Глава III (1/1)

*Bien (фран.) – ладно.**Damn (фран.) – черт.Тор проснулся совсем еще ранним пасмурным утром то ли от ветра, свободно проходящего через открытое окно и забирающегося под хлопковую рубашку, то ли от щебетания птиц, свивших себе гнездо на каком-то дереве рядом с комнатой. Рядом никого не оказалось, а простыни уже давно остыли и не были примяты, как если бы кто-то встал с постели недавно. Все запахи тоже были выветрены, и чувствовался только свежий запах озона после вчерашнего ливня. Первым предметом, остановившим на себе внимание Одинсона-старшего, был до боли знакомый сувенир, уложенный на соседнюю подушку. Тор поднялся в постели и взял в руки небольшую модель парусного корабля, которая словно по волшебству появилась из далекого прошлого. Кораблик в его широкой ладони был совсем крохотный. Да и как он мог быть здесь? Неужели все это время он был у Локи, и тот сохранил первый свой подарок до теперешнего часа? Тор никогда не думал об этом, но ему казалось, что Локи даже не знал о существовании этой старой безделушки. По крайней мере, до вчерашнего дня. Но он был здесь, лежал рядом вместо Локи и определенно нес в себе какое-то послание. И Тор уже знал какое. Чувствовал нутром.Весь дом еще спал, комнаты были темны и пусты, спальня Локи в том числе. Тор поднялся к нему в лабораторию, но и там все было безжизненно и нетронуто. Все вещи брата остались на своих местах, казалось, творческий беспорядок комнаты был не нарушен. То же самое было в спальне Локи: одежда, книги, различные предметы туалета – все было тут. Значит Локи ушел в том же костюме, что и вчера. А он ушел – это подтверждало отсутствие его обуви и верхней одежды. Он в принципе мог прихватить какие-то деньги, какие-то свои записи, о которых Тор не знал, то есть все самое необходимое, и исчезнуть. Закончив быстрый осмотр, Тор начал будить всех, кто мог быть свидетелем исчезновения Локи. Оказалось, никто о пропаже младшего хозяина не знал, мать с отцом пришли в ужас. В доме вместо привычной подготовки к завтраку началась суматоха. Тор с родителями сели за составление плана поиска беглеца. Сразу были отброшены версии, что Локи вышел прогуляться с утреца, или что его похитили, или прочие нелепости. Тор просто чувствовал, что это был запланированный уход, хоть сердце и кололи тревожные подозрения. Отец предложил пройтись по всем фирмам такси и выяснить, какие машины стояли в этой районе с трех до шести утра. Но Локи мог воспользоваться и нелегальным такси, или же за ним мог кто-то заехать. Теперь вопрос встал о сообщниках Локи. Одним, конечно же, был Ричард Одинсон – главный зачинщик семейной ссоры. Разобраться с ним в первую очередь вызвался Тор. - Нет, сын, эта задача не для тебя. С братом поговорю я сам. – Тут же возразил лорд Одинсон. - Но Отец! Если этот негодяй прибрал Локи к рукам… да я из него душу вытрясу! Я обязан! Я! - Ты не понимаешь, Тор, ты ничего из него не вытянешь. Он будет тобой манипулировать, обведет вокруг пальца и ничего не скажет. Это не тот человек… - Он мне все скажет! Если гад слов не понимает, силой заставлю!.. - Приди в себя, сын! – гневно возразила Фригг. – Не лезь на рожон! Неужели ты не слышал, что говорил вчера твой брат? Этот человек – сущий дьявол, он совращает людские души. Он и в тебе найдет слабину. Нет, Тор, слушай отца и делай так, как он говорит.Тор поник головой и перевел дыхание. Слова матери его убедили. - Решено. Я поеду к Ричарду (и не дай Господь Локи не оказаться там!). Думайте: с кем еще Локи общался в последнее время? С кем делился? - Жоли! – встрепенулся Тор. - Кто? – лорд поднапряг память. – Ах да! Тот лягушатник-революционер. Как верно ты заметил, молодец! Значит ты, Тор, узнаешь, где этот Жоли живет, и берешь его на себя, – он немного подумал. – Что еще? Какие-нибудь мысли?Мать с сыном переглянулись. - Нет, ничего. - Так точно. - Я буду здесь, обзвоню все больницы и морги. И возможно подниму какие-то связи по городу, полицию подключим… – рассуждала решительная Фригг. – Вы тоже не медлите.