2 : Танго танцуют вдвоем (1/1)

Пандура и Оберкофлер остаются вечером после занятий и танцуют. Георг в чёрном удобном облегающем свитере с высоким воротом и темно-серых брюках в тонюсенькую светлую полосочку – ведущий в танго; Франц в жмущем в плечах коричневом пиджаке, белой сорочке и чёрных брюках с ремнем – ведомый.Лейтомерицкий, как обычно, носа не кажет из своей пристройки, важно именуемой ?бюро?, висит/сидит на телефоне и совсем не заботится о том, что происходит в зале ?ТАНЦЕВАЛЬНОЙ ШКОЛЫ ОБЕРКОФЛЕРА И ПАНДУРЫ?. В перерывах между звонками Лейтомерицкий поглядывает в зал. Очередной взгляд – и вот всё внимание Лейто уже приковано к ним – танцующим танго Пандуре и Оберкофлеру. Сквозь вставленное в переднюю стенку оконце он следит за шагами Георга и Франца, за их перемещениями по залу и ловит себя на том, что заинтересовался. Оберкофлер и Пандура напряжены, и оттого танец выходит резким, грубым, скомканным, рваным, дерганным – никуда не годится! Франц уткнулся взглядом в грудь Георга, и так ему было неловко, что он едва дышал. Георг поджал губы и смотрел только вперед. И где же та его собранность, с которой он показывает ученицам начальные па танго? Оберкофлер и Пандура чувствуют одно и то же, они в одинаковом положении. Лейтомерицкий пристально смотрит за ними через оконце в передней стенке бюро. С ученицами Оберкофлер держится уверенно и даже холодно, отчужденно, формально; Пандура же – раскрепощенно и любвеобильно, но это ничего не значит, привычные для него заигрывания. Лейтомерицкий понимает, что то, как прямо у него на глазах ведут себя Франц и Георг, совсем на них не похоже. Это что-то особенное, что-то, чего днем, во время занятий, нельзя наблюдать; что-то несвойственное обоим мужчинам и потому почти невозможное. Лейтомерицкий не может оторваться. Оберкофлер останавливается, делает шаг назад от Пандуры, но продолжает держать на весу его руку; за ним останавливается и Пандура. - Похоже, пиджак тебе мешает. Сними его, - советует Георг. Франц кивает, и их руки разъединяются. Внутреннюю сторону ладони Георга накрывает неприятный холод. Как же ему хочется скорее – как можно скорее! немедленно! – вновь взять Пандуру за руку! Франц снимает пиджак, отводя назад крупные плечи, кладет его на стул и поворачивается в сторону Оберкофлера, который тяжело, почти жаждуще смотрит на него (пиджак-то добротный! нет, не пиджак, конечно же…). Пандура отвечает таким же голодным, тёмным взглядом, – тут Оберкофлер пожалел, что вообще предложил Францу потанцевать, и хочет бежать от него, не чуя ног – расстегивает маленькие белые пуговицы на манжетах и закатывает рукава сорочки до локтей. Его руки обнажены, и Георг смотрит теперь только на них.… Пандура занимался с воображаемой ученицей, гоняя круги по залу. Оберкофлер смотрел на него, смотрел – долго смотрел – потом поднялся со стула, остановил Франца, положив ладонь ему на плечо. ?Танго танцуют вдвоем?, - Георг предложил Пандуре свою другую руку… Пандура встает рядом с Оберкофлером, кладет ладонь ему на талию и, задрав голову, чтобы смотреть Георгу прямо в глаза, с силой, по-свойски, до тесноты в груди прижимает обер-лейтенанта к себе. И тут в груди Георга вспыхивает пламя. Франц берет все в свои руки и становится ведущим, а Оберкофлер – ведомым. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Пандура что-то задумал. Теперь, когда Георг уступил Францу, доверился ему, положился на него, позволил ему быть главным, они, наконец, танцуют как надо: движения, шаги, выпады плавно, изящно перетекают из одного в другое, и их танго похоже на высокий, свободный полет, но в этой свободе есть страсть, огонь, похоть, в конце концов. И даже существенная разница в росте им не мешает.В пристройке Лейтомерицкого разрывается, трезвонит телефон. Не отворачиваясь от оконца, Лейто одной рукой снимает трубку и тут же кладет обратно.Ни с того, ни с сего Пандура выдает:- Когда-нибудь я стану требовать твоих любовниц фотографировать тебя обнаженным и отдавать все снимки лично мне в руки.Эти его слова сбили Георга с толку. Оберкофлер остановил Пандуру, а затем остановился и сам. - Что, прости? – Георг заглянул Францу в глаза.- Что? Я ничего ТАКОГО не сказал, - отнекивается Пандура и смотрит куда угодно, только не на Оберкофлера.Они застыли на месте. Очень скоро Пандура не выдержал и пожаловался так громко, что Лейтомерицкий из своего бюро разобрал каждое слово:- А что? Это несправедливо, это нечестно, это жестоко, в конце концов! Почему какие-то бабенки могут разглядывать твои прелести, а я – нет?! Пандура злится, сжав кулаки, и смотрит в пол.- Франц… - Оберкофлер старается заставить Пандуру посмотреть на него.Пандура отмахивается:- Не важно!Вечером следующего дня Оберкофлер возвращается в квартирку после очередного рандеву. Пандура уже ужинает за столом в кухне. Сняв верхнюю одежду и обувь в передней, Оберкофлер проходит под аркой между двумя комнатами, встает справа от Пандуры и кладет перед ним белый конверт.Оберкофлер поясняет:- То, что ты просил.В конверте фотографии.Георг садится на софу в гостиной, раскинув руки по краю спинки дивана, и со своего места наблюдает, как Франц кладет ложку, берет конверт в руки, открывает его и извлекает на свет несколько нецветных снимков. И тут же, едва завидев, кто и как запечатлен на фотографиях, Франц давится не до конца прожеванной едой и, повернувшись в сторону Георга, выдавливает, хрипя:- Извини. Я не знал, о чем просил. Я посмотрю их позже.Георг победно ухмыляется и говорит:- То-то же.Оберкофлер громко смеется. Пандура громко откашливается.Франц возвращается к снимкам уже ночью, лежа в гостиной на софе – своем привычном в это время суток месте. Рука Пандуры забирается под одеяло, ныряет в трусы и сжимает член.24. 09. 18