса от ключиц до талии, якобы проверяя, оставляют ли верёвки достаточно пространства, чтобы дышать. Дамблдор долго держится на остатках самообладания, позволяет себе только переступать с ноги на ногу, скулить сквозь зубы, когда пальцы Геллерта проходятся по его ключицам, соскам или талии. Привстаёт на носки и взвизгивает, когда Геллерт шлёпает его. Но вот когда связанными оказываются его запястья, терпение оставляет Альбуса окончательно. Он снова падает на колени и целует ступню Грин-де-Вальда:— Пожалуйста, возьмите меня, — умоляет он униженно, как никогда, проводит языком по пальцам и прижимается носом к коже. — Как угодно, куда угодно, любым способом, но, прошу Вас, я умру, если не почувствую Вас в себе. Даже если Вы не разрешите мне кончить. Я что угодно сделаю, я на всё готов. Пожалуйста.Как не поверить его пламенным речам? На Грин-де-Вальда на несколько секунд накатывает восхитительное ощущение, что он в самом деле настолько хорош в постели, что его стоит так умолять. Как не поверить, когда лучший в мире, идеальный, привыкший к Дурмстрангу и боевой магии всего за полгода Альбус Дамблдор.Альбус выпрямляется и осмеливается поцеловать Геллерта в бедро. Точно лишился разума от желания отдать себя.?Смущаться я до скончания времён могу. Надо взять и сделать?, — Грин-де-Вальд собирает всю свою решимость, берёт Альбуса за отросшие рыжие волосы, преувеличенно небрежно дотаскивает до кровати и кладёт животом на подушку, задницей кверху. Снимает с него трусы и гладит, по копчику и между ягодиц, почти доводя обтянутый чёрной тонкой кожей палец до ануса, но так и не прикасаясь.— Пожалуйста… — жалобно выстанывает Альбус, пытаясь насадиться на пальцы, но Геллерт убирает руку.— Подожди, ещё надо смазать, — жестокой улыбкой отвечает Геллерт и отходит за маслом, а вернувшись, продолжает ту же пытку.Садистский азарт захлёстывает Грин-де-Вальда с головой. Потерявшего всякий контроль над собой Дамблдора приходится силой прижимать за ноги к кровати. Альбус кричит во весь голос, обещает сделать что угодно, пойти на любое унижение. Тонкая колючая верёвка стирает его руки до ожогов. Геллерт кладёт пальцы на самый вход, давит совсем чуть-чуть и сразу убирает. Вой Альбуса, наверно, слышно на первом этаже.Только Грин-де-Вальду решать, как долго он будет мучиться. Только Геллерт может отдать приказ, который избавит Дамблдора от страданий.Желание увидеть, как будет сходить с ума Альбус, отдрессированный не кончать без приказа, если взять его, наконец оказывается сильнее страха опозориться. Геллерт сначала вводит пальцы, сразу на всю длину, преодолевая незначительное сопротивление. Каким-то образом Дамблдор так и остаётся узким, несмотря на то, что садится на пальцы, и на бутылки, и на кактусы. Должно быть, благодаря заживляющей мази. Снова мелькает сбивающая с настроя мысль, что ничего не получится. Грин-де-Вальд делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Альбус прекрасен. А главное — не видит жизни без Геллерта. Если не получится, можно просто отдать ему приказ кончить — так ведь?Когда Геллерт убирает пальцы, успокоившийся было Альбус сильнее прогибается в спине, отставляя свою подтянутую задницу.Он — собственность Геллерта. И живёт, чтобы служить Геллерту. Об этом нужно вспоминать чаще.Грин-де-Вальд достаёт из прикроватной тумбочки презерватив, расстёгивает брюки, надевает и смазывает, наверно, дольше, чем требуется. Но нервничать можно всю жизнь. Да и Геллерту ли нервничать? Не в первый раз и не во второй ему кто-то отдаётся. Зато настолько искренне — в первый. Не такой искренности стоит бояться. Войти в Альбуса оказывается проще, чем Геллерт ждал. Альбус податливый. Послушный. Терпеливо ждёт, хотя его всего трясёт от жажды принять член Геллерта сразу и до конца. Срывает голос в крике, царапает собственные ладони, едва не режет запястья верёвкой, но ждёт. Геллерт снимает одну перчатку, гладит его по руке и успокаивается. Дамблдор столько раз просил использовать его. Пусть получает, что хотел, и мучается.— Не двигайся, — приказывает Грин-де-Вальд и бьёт его ладонью в перчатке по бедру.— Как прикажете, — обречённо соглашается Дамблдор, утыкается лицом в простынь и замирает.Медленно и аккуратно брать его, такого жаждущего жёсткого секса, такого горячего и покорного, умирающего от возбуждения в руках Геллерта и не смеющего просить об оргазме — отдельное садистское удовольствие. Быть безжалостным в своей мягкости и чувствовать, как Альбус непроизвольно пытается сжаться, только усиливая свои страдания. Быть эгоистичным и демонстративно игнорировать то, чего хочет он.