Все трое поднялись, готовые начать изыскания. Фриг при обоих мужчинах позвонила в справочную и по нескольким другим номерам, узнала все нужные адреса и отправила мужа с сыном, которые твердо отказались позавтракать, в поход.Профессор Жоли по словам справочной обитал в Вестминстере, куда Тор отправился на собственном паромобиле, прихвативс собой булку, оказавшуюся на столе в кухне, где стряпали повара. Машина была без верха, поэтому дым на дорогах так и ел глаза. На соседнем сидении небрежно валялись ненавистные Тором гогглы, которые ему абсолютно не шли, да еще и не соответствовали приятному ему стилю. Но это лучше, чем слезящиеся и чешущиеся глаза, и Тор подумал: «Была не была!» -и натянул гогглы, некрасиво обтянувшие светлую его шевелюру. Солнце светило тускло сквозь купол фабричного дыма, застилавший мутной пеленой и без того серое небо, на мощеных дорогах стелился утренний туман. Кабина машины была влажной от росы, по лобовому стеклу тонкими струйками стекала вода. Тор дышал глубоко, успокаиваясь мощным потоком ветра, дувшим в лицо и приятно развевавшим волосы. Он снова и снова воспроизводил в памяти голос Локи, когда тот говорил, что любит его. Он вспоминал, как тот пах и как дышал над самым ухом, когда Тор сжимал его в своих руках. Ладони непроизвольно сдавили руль. Все было нормально. Нет, не только для Тора, и это вовсе не заблуждение – все, правда, было хорошо. У Локи не было причин уходить. Их просто не было. Хотя, возможно, Тору не стоит все брать на свой счет: брат сильно переживал из-за конфликта с родителями, поэтому действительно мог уйти. Из-за них, но не из-за него. Поэтому если Тор найдет его, Локи его не отвергнет. Да, только Тор уговорит его вернуться.Трафик на дорогах был относительно слабым, и Тор гнал вовсю. Где-то далеко, на берегу Темзы, Биг-Бен пробил семь утра. На горизонте замаячила зеленая полоса – это был Гайд-парк, возле которого и жил мсье Жоли. Тор свернул налево. По правую сторону красовался вход в парк – три высоченные арки, соединенные между собой колоннадой. За строгой серой аркадой виднелся так называемый Ораторский Уголок – площадь, излюбленная различными демосфенами и трибунами современного Лондона. Не удивительно, что уважаемый профессор, слушая речи митингующих с балкона своей квартиры, и сам подался в политику. На повороте забелела мраморной белизной триумфальная арка, колонны которой были испещрены лепестками лилий, а между ними протягивали изящные руки с лавровыми венцами крылатые греческие богини. Тор знал, что когда-то здесь казнили людей на печально известной виселице Тайберн. У лондонцев по сей день были в ходу выражения типа «съездил в Тайберн» или «властитель Тайберна». Тор остановил машину возле первого дома на повороте с Оксфорд-стрит, как объяснили Фригг некие «знающие люди», заглушил мотор и поднялся по узким ступенькам на лестничную площадку. Здесь консьержка отправила молодого человека на верхний этаж, и вскоре он уже стучался в дверь профессорской мансарды.На стук ответили не сразу. Было слышно, как с той стороны человек пробирается сквозь завалы и баррикады, чтобы открыть гостю дверь. Когда она все же неуверенно и со скрипом отворилась недостаточно, правда, чтобы протиснуться внутрь, Тор сквозь стойкий запах перегара различил небритое страдальческое мужское лицо с черными глазами, полными вселенской боли и жажды(но это, скорее, уже из-за похмелья). Хозяин квартиры галантно поправил свою буйную нерасчесанную шевелюру и прохрипел: - В понедельник на консультации, – и попытался закрыть дверь.Тор ловко просунул ногу между косяком и закрывающейся дверью и настойчиво шагнул внутрь помещения, вытесняя хилого профессора назад. Тот попятился, но вскоре воспрянул духом, выпятил грудь и потребовал от наглого незнакомца объяснение одним лишь выражением лица и позой. - Вы профессор Жоли?Мужчина сощурился и молча кивнул. - Мне нужна ваша помощь. – Тор уже не был налетчиком, а в глазах его мелькнуло отчаяние и даже мольба.