12. (1/2)
Парней растаскивали трое официантов.
Месяцами копившиеся гнев, неприязнь и бешенство вылились в безобразное побоище, которое уж никак нельзя было назвать честной дракой. Наполеон бил подло, Жуков был пьян. Парни катались по земле, поочередно седлая друг друга и выколачивая дурь кулаками и ногами. Разошедшиеся агрессоры не реагировали на вопящий народ, на попытки расцепить их и успокоить, только рвались в бой, сплевывая на асфальт сгустки крови. Кругом кричали, их хватали за руки, тянули в стороны, даже пытались лупить по щекам. Того умника Маршал уложил почти не глядя, но пропустил удар от Напа и оба снова повалились в пыль, рыча, как дьяволы.
- Ох, боже мой! – округлила глаза Гексли, выбежав во двор, - мамочки!..Парни сцепились, удерживая руки друг друга, наседая, яростно дыша друг другу в лица. Никто из них не собирался уступать, вряд ли они уже помнили о причине драки. Кому нахрен нужна причина, когда можно раскатать сукиного сына тонким слоем?
- Я тебя убью, - рокотал Наполеон, - убью, недоносок!Жуков только скалился. От ярости перед глазами стояла кровавая пелена, говорить он не мог, лишь рычать. Он резко подался вперед и врезал Напу лбом в переносицу, а когда тот взвыл, вмял ему в челюсть кулак.
И вот тут появились официанты.
Под гомон, причитания и улюлюканье драчунов все же растащили, хоть оба и рвались из рук, осыпая всех вокруг проклятиями. Кто-то очень быстро вызвал полицию, кажется, Жукову прочили срок за его ?отвратительное поведение? и ?недавний инцидент?. Жук не слушал. Он нашел глазами Гексли, и почему-то на душе стало еще хреновей от выражения ее лица – девушка стояла в стороне, зажав рот ладошкой, взирая на происходящее с ужасом и отвращением. К нему она не бросилась.
- Это все алкоголь! Кто должен был следить за тем, чтобы ученики не проносили спиртное?! Кто будет за это отвечать?!- Какой ужас! Какой позор! Это ведь выпускной!
- Немедленно уберите отсюда учеников!
Жуков пнул мусорный ящик и его скрутили крепче.
Есенин узнал о происходящем не сразу. Он долго сидел в зале, ковыряя ногтем наклейку на бутылке шампанского, и посматривал на следы от собачьих зубов, оставшиеся на руке. Бинты в честь праздника парень снял.
Рядом покрутились Дост со Штиркой. Девушка положила ?слишком тощему? Лирику салат и принялась отчитывать за что-то, ведомое только ей одной. Есь так растерялся, что послушно съел одну ложку, а потом Достоевский, двадцать раз извинившись, увел хмельную подругу на танцпол.
Медляк закончился. Народ в зале оживился в предвкушении чего-то более подвижного, к Есенину подошла застенчивая на первый взгляд Робка и предложила потанцевать. Есь заколебался. Робеспьершу он не то, чтобы не любил, скорее, не понимал и считал немножко занудной из-за склонности к постоянному анализу происходящего. Она утомляла парня, хотя иногда бывала очень даже милой. Вот только танцевать с ней Лирику не хотелось – Нап мог неправильно понять.
Он так и попытался объяснить, даже жестами показал, что будет, когда Нап увидит сие вопиющее действо. Робка покивала, подобрала подол пышного платья и села неподалеку. К ней тут же прибился счастливый Дон.
А тем временем в динамиках агрессивно взвизгнули гитары.
Когда началась новая песня, ученики удивленно переглянулись. Есенин опознал ?Тореро? Арии и заулыбался, пытаясь взглядом отыскать Жукова. Кто еще мог попросить поставить Арию на выпускном? Судя по всему, такая мысль пришла не только Лирику, кто-то вслух позвал Маршала, но безрезультатно. Не обнаружив в тесном зале ни Жука, ни Гексли, Есь нахмурился, сел обратно на свое место и скрестил руки на груди. Мысли о том, что сейчас парень вполне мог заниматься любовью с Гексли ему не нравились. Вроде бы, а что особенного? XXI век на дворе, темперамент у Маршала бычий. К тому же, он был уже пьян, когда Есенин мазнул по нему взглядом в последний раз. Очень легко было вообразить, как он шепотом зовет Гексли ?в сторону? и… и…