Локи, бог огня и обмана (1/1)

Артуру удалось вернуться к работе уже через пару недель, но он все меньше и меньше бывал в офисе. Его кабинет постоянно теперь пустовал и постепенно стал казаться вымершим. Такую картинку любят показывать в пост-апокалиптических фильмах: на столе медленно увядает растение в глиняном горшке, на флип-чарте еще пестреют разноцветные схемы и лозунги, когда-то призывавшие сплоченную команду к трудовым подвигам, кофеварка еще источает запах кофе, и даже кофейная чашка на месте, как и степлер, и карандашница, и производственный календарь, только вот жизни во всем этом не больше, чем в голубином трупике на помойке.Свое отсутствие Артур компенсировал жесткостью на планерках и контрольных совещаниях, и если раньше его шутки были язвительными, то сейчас стали просто злыми. Из него тек яд, как из раненой змеи, и этому яду не было конца.Раньше он думал, что идет по жизни один, ведь он никогда особо не полагался на знакомых, не заводил тесных отношений с коллегами, не превращал легкие интрижки в затяжные романы, он вообще ничего ждал и ни на кого не надеялся.Однако в подлинном одиночестве он остался сейчас.И дело было даже не в том, что те люди, которые внезапно стали ему близки, разделив с ним осознанный сон, внезапно обернулись призраками. Еще будучи в больнице, он позвонил сновидцам – и Тимати, и Вере Валерьяновне, и Лилии, просто так, чтобы проверить их состояние, ведь Имс выбросил их из сна так неожиданно. Он ожидал, что, возможно, найдет их обозленными или разочарованными, но никак не ждал, что услышит абсолютных чужаков.Они просто ничего не помнили. Он услышал вежливые голоса, настолько безразлично-удивленные, что даже не смог заподозрить актерской игры. Они сочли его сумасшедшим только за наводящие вопросы, имя Лофта им ни о чем не говорило, сама персона Артура им была неизвестна, темой осознанных сновидений они никогда не интересовались. Но Артур не мог не заметить, что, искренне недоумевая в разговорах с ним, все они пребывали в слегка заторможенном состоянии. Будто бы им вводили анестезию, когда речь заходила об одной-единственной болезненной теме.Артуру анестезии никто не вводил.Каждую ночь, ложась в постель, он снова и снова пытался открыть врата в Турисаз. Но руна больше не действовала.Каждую ночь – да и каждое утро, и каждый день, и каждый вечер – он звал Имса. Но эти чертовы окна души – или как их там называл Имс – не открывались.Все, все было наглухо запечатано.Артур допускал, что мог временно помешаться. Ему хватало самоиронии, чтобы счесть себя безумцем, мозги которого слегка вправила некая физическая травма, которой он не помнил, но которая отправила его в кому, пусть и недолгую.Возможно, воспоминание о пистолете, упиравшемся ему в лоб, о холоде металла, о предсмертном поцелуе… – все это оказалось играми разума.Он допускал, но не верил.Не верил.Он шатался по весенним улицам, как неприкаянный сиротка, как герой какого-нибудь романа Гюго, бродил и бродил, пока физически не уставал настолько, что, приходя домой, без сил валился на кровать и отключался, падая в темноту.Работой он не мог себя отвлечь – работа стала настолько ему отвратительна, что порой вызывала физические рвотные позывы. Слова снова стали для него бессмысленны – сотни слов, текстов, историй о ком-то, кто был ему совершенно не интересен. Он перестал сам писать тексты, перестал ездить на интервью, и все переговоры, даже с важными заказчиками, перекинул на ответственного секретаря.Он понимал, что дело рано или поздно кончится увольнением, но пока журнал продолжал выходить как ни в чем не бывало, работа двигалась по накатанной колее. Артуру своевременно и в должном объеме платили зарплату, все так же активно присылали приглашения на разные мероприятия, ему по-прежнему звонили и писали рекламодатели, пиарщики и пресс-секретари, пока он не удалил все мессенджеры из смартфона, а потом и вовсе стал его отключать, пользуясь только электронной почтой.