Жоли изменил свое отношение очень быстро. Он проникся ситуацией незнакомого юноши сразу же, стоило только Тору объяснить, что он приходится Локи Одинсону братом и ищет его по всему городу без малейшего понятия, где тот может находиться. Профессор сгреб со стола рядом с окном пустые бутылки и кучу всякого хлама, усадил Тора напротив себя и налил гостю коньяка. Тот не отказался. Мансарда была очень симпатичной, солнце красиво играло на паркете и резной мебели, правда, жилец сильно запустил свой ученый уголок, превратившийся в пристанище пьяницы. Он и сам выглядел не под стать профессору одного из самых престижных колледжей Англии. Хотя, здесь есть оговорка – бывшему профессору. После такого карьерного краха не грех уйти в запой. Но профессор Жоли, защитник народа и борец за справедливость… Что-то тут не стыкуется. - Тор, значит. – Жоли громыхнул стаканом о полированный стол. – Что произошло накануне перед исчезновением Локи? Ты ведь должен был заметить какие-то предпосылки в его поведении или в нем самом, какие-то знаки… - Локи сильно расстроился из-за ссоры с родителями. Вернее, он несколько часов был у себя, плакал и все такое. Они очень сильно поссорились. Но потом пришел я, мы поговорили, и он успокоился. То есть я был с ним практически всю ночь, и он… я не знаю, как объяснить. Я понял, что Локи мне полностью доверяет. Он дал мне понять.Жоли вдумчиво закивал. - У нас был очень сентиментальный разговор, после которого я просто не мог ожидать, что он сорвется и уедет неизвестно куда. – Тор озадаченно развел руками. - Но он выглядел огорченным после всего? - Нет, он был счастливым, я помню! Он обрадовался нашему примирению. - Почему ты уверен, что он уехал запланировано? Куда? - Я не знаю, профессор, я понятия не имею, куда, зачем, с кем… – Тор нервно закусил губу. – Просто я знаю, что это была его воля, и он не хотел, чтобы я расстраивался. Он хотел сказать, что делает это не из-за меня, и с ним все будет хорошо. – Мысли сами приходили Тору на язык, как только он вспоминал послание в виде кораблика на подушке Локи. До него, наконец, начало доходить.Профессор изумился. - Как ты это понял? Ты многого не договариваешь, Тор. - Просто… Мне не объяснить, это долгая история, – его руки задвигались, смутно обрисовывая очертания какого-то предмета. – Он оставил мне знак. Это мой подарок, очень-очень старый. - Bien*, верю. - Одна сволочь наплела ему дурости про нашу семью, а он повелся. - Та-ак, так, так. Не спеши. Все по порядку. – Жоли замахал руками, вцепившись взглядом в поникшего Тора. Похмелье как будто его отпустило. – Какая сволочь, какой дурости? - Этот урод, дядя Ричард, – и Тор добавил пару острых словечек для лучшей окраски. – Рассказал Локи, что мама с папой взяли его из чужой семьи в младенчестве в обмен на компанию. - Это правда что ли? - Правда, да не полная! Компания была лишь предлогом. Она тогда обанкротилась, и отец вложил в нее огромную сумму денег, он взял ее честно, как подарок друга за кропотливый труд. У бизнесменов свои обычаи. А то, что он принял Локи в семью, как родного сына… Кому от этого было хуже? Локи вырос в любви, он ни в чем не нуждался, никто ни в чем не мог его упрекнуть… Да что я! Все это знают, он это знает! Только подонка Ричарда это не волнует, он заставил Локи мыслить, как мыслит он сам, – он снова выругался и угрожающе сдавил свой стакан. - Ясно, – выдохнул профессор и потер лоб.Они помолчали. - Знаешь, вчера ночью я был зверски пьян и напрочь не помню, что со мной было, – разоткровенничался профессор. – Сегодня ко мне приходят и сообщают, что мой лучший ученик, мой друг, ушел из дома. Если бы речь зашла не о нем, я бы, наверное, – только не обижайся – выпроводил тебя на все четыре стороны, так мне сейчас паршиво. Но Локи… Я люблю это дитя, как свое собственное, хочешь – верь, хочешь – нет. Он вот уже несколько лет ошивается у меня в подсобке. (Здесь, правда, его не было.) Черт, я корю себя, потому что не могу придумать, как тебе помочь! – он раздосадовано хлопнул ладонью по столу. – Он был со мной на митинге и не подвел меня, но теперь я опасаюсь, что его действительно затянут в какие-то неприятности. – Жоли призадумался. – Damn**! Он действительно еще совсем ребенок!