Медленно (1/1)

—?Мне тоже просто что-нибудь написать?Сатору, к счастью, заговаривает первым. Я киваю, вырванный из собственных раздумий. Чтобы взять кисть и начать писать, Сатору нужно пройти мимо меня и остановиться очень близко. Чтобы следить за его линиями, мне нельзя отходить.Нервно перебираю пальцами. Я как оловянный солдатик, который летит прямиком в огонь. Сердце гулко стучит о рёбра, мощными толчками перемещая по телу кровь. Но кажется, будто оно работает напрасно, потому что вся алая жижа собралась на моём лице?— оно горит жаром румянца. От просветления, принесённого любимым делом, не осталось и следа. В голове целый осиный рой мыслей: я всегда так злюсь? это раздражение? чем он так меня бесит? может, здесь просто душно?Годжо двигается плавнее, чем обычно. Его тело будто встречает сопротивление осязаемого напряжения, созданного моей разрастающейся паникой.Сатору встаёт на колени и наклоняется над холстом. Одну руку он кладёт на место, где бумага переходит в подложку, другой сжимает кисть. У Годжо длинные и ловкие пальцы. Он держит ручку идеально?— его предплечье расслаблено, локоть готов к движению, плечо обеспечивает отсутствие малейшей дрожи.Смоченная в туши кисть ползёт по бумаге. Тихое шуршание слышится громом в моей голове. Всё внимание обращено на звуки, поэтому я различаю ровное, глубокое дыхание Сатору. Сам я, кажется, уже пропустил больше десяти вдохов. Лёгкие жжёт и сдавливает изнутри.Нельзя молчать.—?Пальцы… Кхм… Подушечки пальцев рук обладают самой высокой чувствительностью, поэтому важно сосредоточиться на ощущениях, чтобы правильно управлять кистью,?— произношу я.Чёрт… Лучше бы молчал. Высокая чувствительность? Сосредоточиться на ощущениях? Мозг услужливо подсовывает мне картинку: пальцы скользят по внутренней поверхности обтянутого плотной тканью чёрных брюк бедра Сатору; я действительно чувствую многое: как напряжена рельефная мышца, как от моих прикосновений нетерпеливо подрагивает тело, как его жар проходит сквозь одежду…Хоо, немедленно приди в себя!Но, честно, мне сложно. Наверно, то, что я сейчас чувствую, похоже на нити судеб глазами человека, не обладающего моей техникой. Туго сплетённый клубок одинаковых по цвету и структуре волокон, которые даже воздействуют на меня похожим образом?— разжигают внутри огонь. Злость, раздражение, обида, любопытство, интерес, желание… Пока Годжо пишет, я пытаюсь распутать хотя бы несколько. Допустим, что же я всё-таки чувствую от пришедшей на ум позавчерашней сцены? Я взбешён, потому что это было почти насилие? Возбуждён? Обижен?Голова идёт кругом. Я точно упускаю нечто важное.—?Я закончил.Смотрю на бумагу. Годжо написал иероглиф 赦?— ?прощение?.Весь запутанный клубок внутри меня лопается как воздушный шар.—?Я прошу у тебя прощения, Хоо.Сатору произносит это по-особенному. Слова, которые в новом для меня мире звучат после неловкого столкновения на улице, пролитого чая, да даже в начале вежливого вопроса, в устах Годжо обретают изначально заложенный в них смысл. Это действительно просьба о высшей милости: прощении. Та её форма, которая не потерпела бы гордыни, спешки и взгляда сверху вниз. И Сатору, покорно замерев на коленях у моих ног, медленно выводил кистью каждый из одиннадцати элементов иероглифа.Я теряюсь. Больше нет тех чувств, которые путали меня: ни злости, ни обиды. И прежде, чем ответить Сатору, я пытаюсь понять, что же в итоге осталось. Почему мне всё ещё так жарко? Почему сердце продолжает методичным толчками калечить рёбра?—?Сатору, да брось… Я тоже виноват…Звучу так глупо, что хочется дать себе по лицу. Сам не понимаю, где моё достоинство и воспитание. Всё-таки я долго жил в мире, в котором умели принимать извинения. Что же происходит со мной сейчас? Зачем отвожу глаза? Дёргаю за край футболки?