3. Кроме работы (1/1)

— А не пройти ли тебе нахер?Это происходит снова. Азарт в крови, опасность за спиной, буквально дышит в затылок. Бессонные ночи оставляют свой след под глазами, и только литры кофе и врожденное упрямство позволяют держаться на плаву в самое темное время. Они возвращаются к тому, с чего начинали семнадцать лет назад, и это звучит (и чувствуется) несколько травмирующе.Потому что они совсем не такие, как прежде.Потому что столько воды утекло с тех пор.Марти сдержанно вздыхает, когда разбирать улики уже не хватает терпения. Перед глазами все насыщенно-бурое, смешавшееся в одну единую кучу. Марти кажется, он слышит плач и судорожные детские всхлипы. Рога, плетенки, вырезанные ножом или нарисованные углем символы. Чья-то поехавшая фантазия, нашедшая воплощение в изувеченных телах и выдернутых душах.В офисе тепло, но его все равно пробирает мурашками: живое воображение — бич и награда для любого детектива. Марти ежится, незаметно потирая пальцы. И оборачивается к Коулу, застывшему на колченогом стуле у стены. Там ужасным творением безумного автора застыла расчерченная красными точками карта.Карта жертв.Воплощение чьих-то напрасных смертей.Все люди, кого они не успели (не смогли) спасти.Коул встречает взгляд Марти на половине пути, смотрит хмуро и собранно из-под кустистых бровей. Сжатые в узкую линию губы искажает усмешка. Он выглядит сломанным, но Марти точно знает: за личиной дряхлого старика все еще остался стержень. Такой, которому они всем отделом завидовали.Коул выплевывает:— Предпочитаю, чтобы ты сходил первее, — и это ни к чему не обязывающий треп.Треп, настоящая цель которого — разгрузить мозг, расшевелить то мерзкое и тугое, что засело внутри. Освободить хотя бы немного от гнета вины и ответственности. Марти в курсе, что Коул его жалеет, но это не вызывает должной ярости, потому что это нормально, потому что они на одной стороне и такое ни один вменяемый человек не выдержал бы. А еще Марти в курсе, что Коул в курсе, что он в курсе.Это, как ни странно, придает ему сил.Хотя почему странно? Между ними все всегда работало иначе.— Есть номерочек? Куда рекомендуешь сходить?Коул щерится, усмешка медленно, но верно обращается усталой улыбкой. И да, Марти прекрасно понял, насколько он задолбался. Да-да, Марти видел. И снова да, Марти тоже не лыком шитый, сечет в парочке способов снять напряжение.В конце концов, кто, если не он.Раст именно его напарник.— Зачем номер? Все нужное в этой комнате. Пользуйся, не стесняйся.У Марти в горле першит, когда до него доходит смысл шутки. Низкой и ни разу не интеллектуальной, совершенно несвойственной Расту. Он рассуждает, принимать ли ее как поддевку, но глаза Коула смеются — тем самым припизднутым надменным смехом, который Марти запомнил еще с далекого девяносто пятого.И это хорошо. Это поддерживает, греет, помогает выплыть из пучины дерьма, куда их так несолидно затянуло.Марти облизывает губы, шкурой чувствуя, что несмотря на шутливость, тут все же есть подтекст.И отвечает осторожно, но тепло:— Ты именно для этого десяток лет назад трахнул мою жену, ага? Чтобы между нами точно ничего — никого — не стояло?Удивительно, но даже думать об этом больше не больно. И не обидно. Марти ощущает себя очистившимся благодаря Богу. И Расту Коулу, куда без него, этого чертового предвестника очередных детективных проблем.Коул хмыкает. Низко, гортанно, искренне. В том, как он звучит, есть и доля самодовольства и что-то иное. То, чего они себе не позволяли раньше, связанные уставом, обязательствами, видимостью обыденной жизни. Поднимает глаза — темные, выжигающие, цепкие.И говорит тихо, слегка издеваясь:— Конечно. Кроме нашей проклятой работы.