Тор устало прикрыл глаза ладонью. - Так вы об этом совсем ничего не знали? - Нет, черт возьми! - И о личном вы с Локи не говорили? - Клянусь. Если бы было хоть что-то, сынок, я бы вспомнил и все как есть тебе выложил. Но такого не было. О науках говорили, о культуре, о философии и прочей чепухе… О своем Локи мне не рассказывал. Прости. - Нет, ничего. – Тор поднялся и оправил одежду. – Простите за беспокойство. Я, наверно, пойду. - Удачи тебе в поисках. Он найдется, я верю. Обязательно в скором времени. Если я вдруг понадоблюсь, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, просто приходи, если будет надо. Здесь тебе рады, Тор. - Спасибо. – Тор поклонился.Жоли кивнул и ободряюще улыбнулся.В то время как старший сын занимался другом Локи, лорд Одинсон отправился к дому на Мэйден-Леин. Окна, выходящие на двор, были тусклы, как будто дома все еще спят. Старик поднял голову и заметил длинную веревочку с деревянной ручкой на конце, тянущуюся вдоль ограды и исчезающую где-то в щелке над дверью. Он дернул пару раз, и на пороге действительно показался некто, напоминающий дворецкого. Мужчина проковылял до калитки, впустил гостя и почтительно поклонился. Лорд Одинсон изъявил желание видеть хозяина, поэтому они незамедлительно прошли в дом. Гостю предложили присесть, но он так и остался стоять посреди прихожей в ожидании злосчастного брата. Тот спустился через минуту, был бодр, свеж, одет с иголочки и выглядел серьезней, чем обычно. Прибытию старшего брата он, казалось, ничуть не удивился и даже ждал его, не без раздражения, что тоже в нем угадывалось. Старик Одинсон почему-то сразу подумал, что ночка у Ричарда была беспокойная, и он давно на ногах. - Здравствуй, Ричард. - Приветствую. Какими судьбами в столь ранний час? - Похоже, утро у кого-то началось еще раньше моего.Ричард только хмуро глядел, так и не спустившись со ступеньки. - Я спрошу только один раз, Ричард. И ты мне ответишь честно и без вихляний.– Старик уверенно шагнул вперед. – Где мой сын? - М-м… Локи пропал? - Я жду ответа, Ричард. Где мой сын? Говори или для тебя это плохо кончится. Я не шучу, – лицо лорда потемнело, как грозовая туча. - Ты умеешь угрожать, дорогой брат. – Ричард ухмыльнулся. – А мстить умеешь еще лучше. - Где. Мой. Сын, – он повысил голос и сделал еще один грозный шаг. - Раньше надо было себя спрашивать, где твой сын, – младший брат засуетился, но все же прикрывался своей неизменной язвительностью. – Твой сын давно от тебя ушел, и в этом его вины уж точно нет. А моей – так тем более. Сам ищи своего малютку Локи, я тут не при чем. Прежде чем обвинять меня в чем-то, предъяви хоть какие-то доказательства.Старик Одинсон затрясся от гнева. - Тебе нужны доказательства собственной подлости? Меня ты не уболтаешь, лжец! Клеветник ты гнусный! Что ты ему наплел, что это за авторские оттиски ты ему сунул? А папка твоя драгоценная, плод непосильных трудов, осталась у меня, радуйся, сволочь. Посмотрим, какими способами ты теперь будешь подбираться к моему имуществу.Лорд Одинсон старался задеть врага за живое и, кажется, у него это даже получилось, так как Ричард некрасиво скривил рот. - Справедливость на стороне победителей. - Неужели я слышу это от тебя, неудачник? - Иди-ка домой, дорогой брат. Передавай привет жене и детям. То есть одному ребенку, как я забыл…Старик свирепо раздул ноздри и сверкнул глазами. - Я знаю, что ты за всем этим стоишь, Ричард. И я больше чем уверен, что ты его прячешь. Я не представляю, для каких афер он тебе нужен, но так и знай: мой сын тебе не игрушка. Если не хочешь проблем, пускай он возвращается домой сегодня же. Будь благоразумен, пока еще не поздно. - Спасибо за нравоучение.Лорд последний раз измерил ненавистного брата взглядом, понял, что большего ему сегодня не добиться, и ушел, громко ступая по лакированному полу.