Чёрт, наверно это остатки похмелья. Мне неуютно в собственном теле: не знаю, куда деть руки и в какую сторону повернуть голову.Годжо встаёт и в один шаг приближается ко мне почти вплотную. Знакомая улыбка, но непривычно сосредоточенный взгляд.—?Я хочу всё исправить.Когда понимаю, что Сатору смотрит на мои губы, сердце делает болезненный рывок вперёд. Я невольно облизываю их, слишком шумно сглатываю.—?Я только что рассказывал Фушигуро о том, что нельзя ничего исправить. Можно только создать новое.Не знаю, откуда у меня столько дыхания для всех этих слов. Я не могу вдохнуть уже так долго, что, кажется, начинается асфиксия. Ей и объясняется головокружение, напряжение мышц и учащённое сердцебиение.—?Давай вместе,?— выдыхает Сатору мне в губы и целует.Натянутая тетива внутри моего тела наконец отпускает стрелу. Она жаром, терзавшим меня изнутри, вырывается вовне и переплавляется в ту страсть, с которой я отвечаю на поцелуй Годжо. Сейчас у него нет и надежды на то, чтобы забрать себе инициативу. Я сминаю его губы своими, кусаюсь и постанываю. Пальцы тянут мягкие густые волосы на затылке, нетерпеливо залезают ему под куртку. Я боюсь открывать глаза, поэтому крепко их зажмуриваю: мной управляет только интуиция и раскалённое желание. Я спускаюсь ладонью ниже, пытаясь нащупать молнию брюк.Сатору, положив руки мне на плечи, отстраняется. Сопротивляюсь, пытаясь напряжённым движением дотянуться до губ Годжо. Психую и стягиваю с себя футболку. Он смотрит на меня долгим, задумчивым взглядом. Не отвожу глаз. Может, если он разглядит тот хаос, который творится у меня внутри, станет легче…—?Совершенно новую картину, Хоо,?— мягко произносит Годжо.Он наклоняется и макает палец в разведённую тушь. Проводит им по моей груди. От прикосновений мне немного щекотно. Я опускаю взгляд и слежу за тем, как Сатору чертит новый иероглиф?— 徐. ?Медленно, шаг за шагом?.—?Ты забываешь, что я демон.—?Ни на секунду.Теперь поцелуй контролирует Сатору. Он мягко дотягивается до моих губ, оставляя сначала невесомые следы. Сильные руки обхватывают торс. Годжо не спешит прижимать к себе, гладить спину или играть с волосами. Он просто целует. Губы то соприкасаются с моими, то снова отдаляются. Ритмичные движения. Нежно. Медленно.—?Знаешь, что язык такой же чувствительный, как пальцы? —?шепчет Сатору, ненадолго отрываясь от моих губ.Я ощущаю это прямо сейчас. Мой?— горячий и всё равно торопливый, он гладит зубы и нёбо Сатору. Его?— мягко контролирует мои движения, заставляя всё тело реагировать на тёплую, заботливую настойчивость. Ласкаю шею Годжо, притягивая его ещё ближе к себе. Теперь всё кажется предельно простым и ясным. Поцелуй действует на меня так же, как возникающий на бумаге иероглиф?— голова очищается от мыслей, я постигаю совершенство настоящего момента.Сатору скользит губами по моей шее. Доверительно откидываю голову назад. Знаю, что сейчас он не укусит. Вернее, до тугого кома внизу живота хочу в это верить. Годжо будто бы знает все мои чувствительные места: останавливается у ключицы, всасывая горячим ртом кожу. Остатки напряжения выходят сквозь сжатые зубы тягучим стоном. Покрываюсь мурашками, помогаю Сатору снять куртку. Тепло его тела прорывается сквозь мой нетерпеливый жар, успокаивая и согревая.Теперь я понимаю, что такое нежность.Годжо движется дальше, покрывая поцелуями грудь и впалый живот. Я невольно поджимаю его ещё больше, не зная, как отвечать на ласки. Сатору чувствует это и поднимает на меня свои невероятные глаза. Там плещется та же страсть, что не даёт покоя мне. Она спускает меня с поводка: стоны становятся громче и настойчивее. Годжо опускается на колени передо мной. Ногтями прочерчиваю дорожки по коже его головы, запутывая мягкие волосы.