Однажды утром он не смог заставить себя поехать на важное совещание к Рязанцеву, и на этот раз ему удалось отговориться внезапным коварным вирусом, однако он понял, что не только сегодня, но больше вообще никогда он не сможет переступить порог кабинета с чугунными люстрами-розами.Он тоже хотел бы ничего не помнить, он тоже хотел бы получить анестезию, так почему его так обделили?!Месяц спустя – ужасный месяц – он начал искать в интернете ритуалы вызова Локи и испытывать их по одному. Поисковики выдавали самую разнообразную чушь, но Артур методично следовал каждому идиотскому способу. Однажды он даже купил десять килограммов карамели со сливочной начинкой, как советовала одна рунная гадалка, и поместил эту груду сладостей в центр самодельного алтаря, хотя здравый смысл говорил ему, что он вызывает совсем не Карлсона. Другие самозванцы-маги рассказывали, что Локи любит самодельные вещицы, и ради этого Артур сплел корявый ловец снов – тема сновидений, думал Артур, может стать дополнительным намеком для Локи.Но Локи, вероятно, требовалось больше.И тогда однажды вечером Артур сел в машину, погрузил в багажник несколько больших канистр с бензином и поехал прочь из города – в сельскую местность, в небольшой поселок рядом с Гатчиной, где стояла забытой старая дача, которую построил Артуров дед сразу после войны. Артур порою бывал там летом, когда невыносимо уставал от людей, и в светлых небольших комнатах, за прозрачными занавесками, колыхавшимися на ленивом душистом ветерке, находил, наконец, покой.Теперь он ехал туда вовсе не за покоем. Он ехал туда вызвать бога огня, скормив ему целый дом, и скоро наследие деда пылало, облитое пахучей жидкостью и подожженное сразу с нескольких концов, совсем как Воронья слободка.Дом и так стоял на отшибе от остального поселка, но Артур ушел еще дальше, в березовую рощицу, переходившую в густой лес, и оттуда, с пахнувшей березовым соком опушки, наблюдал, как пламя пожирает дом, как взвиваются вверх снопы искр на фоне фиолетового апрельского неба. Дом выгорел быстро, и еще до того, как приехали пожарные, вызванные соседями, от него остался только черный остов.Артур стоял, засунув руки в карманы кожаной куртки, и рисовал в уме, как скоро обожженные руины и черные проплешины на земле затянет иван-чаем, а потом – малиной, именно про такой порядок возрождения земли после пожара рассказывал дед.Он подождал, пока пожарные уедут, гремя старой красной машиной, давно видавшей лучшие времена, пока уляжется суматоха, пока жители поселка лягут спать, устав обсуждать странное происшествие – как это дом загорелся без хозяина, неужели теперь всему поселку нужно опасаться неизвестных поджигателей.Потом он сел в машину, но не поехал обратно, а все так же ждал. Терпеливо, как монах.Ждал, и ждал, и ждал.Пока не понял, что перед капотом нарисовалась из нагретого огнем воздуха некая высокая угловатая фигура.Локи выглядел элегантно, совсем как в их первую встречу, и ни следа смущения или раскаяния Артур не увидел на его точеном лице.***– Твое упорство могло бы найти лучшее применение, Артур. Но признаться, меня позабавило, что ты хотел соблазнить меня мешком гадких сладостей.– Я отчаялся, – признался Артур.– Или ты безумен и упорствуешь в своем безумии, но зачем? Мои предложения оказались слишком тонки для вас, соблазны – слишком велики, игры – слишком сложны, и никто не смог удержаться на краю Тени. Так что же ты теперь хочешь от меня? Извинений, Артур?– Как будто ты думал о нас, Локи. Как будто ты любил нас и предложил нам все это по душевному благородству.– Ну, тот, кто знает меня, тот знает.– Но они не знали тебя. Большинство из нас даже не ведали, кто ты такой. А если бы и узнали, то не поверили бы.Локи пожал плечами.– Я дал вам шанс стать цельными. И не только за счет родственных душ. Вам всем было предложено воссоединиться со своей темной стороной и реализовать себя вполне, сохраняя равновесие. Но паршивые овцы в стаде находятся гораздо чаще, чем этого ожидаешь. – Такие, как ты, Локи, не правда ли? – вдруг разозлился Артур. – Ведь ты всегда был паршивой овцой, именно ты! Это по твоей вине рухнул твой мир, и ты снова попытался создать что-то, и опять оно рассыпалось на кусочки! Я видел твое лицо, твое другое лицо, и судя по всему, с равновесием у тебя тоже большая проблема! И из того безумного мирка, куда ты себя упрятал, тебе тоже не удавалось выбраться самому!