Короткий и напряженный разговор в доме Ричарда Одинсона загнал семью лорда Одинсона, его старшего брата, в глухой тупик. Как выяснилось, ничего не удалось узнать не только Тору, но и Фригг, весь день сидевшей у телефона. Второй семейный совет прошел почти в траурном молчании. Фригг сказала, что не прекратит поиски, пока весь Лондон не будет поставлен на уши, отец обещал надавить на Ричарда всеми возможными способами, и рано или поздно тот раскроется. Тор был полностью подавлен. Остаток дня прошел у него в каком-то тумане. Спать не хотелось, работать тоже, даже кусок в горло не лез, потому что страшно мутило. От тревожных мыслей сердце начинало колотиться так, что приходилось его успокаивать чередой глубоких вдохов-выдохов. Тор терпеливо ждал ночи и конца всего этого кошмара. Бессонной ночью он ждал наступления утра. Утром он ждал вечера и так далее. Его ужасали одинаковые дни, которые бесконечно сменяли друг друга и почему-то не несли ему успокоения. Он был уверен, что Локи вот-вот вернется. Но Локи не возвращался. В один из самых невыносимых дней, уже поздним вечером, Тор без всякой цели сел в свой паромобиль и просто поехал.Горе привело Тора в дом на углу Оксфорд-стрит. Дверь в мансарде Жоли была нараспашку, и Одинсон позволил себе войти. В ночи бывшего декана факультета естественных наук околдовывал зеленый змей. Тору было откровенно все равно, каким способом забыться, поэтому он присоединился к попойке, чему его новый товарищ был несказанно рад, хоть и не мог изъясниться человеческим языком. Зато Тора после стопки-другой потянуло на красноречие: - Я знал. Он оставил меня. А как могло быть иначе? Ведь я оставил его когда-то. Все правильно, я знал, что так будет. Но он любит меня. И я его. Знаете, я его держал вот так, он был закутанный. Нет. У него были загорелые ножки. И в царапинах. Вечно эти кошки его царапали. А какие у него были губы. Господи, какие у него губы! Он такой… я не могу объяснить. Я его люблю. Я хочу, чтобы он вернулся. Нет, мне это нужно. Я сделаю все, чтобы он был счастлив.Примерно то же самое происходило в голове Одинсона-старшего всю первую неделю. Иногда он объезжал на машине весь город, высматривая в прохожих брата. Все было тщетно. Фригг своими связями тоже ничего не добилась и становилась все более замкнутой. Лорд какими-то личными способами пытался подобраться к Ричарду, но и тут не повезло – злосчастный дядюшка уехал куда-то в континентальную Европу, и на этом все поиски оборвались. Тору казалось, в их особняке царит бессилие. Постепенно отчаяние его отпускало, иногда даже свободно дышалось, но с ним начали происходить ужасные вещи, каждая из которых сводила с ума. Локи стал повсюду ему мерещиться, даже когда Тор о нем не думал. Брат преследовал его везде: глаза Локи глядели на него глазами случайных прохожих, губы Локи целовали сквозь сон. В такие ночи Тор вскакивал в холодном поту, и успокоить его метущуюся душу мог только алкоголь. Если с ним случался один из таких приступов, он неизменно шел к своему новому другу-профессору, где всегда текли реки джина и абсента. Каждый раз он изливал Жоли душу, а тот каждый раз сочувственно кивал головой, не понимая ничего, разве что, смутно осознавая, что Тор сильно переживает из-за брата. Сам профессор то и дело проворачивал свои антиправительственные делишки, таскался целыми днями с похожими на себя революционерами с подозрительной репутацией и внешностью. Тор в эти дела не вникал, борец за права слабых в нем так и не раскрылся, зато он начал проявлять настоящие задатки поэта. Пока Жоли валялся в куче тряпья на полу в бессознательном состоянии, Одинсон-старший, распаленный душевными томлениями и градусом, строчил на случайных огрызках бумаги лирические стихи, полные душераздирающих эпитетов и истошных метафор, где легкий романтичным флером мелькали «глаза, закованные льдом», «губ невесомые касанья», «кручина в сердце молодом», «любви случайные признанья» и так далее. Локи превратился в какого-то неземного идола. Немного протрезвев, Жоли читал поэтические труды своего товарища, каждый раз восторгался до глубины души, часто плакал, уговаривал Тора всерьез задуматься о литературном поприще и тайком складывал листочки со стихами себе в ящик. Так шли дни и месяцы, а Тор все приходил и приходил в мансарду на углу Оксфорд-стрит с неизменной фразой «Как же я хочу умереть».