Глава 2 (1/1)

Уже заходя в лифт, Феличиано почувствовал, как сердце у него в груди бешено заколотилось, а и без того дрожащие колени затряслись ещё сильней. - С-спокойно, спокойно, - тихо прошептал юноша, нажимая кнопку с цифрой семь. - Это просто паранойя. Да ещё плюс воспоминания нахлынули. Всё хорошо, всё хорошо, сейчас я приду домой, приготовлю себе пасту, заберусь в интернет, и всё будет прекрасно! - приговаривал он, обхватив себя за плечи, пытаясь успокоить. "Если, конечно, отчима не будет дома!" - тут же пронеслась у него в голове невесёлая мысль. Парень возвёл глаза к потолку и молитвенно сложил ладони. - Пожалуйста-пожалуйста, пусть отчима не будет дома! - упал он на колени, не отрывая взгляда от потолка с тусклой плоской лампой. - Пусть он в больнице задержится, или приятели на пьянку позовут! Пожалуйста-а, пусть он задержится где угодно, только бы не был дома-а! Он в последнее время какой-то странный, я боюсь его! - чуть слышно произнёс он последнюю фразу, всё также с надеждой смотря на лампочку, будто она могла ему чем-то помочь. Тут двери лифта раскрылись, словно предлагая покинуть кабину. Феличиано вздохнул, нехотя поднялся с колен, неторопливо отряхнулся и вышел на лестничную площадку. "Отчима нет дома. Он на работе. На работе. На работе." - мысленно произносил мальчик заветные слова, будто заклинание, с каждым шагом приближаясь к двери квартиры, ставшей в последнее время столь пугающей... Своего настоящего отца Феличиано не помнил. Когда он был совсем маленьким, его семья, поздно вечером возвращаясь домой на машине, попала в автокатастрофу. Отец погиб на месте, самого Феличиано чудом выбросило в придорожные кусты, а мать потеряла второго ребёнка и получила множественные переломы вместе со страшными ожогами. Её сумели спасти, но теперь некогда прекрасное лицо Аличе Варгас было покрыто уродливыми шрамами. И, будто бы желая окончательно сломить бедную молодую женщину, врачи вынесли неутешительный диагноз: шрамы у неё останутся на всю жизнь, и плюс она вряд ли когда-либо сможет иметь детей. С этого дня неприятности посыпались на мать и сына как из рога изобилия: женщину выгнали с работы, мотивировав это тем, что "на телевидении должны работать сотрудники с нормальной внешностью", на последующих собеседованиях все работодатели ответили отказом, в основном, опять же из-за "отталкивающего внешнего вида", причём некоторые не стеснялись в выражениях, и плюс денег в маленькой семье после похорон и дорогостоящего лечения совсем не осталось, из-за чего пришлось в срочном порядке продавать хорошую двухкомнатную квартиру и переселяться в крошечную однокомнатную, где периодически появлялись клопы и тараканы, а соседи были откровенно ненормальными: за стеной всё время слышались крики и ругань, те, что снизу, каждое утро били шваброй по батарее, а жильцы сверху их частенько затапливали. В такие моменты Аличе начинало казаться, что живёт она не в цивилизованном немецком городе, куда её предки много лет назад переехали из Италии, а в сумасшедшем доме, причём в одной палате с буйными психами. Приходилось время от времени оставаться ночевать, а то и жить, у родственников - брата Аличе и её отца Римуса Варгаса - Дедушка Рим, как его называл маленький Фели. Это были самые тяжёлые годы. Родные, конечно, помогали, как могли, хоть и сами были тоже далеко не в лучшем положении, но маленькая семья по-прежнему бедствовала. Да ещё мальчик, после гибели отца, стал часто болеть. Лекарства стоили дорого. Не желая постоянно оставаться в долгу, гордая рыжая женщина пошла на крайние меры ради сына. За три года Аличе чего только не делала, чтобы заработать деньги, в данном случае совсем нелишние: торговала в ларьке с пивом и сигаретами, каждый раз внутренне передёргиваясь от неприятного вида постоянных покупателей, мыла полы и посуду в сомнительного вида забегаловках, продавала подпольно коноплю, воровала... Каждый раз, идя на ненавистную работу, мать думала лишь о сыне, который нуждался в её помощи. Всё ради того, чтобы он выжил. И никто не знал, что Аличе втайне откладывала понемногу, пытаясь накопить на собственное лечение. В глубине души она всё ещё надеялась, что сможет избавиться от шрамов, ставших для неё проклятием. Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот ад, если бы в один день не появился ОН. Гилберт Байльшмидт. В тот день Аличе наконец-то накопила, разумеется, непосильным и опасным трудом, довольно приличную сумму денег, и отправилась в дорогую клинику, взяв с собой маленького Феличиано, ибо на тот момент его не с кем было оставить дома. Она была уверена, что, на этот раз, с такими деньгами, ей точно не будут твердить, что "ничего уже не исправить", и на этот раз дадут добро на операцию. Ей удалят эти шрамы, хотя бы наполовину, хотя бы некоторые, да хоть тот кошмарный горизонтальный через всё лицо - и то будет совсем другой вид. Больше не придётся прятать лицо за длинными отростками чёлки, и люди не будут смотреть как на чудовище, а там уже можно будет и нормальную работу найти. И жизнь потихоньку наладится. Но у судьбы были свои взгляды на этот счёт. Отказ. Очередной. "Простите, но здесь медицина бессильна." - уже в который раз за три года были произнесены эти слова. Аличе шла по пустому коридору, вся трясясь от обиды и негодования. Одной рукой она удерживала под мышкой сына, а другой - медицинскую карточку. - Что же это такое, - бормотала она себе под нос, пытаясь при этом сдуть с лица мешающие волосы. - Столько усилий, и всё зря? А на другого специалиста я не потяну, одна консультация сколько стоит... Что же делать-то? - Мама, я есть хочу! - прервал её размышления грустный голосок маленького Феличиано. - Мы же с самого утра ничего не ели, у меня живот болит! - Тише, успокойся, Фели, вот выйдем из этой клиники и поедим что-нибудь! - сказала ему мать, мысленно пребывая где-то далеко отсюда и обдумывая возможные решения проблемы. - Чёрт бы побрал эту клинику, понастроили коридоров, а нам потом мучиться, блуждать тут! Где же наконец этот чёртов выход?!? - воскликнула она, не заметив разлитую посреди коридора огромную лужу. Неожиданно она почувствовала, как её кроссовки заскользили с бешенной скоростью по мокрому полу, затем последовало столкновение, чей-то недовольный возглас, потеря равновесия, писк сына и падение на чьё-то тело. Пол, стены, потолок, белый халат, вода - всё замелькало перед глазами, смешалось в одну кучу, и Аличе понадобилось некоторое время, прежде чем осознать, что она лежит... на чьём-то теле в белом халате! Причём это тело, между прочим, мужское, самым нахальным образом прижимало её к себе и явно не желало выпускать из рук. Пребывая в шоковом состоянии, Аличе не сразу почувствовала, как человек под ней дёрнулся, убирая одну руку, чтобы подхватить летящего вниз маленького Фели. - Опа, поймал! - раздался над ухом молодой женщины довольный голос. Ничего не понимая, Аличе медленно подняла голову и столкнулась с насмешливым взглядом нахальных глаз... красного цвета! Причём яркого, насыщенного оттенка цвета крови, не столько странного, сколько пугающего. "Альбинос!" - пронеслось в голове женщины. "Но разве бывает такой яркий оттенок?" Белобрысый врач тем временем с любопытством разглядывал ошарашенную молодую мать, так неожиданно попавшую ему прямо в объятия, одной рукой крепко прижимая к себе, а другой держа хнычущего ребёнка. - Привет, куколка, - наконец, хитро улыбнувшись, произнёс он, чуть склонив голову набок. Аличе от такой наглости вспыхнула. - Какая я вам, нафиг, куколка?! - гневно воскликнула она, покраснев до самых корней. - Нечего на меня так смотреть! И отпустите немедленно! - принялась рыжая неистово колотить кулачками по груди мужчины, пытаясь вырваться, тем самым вызвав у того ехидный смешок. - Ай-яй-яй, какие мы неблагодарные! - с наигранным укором произнёс врач, по-прежнему не выпуская женщину из рук, чьи слабенькие удары явно не причиняли ему никакого вреда. - Великий Я, видишь ли, поймал вас двоих, сам свалился, а мы ещё и ерепенимся? Аличе на это лишь хмыкнула, но сопротивление прекратила. - Вот так-то лучше, - довольно сказал альбинос и, не успела молодая мать опомниться, как уже оказалась