– Я та фигура, что выводит на свет все бессмысленное и нездоровое. Я – сила переоценки, для многих это – совсем немало. Для тебя разве этого мало, Артур?– Ты все время лжешь, Локи.– Вы тысячелетиями называли меня богом лжи, а теперь ты хочешь, чтобы я это опровергнул?– Ты холоден, как лед.– Я лишь зеркало каждого из вас, как оно может быть неравнодушным? Но разве ты сжег наследный дом для того, чтобы бросать мне обвинения? У тебя есть ко мне вполне прямые вопросы, так задавай их.– Как же мне задать прямые вопросы богу лжи? – горько спросил Артур. – Как получить мне на них прямой ответ?Он раньше думал: Локи нужна помощь. Думал, что он вышел из яростной битвы с Тенью сломленным и слабым, он считал его жертвой, как себя, как Имса, как сотни людей и существ, запутавшихся в паутине сновидений и собственных грязных мыслей, но вот он, Локи, стоял перед Артуром, гордый, прямой, улыбающийся, с золотом в глазах, с огнем на кончиках пальцев, с ледяным снисхождением ко всему человеческому, и только сейчас Артур ощутил, какая же бездна разделяет его с богом. Каким глупцом он был, считая, что может попросить у Локи – Локи, который вел Нагльфар в огненный ад, Локи, бесчестного трикстера, Локи, который никогда не мог жить без злой шутки, – утешения и надежды.– Ты можешь попросить у меня утешения, Артур, – слегка улыбнулся Локи. – В конце концов, ты знаешь меня чуть ближе, чем другие.– Ты наложил на них заклятие забвения? – Они так будут счастливее. Все же я подумал не только о себе.– Но почему? Ты же победил Тень, и Турисаз больше не заражен этой черной дрянью!– Это не победа, это слияние. Нельзя уничтожить Тень совсем, можно лишь принять ее и ограничить ее территории. Но ты прав – теперь она не будет жрать разум сновидцев и не выплеснется в реальные миры, чтобы воплотиться уже там. Нет и чудовищ, которых расплодил сон вашего разума и которые превратили место сбывшихся мечт в место сбывшихся кошмаров.– Имс говорил, это влияние Нифльхейма.– Нифльхейм – всего лишь пустота и ничто. Его можно наполнить чем угодно. Если бы теневая сторона вашей натуры не была так сильна, он мог быть стать не адом, а раем.– Но ведь Тень была выпущена одним-единственным человеком… – Тень выпустили вы все. Ты так и не понял. Да что там, даже я не понял сразу. Сначала люди и маги резвились, реализуя сладкие мечты, но потом им стало этого не хватать, и они взялись за совсем не светлые свои замыслы. Думаешь, Лилия не знала, что ее терьер – Адская гончая? О, да, она не знала ее истории, не знала тех мест, откуда пришла собака, но вполне использовала ее силу. В первом же сне она натравила ее на проекции своих родителей, и милый терьерчик раскидал их кишки по всей округе. Она не помнит этого, потому что я милосерден, и больше я ее в сон не допускал. Но так происходило со всеми. Фредо, например, мечтал о плотской любви со своей матерью, так банально, правда? Но его друг – который стал и твоим другом тоже – был не против на это посмотреть, совсем не против, а потом с удовольствием к ним присоединился. Стоит ли удивляться, что потом аппетиты Фредо выросли дальше, стали более извращенными? Пожилая леди постоянно травила проекции своих подруг с помощью вистерии, ты же помнишь ее любимый сад, а не только разгуливала по цветочным тоннелям на пару с единорогом. Торговца домами ты видел сам. Те, кто умерли, – о да, я закрыл им вход в Турисаз, и они умерли от тоски, но поверь, запечатал я врата не напрасно. Рассказывать о том, что они творили, я не желаю – но колосья на полях сохнут и чернеют от таких рассказов. С виду все вы были невинными, и я верил, что желания ваши не будут слишком злыми, если дать вам возможность полюбить кого-то. Я мог бы просто предложить вам мир, где вы делали бы все, что вздумается, со своими проекциями, но я дал вам шанс – и нашел для вас подлинную родственную душу, чтобы вы могли посвятить себя любви. Близость с другим существом подарила вам ощущение всемогущества. Но вы не употребили эту силу во благо – никто не построил царства, где ребенок играет возле змеиного гнезда, а лев и корова щиплют травку на одной поляне. А ведь именно так это видел ваш бог.