Однажды Тор после очередной бурной ночки собрался по каким-то своим делам. В гостиной его остановила печальная Фригг красноречивой фразой: - Сынок, ты себя убиваешь.Тор проникся этими словами до глубины души и, забыв о делах, присел на диван напротив матери. О его горе с ним уже давно никто не говорил, искренне захотелось излить душу близкому человеку. Так захотелось, что Тор решил для себя впредь ничего не таить от мамы. Он ужасно устал. - Я устал, мама, – так и сказал Тор. - Тор, ты устал не от тоски. Пойми, это тело твое устало от того, что ты с ним делаешь. А душа твоя не находит выхода за стеной печальных мыслей, которую ты сам в себе выстроил. Пожалей себя, сынок. Отпусти это. Я прошу тебя. – Фригг говорила мягко, но очень уверенно. Казалось, она сама давно справилась с их общей бедой. - Я не могу его отпустить, – взвыл Тор, прижимая руки к груди. – Я не знаю, зачем мне тогда вообще жить на этом свете. Мама, я не могу. - Ты не хочешь, Тор. Не хочешь. - Да, не хочу! – где-то в правом полушарии мозга зародилось подозрение, что Тор сейчас противоречит сам себе. – Потому что так нельзя! Только не после всего, что было. Я ему нужен. Я один. Только я могу его спасти от одиночества. - Почему только ты, Тор? Почему ты именно на себя возлагаешь эту миссию?Она не понимала. Потому что не знала ничего, не могла знать. Но Тор решился. Он все ей расскажет. - Потому что я люблю его, – эти слова прозвучали грозно. О братской любви так не говорят, не с таким отчаянием. И Фригг это почувствовала.Руки женщины непроизвольно сжали шитье, лежавшее у нее на коленях. Веки устало опустились. - Я не думала, Тор. Видела реакцию вашего отца, но… я не верила. Мы не говорили с ним об этом.Тор напряженно смотрел в лицо матери и тяжело вздохнул. - Рассказывай. Говори все. Что между вами было, о чем мы не знаем? Рассказывай, я хочу знать, – на самом деле Фригг не хотела знать, это было видно по гневной складке между ее бровями и отстраненному взгляду. На сына она в упор не глядела. - Той ночью… после ссоры мы были вместе. Мы с ним… – дальше Тор говорить не мог, но мать его поняла и коротко кивнула. - Ты забыл, что вы все еще братья, сын. - Мама, я не могу. Я не могу относиться к нему, как к брату. Уже очень давно… - Как давно? - Очень давно. Ты не понимаешь, мы… мы друг другу больше, чем братья. Мы страдаем из-за этих уз с самого детства. Не нужно строить их заново, прошу тебя. - Тор, о чем ты думаешь? – Фригг вдруг стала резкой, и Тора больно кольнуло в сердце. – В этом мире к братьям относятся одинаково – как к братьям. Все прочие чувства грешны и опасны. Чем ты забиваешь себе голову? Твоя любовь к брату естественна. Но физическая страсть к нему – от дьявола. Неужели ты этого не понимаешь? Ты же веришь в Бога! О чем ты думаешь? Когда ты последний раз ходил в церковь? Я умоляю тебя, сын, пойди туда прямо сейчас, поговори со священником, покайся и вернись домой с чистой душой. Это единственный способ. Иди, Тор, прошу тебя. Не слушай тот бред, который тебе внушает дьявол. Иди.Тор пребывал в полном ужасе, тело его не слушалось, а от лица отхлынула кровь. Мать разрушила его мир прямо у него на глазах. Ему казалось, что из глаз вот-вот потекут слезы, хотя Тор почти не плакал даже в детстве. Мама тоже пару раз всхлипнула и вся ушла в шитье. Одинсон-старший встал и на ватных ногах побрел несмело к своей машине.Тор колесил по широким автострадам долго и бесцельно. Мысли кое-как пришли в лад, и голова уже не гудела, словно в ней трезвонят колокола. Вместо этого Тор услышал звон Большого Пола и сообразил, что где-то неподалеку идет месса в соборе Святого Павла. Машина припарковалась на обочине. Все здесь было Тору знакомо: и широкая площадь с высокими белыми зданиями в стиле барокко, и памятник королеве Анне в золотой короне и с такими же золотыми атрибутами власти в руках. У ног прекрасной дамы расположились аллегорические фигуры Англии, Франции, Ирландии и Америки. Тору был знаком и сам собор с двумя огромными башнями-звонницами, между которыми красовалось здание с двухъярусным портиком со сдвоенными колоннами и заканчивающееся фронтоном. Громадина скрывала