—?Тише, тише,?— хриплым от возбуждения голосом произносит он.Длинные пальцы в два счёта справляются с ширинкой джинсов. Губы, всё ещё влажные от моей слюны, сквозь ткань белья обхватывают выпирающий член, сжимают его, дразнят. Не могу оторвать взгляд от этого зрелища. Невольно подаю бёдра вперёд, теряя остатки скромности. Годжо спускает вниз раздражающие слои ткани.Он облизывает мой член от основания до головки, аккуратно отодвигает крайнюю плоть. Вся кровь, до этого момента донимавшая своими горячими волнами лицо, отливает вниз. Я вижу, как ствол дёргается, подаваясь навстречу мягким, влажным губам. Сатору вбирает его в себя. Не могу контролировать стоны, хоть и до крови кусаю губы. Вид Годжо с членом во рту?— самое возбуждающее из всего, что я только могу представить. Он помогает себе рукой, поднимая и сжимая мою припухшую от напряжения мошонку.—?Стой, я сейчас… —?скулю не в силах совладать с голосом.Я всегда относился к сексу как к средству удовлетворения потребностей тела. Мне нравилось спать с мужчинами, иногда с женщинами. Но никогда происходящее не отзывалось в моём сердце. Оно оставалось безучастным и холодным. Сейчас, рядом с Сатору, в бешеном ритме оно тратит столько ударов, сколько обычному человеку отмерено на несколько лет жизни. Заходится в дикой пляске, разнося возбуждение по всему телу, заставляя подбираться пальцы ног, выбивая из меня томные выдохи и протяжные стоны.Понимаю истинное значение страсти.Годжо берёт член глубже, я чувствую, как узкое горло обхватывает увеличившуюся головку. Слюна стекает вниз, собираясь лужицей у основания. Сейчас я готов поспорить со своим недавним утверждением: пальцы далеко не самая чувствительная часть тела.—?Сатору,?— стону, пытаясь оттянуть его голову назад. —?Я…Он сначала поддаётся моим усилиям, а затем?— резко, с напором?— заталкивает член в своё горло до самых яиц.Это похоже на судороги. Словно я после получаса в водах горячего источника прыгаю с головой в снег. Темнеет перед глазами. Ноги бы подвели меня, если бы Годжо не придерживал рукой под рёбра.Сатору отстраняется, и я вижу, как на его губах блестит сперма. Он слизывает её жадным движением языка. Член обдаёт холодным воздухом.—?Прости, медленно не вышло,?— нахожу в себе силы улыбнуться я.—?Это всё равно только начало.Кажется, у меня снова встаёт от одного только тона, которым Годжо произнёс эту фразу. Щелчок пальцев?— и мы оказываемся на кровати. В руках Сатору продолговатый тюбик смазки. Мои джинсы и бельё остались на полу. Думаю?— да, теперь я наконец-то могу думать! —?они не скоро мне понадобятся. Я помогаю Годжо избавиться от остатков одежды.Растерянно замираю, когда глаза останавливаются на его члене?— он огромный, толстый, с парой заметных вздувшихся вен.—?Не бойся, я хорошо тебя растяну,?— проследив за моим взглядом, поддразнивает Сатору. —?И не вспомнишь о тысячелетнем перерыве.И откуда у него силы шутить? Я же вижу, как подрагивает от возбуждения его собственное тело. Слышу севший голос. Может, забыл, что повязки давно нет и я могу видеть даже глаза, затянутые поволокой желания?Крышка исчезает с тюбика, вязкая жидкость ложится на пальцы Годжо. Я успеваю подставить ладонь под её поток?— небольшая лужица достаётся и мне.—?Сказал же, не волну… —?начинает Сатору, но осекается, подавившись хриплым вздохом.Я размашистыми движениями распределяю смазку по его члену. Слегка подкручиваю руку, сдавливаю ближе к головке, двигаю кистью?