– А я? – спросил Артур. – Что принес в Турисаз я?– Ты принес в Турисаз холод. Ты принес в Турисаз немертвых. Таковы лабиринты твоей души: ты видишь людей как бессмысленных тварей и не испытываешь к ним никакого сочувствия, дай тебе волю, ты их всех уничтожил бы и с радостью искупался бы в их крови. Ты мечтаешь только о безупречном холоде и о тишине, он по-своему прекрасен, твой глубинный мир, но в нем только льды и высокомерие снежного короля. И ты принес много, много холода богу огня, в то время как он боролся с тьмой, и это могло перевесить чашу весов в сторону тьмы, но одновременно ты вернул мне мое золото в целости и сохранности, и нашел меня ради этого, и не побоялся спуститься так глубоко, как не забирался еще никто. Поэтому я благодарен тебе.– Но ты добился своего, Локи? Теперь ты в полной силе? Не надо обличительных речей, твоей целью вовсе не было счастье для всех, даром, и чтобы никто не ушел обиженным.– Даром ничего не бывает, Артур, – растянул губы в усмешке бог. – Но счастье было возможно, истину говорю я тебе. Многие обрели его. И в исчислении Турисаз оно длилось многие, многие годы, века, а на некоторых уровнях снов – и до тысячи лет. Так кто же тут обижен? Чем же я обделил вас? Вы просто вернулись к своей жизни, какой она была до меня. А я пойду дальше, буду строить миры, ведь ты прав, в том, чтобы вечно скитаться – вовсе нет проклятья. Особенно если ты ничего и никого не ждешь.– Значит, ты уничтожил Турисаз?Локи вздохнул совсем по-человечески. Они сидели на капоте машины, как два давних друга, как два простых человека, разве что сигареты и бутылки пива одной на двоих не хватало, а в остальном все выглядело идиллией: влажный и теплый вечер, ветер, несущий запахи мокрого леса и разбивавшей лед реки, дальних цветов и морей, нежное лиловое небо, еще хранившее оранжевые перья заката… Даже обугленные развалины дома не портили картины.– Этот мир, со всеми своими сложностями, кошмарами и радужными мечтами, со всеми вашими тайнами, ненавистью и любовью, жаждой убивать и жаждой прощать… – он стал моей магией. Стал мной. Можешь посмотреть.Локи протянул руку вперед, ладонью вверх. Какое-то время ничего не происходило, потом на ладони зажегся маленький огонек, золотой и живой, стал разбухать, распускаться лепестками, расти и расти, пока не обратился в большой золотой шар, бодро крутящийся вокруг своей оси.И Артур, всмотревшись, увидел в этом шаре целую вселенную: с лесами и горами, реками и пустынями, католическими соборами и языческими алтарями, инопланетными кораблями и холмами фейри, темными подземельями и храмами в скалах, ночными клубами и средневековыми замками. Бесконечный, разнообразный, яркий, прекрасный и страшный – все то, что смогло построить за тысячу лет на Острове снов воображение нескольких сотен существ, собранных Локи по разным мирам. Но то, что породило эту вселенную, в конце концов ее и погубило: абсолютная свобода.А потом пламенеющий шар с шипением впитался в ладонь Локи, и некоторое время Артур видел, как жидкий огонь магии течет по венам под кожей.Как бы ни болело у Артура сердце, то, что он видел сейчас, было потрясающе. Его разум стал частью разума бога.Но сердце Артура болело, и никакое чудо не могло заглушить эту боль.– Почему ты меня не заставил все забыть?– Видимо, то, что ты носил мою магию какое-то время, дало тебе иммунитет. На тебе заклятье не сработало. Или ты просто очень не хочешь забывать.– Я хочу, – возразил Артур.Локи покачал головой.– Это так не работает.– Что стало с Имсом?Локи помолчал.