за собой величественный купол – корону на могучем челе собора. Одинсон-старший взошел по ступенькам, осенний плащ его трепал порывистый ветер. Внутри собора было тепло и тихо, если не считать мерных ударов колоколов. Мужчина направился вдоль шепчущей галереи, известной своей уникальной акустикой. Изнутри купол был все также огромен, казалось, он взмывал под самое небо. Мальчишкой Тор всегда робел под взглядом ангелов и святых мучеников, глядевших с гигантских стен и потолков, их мистически окутывали клубы кадильного дыма. Здесь был настоящий город: толпы мраморных людей расположились тут и там вдоль стен и даже на стенах в виде барельефа, каждый изображал какое-то действие, отличался от иных внешним видом и позой. Впереди засверкал высокий золотой алтарь, на котором играли разноцветные блики витражных окон, расположенных за ним. Апостол Павел стоял на самом верху, отлитый из золота. Прямо за спиной его высилось огромное изображение Иисуса, раза в два больше самого Павла.Люди сидели на деревянных скамьях, поставленных в два длинных широких ряда, чтобы не загораживать путь к алтарю. Тор стоял как вкопанный, так и не решаясь подойти к задним рядам, которые были пусты. Он смотрел на лики святых, смотрел на Павла и на Иисуса, желая задать им один и тот же вопрос. Он не умел говорить с ними. Странно, из двух братьев верующим был только Тор, но почему-то заповеди лучше получалось соблюдать у Локи. Одинсон-старший спрашивал себя, должен ли он отказаться от порочной любви к брату, правда ли, что все это была дьявольская игра, уводившая Тора в самые глубины мрака и внутреннего ада? И голос внутри ответил лишь одной фразой: - Но ведь он мой мелкий братец…Тор больше не сомневался. Тем днем он был у Жоли и даже успел застать его в трезвом состоянии. Профессор имел для друга хорошую новость: давеча он познакомился с французским экипажем дирижабля, который якобы конкурировал с лучшими английскими судами. В их команде были и коллеги Жоли, которые трудились над проектом какого-то грандиозного парового самолета и якобы собирались в дальнейшем дать фору самому «Альберту» Бланшара. Французы любили потягаться друг с другом. Жоли добавил между прочим, что экипажу дирижабля очень не хватает старшего механика, и он любезно порекомендовал на эту должность своего молодого, но весьма опытного товарища, то есть Тора. У Одинсона на тот час и впрямь было туго с работой, поэтому одолжение профессора он принял. Тогда всплыл еще один приятный факт: выяснилось, что Тор здорово владеет французским и целых пять лет прожил в Париже. Жоли просиял от счастья, предложил на родном языке Тору выпить с ним Шато, и соседи еще долго наслаждались пением дуэта, исполнявшего Марсельезу из окон профессорской мансарды.Дни для Одинсона-старшего проходили незаметно, но он был уже не тот. Дом стал не таким родным, родители – не такими понимающими, дни его затянувшегося детства кончились. Жизнь опустела, как стакан с водой под палящим солнцем, одна лишь любимая работа заставляла двигаться дальше, расти, меняться вместе с этим миром, жить, а не влачить свое существование. Тор действительно стал старшим механиком, экипаж его принял, и через несколько рейсов они все стали крепкими друзьями. Еще через год Тор поднялся до помощника капитана, и кое-кто уже ему сулил самую престижную должность. В небе он не тосковал, в небе он был своим. Параллельно с профессиональной работой Тора втянули в постройку того самого паролета – конкурента «Альберта». Он все больше и больше времени проводил в огромном цеху, иногда оставался там на ночь, и отец, видя, как его сын с утра весь в масле и саже плетется к себе в комнату, только качал головой – вот уж первый папочкин наследник. Тор смирился с судьбой, и в итоге она сдалась. Все шло своим чередом. Не было тех эмоций, тех ярких красок, но была вера в себя и желание идти вперед. С момента исчезновения Локи прошло два с половиной года. Не то, что Тор совсем позабыл брата – он думал о нем, просто в мыслях не было той лихорадочной страсти и раздирающей грудь боли. Так он мог лежать в своей постели и представлять перед сном, что где-то сейчас есть его Локи, точно так же ложиться спать и точно так же встает по утрам, может, даже точно так же вспоминает о Торе и о беззаботных днях их общего прошлого.