— вверх медленнее, вниз быстрее. Годжо прикрывает глаза и рычит сквозь сомкнутые губы. Да, я хорош не только в каллиграфии. Сатору сводит брови, проглатывая гортанный стон. Всё его выражение лица говорит о том, что сейчас он приводит себе тысячу аргументов, почему нельзя входить в меня без подготовки.Ещё несколько движений, и будет один-один, но Сатору не собирается уступать. Рука ныряет между моих разведённых бёдер. Я замираю, почувствовав прикосновение влажных пальцев к тугому колечку мышц сфинктера. Годжо дразнит меня круговыми движениями?— то надавливая и проникая внутрь на половину фаланги, то лёгкими касаниями обводя немного раскрывшийся вход. Голубые глаза внимательно следят за моим выражением лица, которое я не в силах контролировать. Вновь поднявшийся член оставляет капельки предэякулята на животе.—?Внутри Хоо так горячо, настоящий пожар,?— деланно округляет глаза Годжо, заставляя моё лицо густо покраснеть. —?Вылечишь меня, если палец сгорит?С этими словами Сатору полностью вводит его в мой анус. Тут же немного сгибает, пытаясь надавить на простату. И, конечно, у него сразу всё получается, это же Годжо Сатору! Мне больше не до игр с его членом, потому что мой собственный вибрирует от напряжения. Я смущаюсь под озорным взглядом проницательных глаз, но не могу сдерживать стоны.—?Добавить ещё один?Зачем спрашивать, если уже делаешь это! Гадёныш заставляет смазку зависнуть прямо над моим пахом, максимально открытым из-за широко разведённых бёдер. Прохладная субстанция льётся на яйца и стекает ниже, попадая на сфинктер. Сатору пользуется этим и без проблем вводит второй палец. Движения становятся быстрее и амплитуднее. Пальцы то проталкиваются внутрь, стимулируя простату, то расходятся во мне на манер ножниц.Выгибаю поясницу до старческого хруста, комкаю пальцами одеяло, кручу головой, путая длинные волосы. Мне уже всё равно, что видит перед собой Сатору?— я правда охвачен пожаром. Всё тело плавится и превращается в тлеющие угли.Годжо ловит мои пересохшие от криков губы своими. Чувствую, как подрагивает его глотка?— где-то внутри тоже рождаются пошлые стоны. Он наваливается на меня всем телом, члены соприкасаются. Сатору нетерпеливо трётся об меня. Теперь для моего безумия нет островка спокойствия?— Годжо тоже сходит с ума. Это массовое помешательство, абсолютное исчезновение рассудка.—?Я уже готов,?— произношу я, вместе с тем глотая стремительно кончающийся воздух.—?Мед-лен-но,?— по слогам тянет Годжо, пытаясь улыбаться; но теперь точно не время: получается хищный оскал.Сатору, собрав волю в кулак, опять садится у моих раздвинутых ног, но его глаза продолжают пожирать разгорячённое тело. Представляю, что он видит: прикрытые глаза, алые щёки, мокрую путаницу волос, липкую лужицу под членом, похотливо дрожащие колени. Он жмурится, дёргает головой в сторону, как будто ему дали пощёчину. Этот жест настолько уверяет меня в собственной желанности, что я ловлю руку Сатору за запястье и притягиваю к своему члену?— умру, если он сейчас же его не коснётся. А я жуть как не хочу умирать сейчас.Вместо того, чтобы подрочить, беспощаднейший из Годжо сжимает основание под самыми яйцами. Смазка давно уже валяется где-то под кроватью, но третий палец легко входит внутрь.—?Пожалуйста-а,?— скулю я, ёрзая бёдрами по мокрому от липкой жидкости одеялу.Внутри бесстыдно хлюпает огромное количество смазки. Сатору наконец убирает пальцы, но колечко мышц не спешит сжиматься. Теперь точно пора. Но Годжо опять останавливается взглядом на почти стёршемся от пота и трения иероглифе на моей груди.Прости, милый, но мы уже прошли достаточно размеренным шагом?— пора рвать линию на финише.