Amor omnibus idem (1/1)

—?Расскажи мне.Гренгуар ждал сегодня дольше обычного, хотя был уверен в том, что диалог будет в точности повторять вчерашний, а тот, в свою очередь, разговор недельной давности.—?Говорят, Земля это сфера,?— поэт встал и повернулся в сторону подошедшего,?— Мир меняется, святой отец.Голос молодого мужчины звучал ровно, но можно было уловить, как, в ничего поначалу не выражавших глазах, при упоминании перемен отразилась надежда. Фролло выступил из тени портала монолитным черным силуэтом. Он-то всегда замечал. Этот странный огонёк засветился давно, но с годами все чаще тонул в какой-то пустоте, о природе которой архидьякон спросить ученика не пытался. ?Однажды Господь исцелит его от этого до конца,??— думал он, смеряя Пьера колючим взглядом в очередной раз.—?Мир рушится. От Всевышнего ли эти перемены, если они сеют сомнения в людских сердцах? —?священник чуть опустил и отвёл глаза,?— теперь находятся наглецы, смеющие переврать и Новый Завет…—?Но и он был однажды написан рукой человека,?— поэт выпалил это и запнулся на секунду, поскольку ранее никогда не замечал за собой такой дерзости,?— вокруг нас столько неизвестного?— это ли не повод для перемен и сомнений? Теперь, с появлением книжной печати, мир захлестнет шквал новых идей,?— он запнулся, опустил взгляд и добавил,?— новых чувств.Первые несколько секунд Фролло стоял неподвижно, будто сказанное собеседником еще не достигло его слуха. Затем архидьякон чуть пищурился, обдумывая. С осознанием смысла слов лицо его вытянулось и побледнело. Сам мужчина напрягся, что было видно по сжатым в кулаки кистям, сделал быстрый шаг в сторону поэта, и тихо, но резко выдавил:—?Как смеешь ты?! —?Священник и ранее слышал от своего ученика подобные речи, но еще никогда Гренгуар не заходил так далеко. На беседующих оглянулись некоторые из оставшихся до сих пор в соборе прихожан.—?Святой отец, вы не можете это отрицать. Я хотел…- Пьер начал-было что-то тихо говорить в ответ, шагнув вперед, но тут же был схвачен Фролло за локоть протянутой вперёд руки.—?Тебе нужно исповедаться, сын мой,?— арихидьякон сказал это скорее не поэту, а присутствующим в зале, ведь ему казалось, что каждое живое существо сейчас уставилось на него. Мужчина отчаянно не понимал, что именно заставило его чувствовать себя вором на площади.Такие диалоги со своим бывшим учеником он вёл довольно часто после того, как, пропавший-было на несколько лет Гренгуар внезапно появился на вечерней службе. Парень досидел до конца, после чего они говорили. Поэт рассказывал священнослужителю обо всех новостях, будто тот был наглухо вмурован в стены собора и не имел возможности выйти. Со временем эти ночные разговоры стали традицией. Бывало, они сидели в небольшой, достаточно аскетичной келье Фролло и спорили до хрипоты о природе сущего, трактовках классических текстов и прочих аспектах бытиях, слабо подвластных человеческому разуму. Пьер во время этих диалогов часто заикался о переменах, и старый священник искренне пытался убедить себя что видит в его словах только юношеский протест (ввиду обстоятельств он даже уверовал в то, что Господь простил ему Эсмеральду). Однажды, правда, этот молодой философ принес непонятно откуда взявшийся у человека его достатка томик Анакреонта, и спросил о нем Фролло, ссылаясь на роль автора в античной культуре и, в то же время, характер его текстов. Архидьякон тогда ответил точной цитатой из Святого Писания, позволив себе скривить душой и узреть в этом жесте проявление тяги к экзотике, с обоих сторон (сам он прочёл книгу от корки до корки, когда усталый поэт по ошибке оставил на его столе это собрание ереси). После того случая прецедентов больше не было (а может он предпочитал забывать о них), только часто, молясь уже под утро о спасении души нерадивого юноши, мужчина мысленно, неосознанно добавлял ?и раба твоего Клода Фролло?, от чего каждый раз вздрагивал, но никогда не смел произнести этого вслух, гоня прочь саму мысль о своей повинности в этом мерзкое грехе.И вот, сегодня юнец поставил под сомнение Новый Завет в попытке оправдать свой порок. Это был край. И вот архидьякон волок ошарашенного Гренгуара за локоть по пустым коридорам Нотр Дама. Голова его разрывалась от мыслей, которые он гнал и душил, стараясь не успеть осознать, он выкрикивал молитвы и цитаты, все, которые знал, чтобы только заглушить то, что сейчас родил его ва воспаленный разум. ?Дьявол, дьявол тянет сюда свои руки,?— священнослужитель с силой толкнул ученика в дверной проем своей кельи и захлопнуть массивную дверь, опустив засов,?— Аве Мария, Аве Мария, Аве…?—?Святой отец,?— мысленный шквал Фролло осадил звук голоса поэта, стоявшего посреди тесной комнаты с абсолютно ошарашенным видом. Мужчина выдохнул и провёл ладонью по тяжёлому засову. Пальцы наткнулись на обжигающе холодную железную скобу, и это ощущение выдернуло его сознание обратно в реальность.—?Исповедайся, Пьер,?— архидьякон обернулся. Сквозь маску обычной холодности стали нечетко проступать эмоции,?— ты так долго лелеял свой грех, что он начал рушить не только твою душу, но и твой разум.—?Мэтр Фролло, я не понимаю,?— голос Гренгуара звучал тихо, но твёрдо,?— о чем мне каяться? Разве вы сами могли бы опровергнуть мои слова?—?Святое Писание это закон Божий, отданный человеку во указание пути к спасению,?— он сделал шаг в направлении поэта,?— и его слова никто не вправе опровергать. Ты же исказил их во оправдание собственных мерзких помыслов. Покайся, сын мой, и моли Господа исцелить тебя от скверны.—?Amor omnibus idem,?— глаза Пьера сделались колючими. Странный огонь в них разгорался, и архидьякон про себя отметил, что на него сейчас смотрит сам дьявол. Парень продолжал:—?Вергилий, мэтр. ?Георгики?. Разве не вы научили меня этим словам? Amor etiam deos tangit, Петроний. Разве это не так? Мы так сильно гнались за догмами, что позабыли суть этого чувства.