В Лондоне царил февраль. Самые сильные холода были благополучно пережиты, и последний зимний месяц был все равно, что последний рывок к финишной черте. Улицы в который раз замело крупными хлопьями снега, который не спешил таять, но и не превращался в ненавистный гололед. По дорогам курсировала снегоуборочная техника, пешеходы прытко перемещались по расчищенным тротуарам кто куда, примятый снег приятно хрустел под шинами паромобилей, и покалывал лицо морозец. Тор ехал в своей машине, прогретой печкой, и думал о небольшом дельце, по которому его и занесло в Ист-энд. Он ехал неторопливо – не тот был сезон, чтобы лихачить на дорогах. Из разных лавчонок и крупных универмагов раздавались какие-то популярные мелодии, сливаясь в одну сплошную зимнюю какофонию, приятную, что правда, на слух. Благодаря феномену Разностной Машины изобретение Эмиля Берлинера, граммофон, получило продуктивное усовершенствование, музыкальные приборы быстро распространились, и вмести с этим произошла революция в музыке: в основном на пластинки записывались песни из современных опер, весьма отличавшихся от классики жанра, но все чаще и чаще начали появляться новоиспеченные артисты со своим новым и свежим стилем. Внезапно Тор подумал, что позабыл об одной важной мелочи: он едет в гости с пустыми руками. На самом-то деле его всего-то ждал деловой разговор, но разве какие-либо дела решаются без стаканчика коньяка или хорошего выдержанного вина? Как давно он не пил вино! Одинсон выглянул в окно и остановился возле ближайшего паба со странным названием «Лось». Хотя, почему паб и впрямь не мог так называться? Короткое и запоминающееся название. «Встретимся сегодня в полночь возле лося» или «пойдем опрокинем пару рюмашек в лосе». В конце концов, не все ли равно алкоголику, как называется его злачное место? Тор захлопнул дверь машины и быстро зашел в паб, чтобы не напускать холода. Над головой приветственно звякнул колокольчик. Заведение было небольшое, столики располагались в нем хаотично, повсюду находились какие-то атрибуты различных культур, развешанные без особого вкуса и логики. Днем посетителей было не много, но Тор их особо и не рассматривал. Его целью был бар, куда он решительно направил свой шаг. Проходя мимо одного из столиков, на глаза мужчине попалась весьма экстравагантная особа: это была дама неопределенного возраста с очень испитым и очень накрашенным лицом, буйные некогда вьющиеся волосы которой покрывала жуткая шляпка с кружевной вуалью едкого фиолетового цвета и примерно такими же перьями. Леди была в перчатках и старом на вид платье, сшитом по моде прошлых годов. Она вдруг оживилась, мигом приняла позу светской львицы и жадно осмотрела Тора с ног до головы. Темно-фиолетовые губы раскрылись, и сиплый голос завлекающе позвал: - Молодой человек.Тор замер на месте, как и поступил бы любой джентльмен, и не без легкого ужаса посмотрел на загадочную незнакомку. Та, верно, пыталась соблазнить молодого кавалера своим лучшим взглядом. - Молодой человек, не угостите ли девушку бокальчикам вина? – это было произнесено настолько театрально, что Тору дико захотелось расхохотаться, но вместо этого он побледнел, как простыня.«Девушка» была настолько пугающей, что Одинсон невольно заблуждал глазами по залу, инстинктивно ища пути к отступлению или хотя бы какой-то слабый предлог. Вдруг он ясно почувствовал, что кто-то долго и в упор на него пялится. Нет, это была не злосчастная «девушка», этот взгляд был тяжелым, таким тяжелым, что Тор ощутил его за долю секунды, а в следующий миг уже смотрел туда, где был обладатель пытливых глаз. И Тор увидел его. Черные кудри, бледность по-детски круглых щек, неподвижные распахнутые от удивления глаза и губы, те самые губы, которые столько раз его целовали даже ночами, когда их обладатель был непростительно далеко. Сердце Тора на миг остановилось. Здесь в пабе был его младший брат.