— Не двигайся, я сказал, — строгим голосом напоминает Грин-де-Вальд о приказе, когда локти Альбуса вздрагивают в верёвках.Даже с этим запретом по Альбусу видно, как он изводится, как ему тяжело даётся исполнение воли Грин-де-Вальда. Особенно сейчас, когда Дамблдор может чувствовать член своего владельца. Альбус вскрикивает от каждого движения в себе, как от боли, и кусает губы. Наверно, ему в самом деле очень больно от неудовлетворённости. Эйфория настоящей, абсолютной власти кружит Геллерту голову, стирая весь мир, кроме Альбуса, а садистская радость от его страданий обжигает не меньше, чем его разгорячённая задница.Несколько раз Геллерт подходит близко к оргазму, но не хочет отказывать себе в возможности полюбоваться Альбусом, теряющим рассудок от похоти, таким прекрасным в своей безграничной зависимости, не способным распоряжаться ни своей жизнью, ни своим телом. Только когда собственный голод по чужим страданиям стихает и переходит в спокойную влюблённость, Грин-де-Вальд той рукой, что в перчатке, натягивает верёвку, которая держит локти Альбуса, и отдаёт приказ:— Кончай, сучка. Можешь шевелиться.Только сейчас Геллерт понимает, насколько Альбусу мало: жёсткого секса и самого Геллерта. Даже во время оргазма Дамблдор выглядит мучительно неудовлётворённым, готовым порвать себя, но насадиться глубже, резче. Он прижимается к Грин-де-Вальду ближе, весь сжимается, до предела натягивает верёвки, которыми связаны его руки, но сдаётся на немилость Геллерта, когда тот сам начинает трахать его неаккуратно и грубо. Как никогда не стал бы Рагнара. Ещё ни разу собственный оргазм Геллерта не был таким долгим и ярким.Едва пришедший в себя Альбус сползает на пол, встряхивает головой, откидывая волосы с раскрасневшегося лица, и прислоняется носом к бедру Грин-де-Вальда:— А можно я оближу, когда Вы снимете презерватив?И сверкает припухшими от слёз глазами так завлекающе, будто не его сейчас отодрали. Ненасытный.— Можно, — разрешает Геллерт и, завернув мусор в надушенную салфетку, бросает в коробочку к остальному хламу, который надо выбросить.— Спасибо, — выдыхает Дамблдор, мягко обхватывает член губами и осторожно, с благоговейным трепетом обсасывает, наверно, жалея, что после зелья для бесплодия не получится слизать сперму.Растрёпанный и наконец счастливый. Его невозможно не любить.***После ванной Геллерт проваливается в сон, не разобрать, на пару часов или на всю ночь. Когда он открывает глаза, снова светит солнце, а Дамблдор, причёсанный, в любимом кофейном жилете и в свежей рубашке, перебирает сваленные на столе пыльные книги. Заметив, что Геллерт проснулся, Альбус расцветает, бросается к прикроватному столику, берёт поднос и преувеличенно церемониально, с поклоном предлагает его:— Вы будете завтракать, мой курфюрст?— Впервые в жизни меня с утра кормят, а не тащат на тренировку! — радуется голодный как никогда Геллерт, садится, подложив под спину подушку. — А кто тебе рассказал, что я люблю свиные сардельки?— По словам миссис Бэгшот, это было одной из тайн вашей семьи. Теперь она известна ещё и мне, — довольно щурится Альбус, будто его вписали в завещание, посулив не меньше трети доходов от отцовской пивоварни.Держа поднос одной рукой, другой Дамблдор достаёт палочку, трансфигурирует его в столик для завтраков и ставит перед Геллертом. — Вам принести что-нибудь ещё?В его жестах и голосе что-то изменилось. Альбус изо всех сил старается быть ещё более услужливым, чем прежде, смотрит влюблённее. Хотя, казалось бы, куда больше?— Принеси воды, — приказывает Геллерт. — А что это за книги?— Утром, пока Вы спали, миссис Бэгшот предложила мне посмотреть античную литературу, которую ей прислали на перевод из Османской империи, — отвечает Альбус, подавая стакан. — Видимо, те самые труды древнегреческих учёных, о которых Вы говорили. Миссис посоветовала мне взять копии антропологических исследований, чтобы мы с Вами почитали их в Дурмстранге, когда у нас будут значки. По её словам, эти исследования могут пролить свет на раннюю историю взаимоотношений маглов и волшебников, но информация разрозненная, её надо систематизировать. Кроме того, вчера миссис Бэгшот нашла любопытный дневник одного из первых исследователей природы волшебников. На этот дневник ссылались многие более поздние источники, но его Ваша тётушка ещё не перевела. Его копию я тоже взял.