стоящей на ногах. "Ловко же он поднялся!" - невольно поразилась она, вытаращив золотисто-карие глаза, передавшиеся также и её сыну. "И быстро!" А странный врач уже протягивал ей подобранную, немного помятую карточку и ребёнка. - Вот, забирайте документы и дитё! Феличиано же, оправившись от полученного шока, взглянул на мужчину и завизжал: - А-А-А-А-А! Дядя - упырь! Упырь! Мама, спаси! - Тише, Фели, успокойся! - сказала мать, крепче прижимая к груди тянущего к ней ручки перепуганного ребёнка, и погладила его по голове. - Не надо так визжать. И невежливо про незнакомых людей говорить, что они упыри, - добавила она, тряхнув головой, пытаясь убрать лезущие в глаза волосы. Тут же она почувствовала, как к её лицу прикоснулась чья-то рука, убирая отросшие пряди и ощупывая старые шрамы. - Откуда это? - вернул её к реальности голос врача, нахально трогавшего лицо женщины. Аличе на мгновение обалдела от такой своенравной выходки. - Авария, - процедила она сквозь зубы, вырываясь из рук наглеца. - И нечего трогать меня! Недавно произошедшее ничего не означает! - воскликнула она, с вызовом глядя снизу вверх в самоуверенные красные глаза. Тут её взгляд наткнулся на бейдж на халате. "Гилберт Байльшмидт," - прочитала она. В голове разом всплыла вычитанная ею где-то раньше информация. "Так значит, это он тот самый мега крутой хирург широкого профиля, главный врач, к которому попасть стоит огроменных денег? Не думала, что он такой... ненормальный!" А Гилберт с нескрываемым любопытством смотрел на шрамы, так сильно уродующие лицо Аличе. - И что, никак их не удалить? - после недолгого молчания спросил он. - Нет, как видите, - фыркнула женщина, которую этот мужчина начинал помаленьку раздражать. Гилберт как-то странно усмехнулся и подошёл поближе к молодой матери. - Неудивительно, - пробормотал он и, нагнувшись к Аличе, зажал руками уши ничего не понимающего Фели, и с хитринкой в голосе произнёс: - Я, конечно, могу помочь тебе в этом деле, куколка, если... - с этими словами он что-то прошептал на ухо женщине, с нескрываемым любопытством в красных глазах. Женщина побледнела, затем покраснела и, не успел врач опомниться, как она ударила нахала медицинской карточкой прямо по лицу, оцарапав тому щёку до крови. - Нахал! - закричала она, пнув его между ног, умудрившись повалить на пол. - Придурок! Урод! Мерзость! Упырь! Козёл! - с каждым словом она отвешивала всё новую порцию ударов. - На твоём месте, я бы не стал так выражаться при ребёнке, - прошипел Гилберт, медленно поднимаясь с мокрого пола, едва Аличе прекратила избиение. - Какое твоё дело? Я его мать, и я сама решаю, как его воспитывать! Правильно ты, Фели, сказал - упырь! - презрительно бросила Аличе. - И я приличная женщина! - А я ничего неприличного и не сказал. - Да это предполагается! Уж я-то знаю! Все вы, мужики, одинаковые, только одно на уме! Упырь! С этими словами Аличе, крепче прижимая к себе притихшего сына, бросилась бежать вперёд по коридору, подальше от этого места. Гилберт Байльшмидт ещё некоторое время смотрел ей вслед с некой долей восхищения. - С характером, - наконец, сказал он сам себе, едва силуэт скрылся из виду. - И сына любит. Определённо подойдёт! Коварно улыбнувшись только одному ему известным мыслям, он медленно повернулся и тут же наткнулся взглядом на четырёх интернов, всё это время рассеянно наблюдавших за этой сценой. Взгляд альбиноса тут же из насмешливого сменился на грозный и устрашающий. - А вы чего здесь торчите, олигофрены? - протянул он, хмуря светлые брови и складывая руки на груди. - А ну быстро швабры, тряпки в руки и драйте всё тут! Криворукие недоумки, только воду всю разлили! - презрительно изрёк он и отправился куда-то по своим делам. Ребята же недоумённо переглянулись. - Слушайте, а ведь дело-то, похоже, серьёзно! - наконец, сказал один парень с глуповатым лицом. - Похоже, эта женщина ему действительно приглянулась! - добавила единственная из всей компании девушка. - А мы знаем, что, если он чего-то очень сильно захочет... - вставил парень в очках. - То он всегда этого добивается! - завершил его