– Он был заражен Тенью, и очень сильно, просто не говорил тебе. Ну а царство твоей Тени почти уничтожило его, человек не выдержал бы такого холода, но Имс – темный фейри, и поэтому он смог полюбить тебя, и поэтому он нашел тебя на самом дне. Если бы он не убил тебя там, ты увяз бы в своем аду навсегда и уже не очнулся. Это был огромный риск для него, потому что после твоей смерти в Турисаз он сразу же потерял память. И на него очень действовала Тень – в то время она еще надеялась победить, мне удалось одолеть ее не сразу, наша битва длилась годы – там, в царстве снов. Но когда Турисаз перестал существовать, все вернулось на круги своя. Его мозг поврежден, его магия повреждена тоже, но он будет жить дальше. И все забудет. Они все будут жить дальше, Артур.– Кроме тех, кто уже умер.– Кроме тех, кто уже умер, – согласился Локи.– Почему же ты не заставил забыть тех троих, Локи? Почему ты не наложил заклятье, когда запечатал врата?– Я считал их паршивыми овцами, – оскалил зубы Локи. – И считал, что они заслужили танталовы муки. Ты обвиняешь меня в слабостях смертных? Мне и в голову не могло прийти, что для кого-то сны могут стать дороже бытия, а потом и единственным способом бытия. – Ты лукавишь, Локи. И даже руну эту ты украл у Тора.– Руны нельзя украсть. И кто сказал, что это моя руна?– Говорят, что твоя руна – ансуз. Или феу? Или дагаз? Есть хоть капля правды в том, что говорят о тебе?– Все руны горят на моем теле. Меня нельзя описать одной. И уж точно мною нельзя повелевать с помощью какой-то руны.И Локи сдвинул рукав пальто, а под ним – рукав белой рубашки, и Артур увидел огненную вязь знаков, покрывавшую его кожу. Тело Локи, вероятно, само по себе было магической книгой, ему не нужны были инструменты, чтобы колдовать.– Но что с тебя взять, Артур, ты ведь всерьез думал приманить меня карамелью. С другой стороны, стоило ли палить дом своих предков ради одного моего визита, Артур?– Я тоже слабая человеческая тварь, Локи, и твой Остров стал единственным способом моего бытия. Я ничем не отличаюсь от других. Потому ты обрекаешь меня на смерть, как и других.– Я был милосерден, – нахмурил узкие брови Локи. – Я стер память всем остальным, чтобы они не придумали себе способов уйти к моей дочери. Я могу поднести огонь прямо к твоему разуму, Артур, и тогда ты точно забудешь все. Никогда больше иглы памяти не вонзятся тебе в сердце.– А Имса, Имса эти иглы точно больше не потревожат?– Я не могу обещать, – произнес Локи неохотно. – Иногда память возвращается, по непонятным причинам. Но такое случается очень редко.– Тогда оставь все как есть. Пусть иглы терзают меня и дальше. Пусть они остаются твоим даром. На прощание.Локи засмеялся, и на миг Артуру показалось, что его боль утихла.Но она вернулась обозленной в тысячу раз, когда он очнулся утром в своей постели. В окна вливался совсем не жаркий, не золотой, а прохладный голубоватый рассвет, ласкавший стены и потолок, как поднявшаяся из воды ундина.Артур лежал в кровати, и ему совсем не хотелось вставать, умываться, одеваться, завтракать, идти на работу. Если это был только сон, он стал для него последней порцией яда. Он боялся пойти и посмотреть, запачканы ли его кроссовки сельской глиной.Он забыл, какой сегодня день недели, забыл, что ждет его в офисе, какие вопросы он должен решить, он забыл, кто он – и зачем ему быть кем-то. Он забыл, зачем ему вообще быть.Он лежал и лежал, и голубой рассвет стал розовым, а потом сменился желтым солнцем, а потолок оставался все таким же гладким, и жизнь текла мимо, как вода, но больше всего Артур хотел утонуть.Жизнь текла мимо, пока тишину квартиры не рассекла трель звонка с неизвестного номера.Артур долго не брал трубку, но смартфон не умолкал, и он сдался.– Это Артур Миллер? – неуверенно спросил пожилой женский голос. – Это Катерина, ваша соседка по поселку Ключи. Вы, наверное, меня не помните, редко к нам приезжаете, но телефон мне сами на всякий случай оставили, вот и я звоню. Артур… вы только не волнуйтесь… кто-то вчера ночью поджег ваш дом. Его быстро потушили, и пожар никуда не перекинулся, все обошлось, но дом… он выгорел полностью… Вот такая вот беда… Артур бесстрастно сказал: ?Спасибо?, отключил звонок и опустил трубку на постель рядом с собой.