— Ты говорил с Батильдой о нашей революции? — удивлённо переспрашивает Геллерт, чуть не роняя вилку. — А если она расскажет моим родителям?— Как я мог? — качает головой Альбус и садится на пол рядом с кроватью. — Мы говорили об ограниченности программ магических школ и о науке. О том, как мало позволено изучать волшебникам. И задумались о том, каковы причины и цели ограничений, установленных маглами для волшебников. Миссис Бэгшот сетовала, что, несмотря на глубокие познания истории, она мало знает о зарождении дискриминации волшебников и о том, почему волшебники веками терпят подобное положение дел. А затем упомянула, что недавно к ней в руки попали любопытные древние книги, которые ей, однако, нужно несколько раз перечитать и переосмыслить.— Маглы рубят сук, на котором сидят, — цедит Геллерт и откладывает приборы. — Они любят технологии. И говорят, что любят природу. Магия могла бы помочь развитию технологий без вреда для природы. Так нет же! Мы даже химией заниматься не можем! Всё мешаем травы и корешки в котлах, будто не вышли из пещер!В эти минуты Геллерт сам готов поверить в свою будущую революцию. Посвятить жизнь науке — нет, а вот войне за науку — может быть.Дамблдор убирает столик и снова садится на ковёр.— Вы правы, самим маглам это тоже пойдёт на пользу, — Альбус повторяет слова, которые Грин-де-Вальд уже где-то слышал, и кладёт голову на матрас, совсем как тогда, — волшебникам дана огромная власть над материальным миром, а может и не только над ним. Нам под силу направить научно-техническую революцию в менее губительное для природы русло. Мы не просто можем — мы обязаны прийти к мировому господству ради всеобщего блага.— Мне нравится, как ты говоришь, — само собой вырывается у Геллерта. Рука сама тянется взять Альбуса за волосы и притянуть ближе. Альбуса хочется поцеловать, и Геллерт легко целует его в губы. — Беседуя с тобой, я чувствую, что наша затея не такая бессмысленная, как мне кажется иногда. Это всё уже было. В одном из пророческих слов.— Вместе мы приведём мир к процветанию, вот увидите, — Альбус трётся носом о шею Геллерта, а после ныряет под его руку и утыкается носом в подмышку, — представляете, что будет, когда мы начнём открывать университеты для колдунов и ведьм? Впервые за много веков лучшие выпускники волшебных школ получат возможность глубоко изучать магию и создавать новые заклинания не втихаря, а открыто и, более того, сообща!Сон приснился Геллерту в больничном крыле. Осенью, когда Геллерт лежал с воспалением лёгких после того, как помирился с Рагнаром.— Агмунд будет в восторге от твоих идей. Он готов всю жизнь учиться. Поговори с ним, когда мы вернёмся в Дурмстранг. На ковёр и спину Дамблдора падает мягкий свет. Отражается от рыжих волос. Геллерт пропускает мягкие пряди сквозь пальцы и целует Альбуса в макушку. — Это приказ? — Альбус поднимает лукаво прищуренные голубые глаза. — Нужно придумать, как его убедить. И вообще, нам нужны аргументы для споров с нашими противниками. — Мы поищем доводы вместе, но только позже, — Грин-де-Вальд утягивает Дамблдора к себе на кровать, кладёт на спину и расстёгивает верхние пуговицы его белой рубашки.Это всё было во сне. Чертовски красивый Альбус, умеющий соблазнять даже разговорами о революции, от которых Грин-де-Вальда до сих пор слегка передёргивает.— Как пожелаете, — Дамблдор предвкушающе выгибается и скрещивает запястья над головой, у изголовья. — Моё время полностью в Вашем распоряжении.Засадить бы ему прямо сейчас, в этот его красноречивый рот. Как и во сне, сами собой появляются размышления, стоит ли скидывать Дамблдора ради минета обратно на пол. Грин-де-Вальд доходит до пуговиц жилета Альбуса и зажмуривается. Ощущение сбывшегося пророчества отпускает, а Альбус, всё такой же восхитительный и готовый на всё, остаётся в его руках.— Как ты после расставания с девственностью? — интересуется Грин-де-Вальд и целует Дамблдора между ключицами. — Попа сильно болит?— Не очень. Но болит. Я не стал пользоваться мазью. Хотел, чтобы боль осталась со мной, — вкрадчиво шепчет Альбус и обнимает Грин-де-Вальда. — Хочу чувствовать, что я Ваш.— Ты всегда мой, — улыбается Геллерт и гладит его по щеке. — Ты моё всё. Мой мир и моя революция.