мысль третий парень. - Всё, пошли, а то ещё что-нибудь на нас повесит! И вся четвёрка двинулась к заветному чулану со столь необходимым сейчас инвентарём... - Нет, вот что он о себе возомнил? - приговаривала себе под нос Аличе, уже находясь у себя дома. - Неужели он думает, что если он главный врач, то все женщины должны на него вешаться! А я вообще мать! - с негодованием произнесла она, пнув лежащую на полу подушку, а затем с разбегу рухнула на кровать, уткнув лицо в скомканное одеяло. За стенкой на кухне ел маленький Фели, по старенькому телевизору показывали мультики, и мать могла не волноваться, что сын сейчас может зайти и увидеть её слабость. Через некоторое время рыжая женщина медленно перевернулась на спину и уставилась в потолок. - Вот если бы Роберто не погиб тогда, - прошептала она, убирая волосы со лба. - Мы бы сейчас не были в такой жопе. Полежав ещё немного, она сказала сама себе: - Ладно. Нет смысла думать об этом. Зато сможем на эти деньги нормально питаться. Да и Фели зимнюю куртку надо... Аличе поднялась с кровати и направилась к выходу. Но, не дойдя до двери, её взгляд скользнул по зеркалу и недоумённо остановился на нём. Ничего не понимая, женщина подошла поближе и, приглядевшись получше, изумлённо ахнула. - Мистика какая-то! Шрамы, к которым прикасался нахальный врач, стали менее заметными... Фели был слишком маленьким, чтобы знать все подробности, но одно он знал точно: без некоторой доли мистики в жизни его и матери не обошлось. После того случая в клинике маленькая семья стала постоянно сталкиваться с белобрысым врачом. Везде, куда бы они не шли - на рынке, на улице, в парке. И каждый раз Гилберт по-наглому подходил к ним и начинал разговор. Поначалу это дико раздражало Аличе, но где-то через месяц она постепенно сдалась. Несмотря на дурной характер, Байльшмидт был интересным собеседником и, к тому же, хорошо относился к малышу Фели. Да ещё выяснилось, что он никогда не был женат и очень любит детей, а также цыплят и канареек. У него самого была большая, жёлтая, такая же наглая, как и он сам, птица, похожая на гибрид этих двух видов. Фели плохо помнил все подробности того времени, однако в памяти у него отчётливо запечатлелся тот день, когда мать оставила его на ночь у своего брата с семьёй, а сама ушла куда-то. Её не было несколько дней, а когда вернулась, к великому удивлению родственников, на её лице больше не было ни единого шрама! И, как выяснилось, за эти несколько лет она ничуть не постарела. Несмотря на многочисленные расспросы обрадованной родни, Аличе молчала, как партизан, упорно храня тайну своего исцеления. Тогда Фели отметил для себя, что здесь точно замешаны чудеса. Запомнил он и другой день. Через некоторое время, Феличиано уже не мог сказать, какое конкретно, Аличе сказала сыну, что скоро у него будет новый папа, и они "уедут наконец-то из этой дыры". А позади неё, в дверном проёме, маячил улыбающийся Гилберт... После этого жизнь наладилась. Семья переехала в новую квартиру в благополучном районе. Аличе нашла нормальную работу, мотивировав это тем, что она "не хочет быть зависимым иждивенцем", а также, ко всеобщему удивлению, особенно врачей, в своё время поставивших ей неутешительный диагноз, родила ещё двоих детей - белобрысых и красноглазых. Фели стал реже болеть, а когда болел, то уже не так тяжело и долго. Мальчик стал чаще видеться с двоюродным братом - хмурым и грубоватым Ловино, который любил поколачивать соседского мальчишку по имени Антонио. Также у Фели появился новый друг, вернее, подруга. Соседская девчонка Хильда, не погодам смышлёное белокурое создание с серыми глазами, которая обожала читать книги и ковыряться в технике. Так у них образовалась маленькая компания - добрый, наивный Фели, хулиганистый, задиристый Ловино и серьёзная, спокойная Хильда. Вместе они играли во дворе, вместе учились в одной школе, пока Хильду не увезли родители в другую страну, откуда сами были родом, а Ловино не пометили. С тех пор Фели не мог никому довериться и рассказать о своих страхах, повода для которых было больше, чем достаточно...