Ловко разворачиваюсь на живот, оставляя ноги согнутыми в коленях. Развожу руками ягодицы, через плечо оглядываясь на Сатору. Давай, попробуй теперь сделать это медленно.Глаза Годжо сужаются в две звериные щёлочки, он делает глубокий вдох, видимо, читая молитву каким-то богам самоконтроля. Я приглашающе виляю задницей.—?Хоо, ты демон…—?Какая неожиданность.Жду череду уверенных толчков?— да таких, что за пару секунд лишат меня сознания. Но терпеливейший из Годжо упрямо гнёт свою линию. Он кладёт ладони на мои руки и прикладывается губами к раскрытому анальному отверстию. Чувствую, как горячей слизистой напористо касается влажный упругий язык.Вою и скулю. Умоляю прекратить, но тут же осекаюсь и жалобно плачу о продолжении. Не понимаю: это одна из сторон техники бесконечности или моё доведённое до исступления тело, но язык Сатору гладит самую чувствительную точку. Он давит на неё, массирует, поглаживает. Я прокусываю насквозь свою грёбаную ортопедическую подушку. Мои охрипшие стоны слышит вся токийская школа.—?Я опять…Сатору зажимает большим пальцем дырочку моей уретры, но тело всё равно содрогается в оргазме. Путаю небо и землю, остаётся только искать невероятные глаза Годжо?— сейчас они единственный ориентир для меня.Дрожь всё не кончается, мой член болезненно елозит по животу, выбивая из меня новые, поразительные в своей развратности звуки. И все они застревают в горле, когда Сатору наконец входит в меня.Сразу на всю длину. Сжимает мои бёдра?— очень кстати, иначе я бы безвольно повис на дошедшем мне примерно до пупка члене.—?Сатору,?— скулю я, забыв все другие слова от наслаждения.—?Прекрати сжиматься,?— рычит он, притягивая мою задницу ближе к себе.Не прекращу. Сам виноват, что дотянул до этого момента.—?Я начинаю двигаться.Удивительно, что я разобрал эти слова сквозь грохочущий гул крови в ушах. Сначала не понимаю, зачем он предупредил, но потом все мои внутренности обжигает резкой болью. У Сатору Годжо действительно огромный член.—?Помнится, ты спрашивал про любимый предмет.В моём похабно разинутом рту оказывается твёрдый шарик, по обеим сторонам которого ремешки, тут же застегнувшиеся на затылке. Теперь вместо остервенелых воплей могу издавать только мычание. Немного несвоевременно, но очень полезно. Может, удастся сохранить хоть чей-нибудь сон в этом здании.Сатору вдалбливается в меня резкими толчками. Выходит и входит обратно, явно наслаждаясь тем, как крупная головка не встречает ни малейшего препятствия. Чувство наполненности сводит с ума, начинает казаться, что член вот-вот с другой стороны коснётся моей глотки. Годжо наматывает мокрые волосы на свой кулак, заставляя меня задрать голову до шейного хруста. Слёзы чертят по щекам узенькие дорожки, смешиваются со слюной, капая с подбородка.Я даже не думаю о том, чтобы коснуться своего члена. Он и так уже начинает непроизвольно сокращаться. Сатору трахает меня то быстро, то медленно, не давая привыкнуть к определённому ритму.—?Ты мой. Моё личное проклятие,?— стонет он, подаваясь всем телом вперёд.Я кончаю от этих слов. Мощными струями в меня вливается сперма Сатору. Обессиленно падаю на кровать. Чувствую на себе тяжесть чужого?— или уже родного?— тела. Живого, прекрасного и…***Просыпаюсь я в одиночестве. Чистый, с заплетёнными в прическу первоклассницы, которую в школу собирал папа, волосами. На тумбе у кровати стоит чашка кофе с плавающими кубиками льда?— очень мило. Под ней клочок бумаги с запиской.?Появились срочные дела. Вернусь, когда проснёшься?.Лживейшего из клана Годжо нет в комнате. Я встаю и пошатываясь подхожу к оставшимся на полу холсту и кистям. Плюхаюсь голой задницей на пол и спешно вывожу иероглиф 情. Он встречается во многих словах: страсть и симпатия, стечение обстоятельств и любовь.