???. (1/1)

Морозов был так зол и все были ему так противны, что после собрания он ни с кем не разговаривал. Роман Павленко сам подошел к нему.

Роман Павленко – парень 25 лет. Завсегдатый пациент психиатрического отделения больницы ?Сияние?. Чувствует себя как рыба в воде среди больных, находящихся рядом с ним. Всеми силами пытается сохранить порядок, который наводит в отделении сестра. За старания получает лучшие места для уборки: комната медперсонала, главный коридор, кабинет старшей сестры.– Макс, - начал Рома, - кое-кто из нас пять лет уже здесь, - он терзал скрученный в трубку журнал, на руках его видны были ожоги от сигарет. - А кое-кто останется здесь еще надолго - и после того как ты уйдешь, и после того, как кончатся эти финальные игры. Как ты... не понимаешь... - Он бросил журнал и отошел. - А, что толку?

Морозов глядел ему вслед и медленно перевел взгляд на меня.

– А ты тоже думаешь, что эта фигня, бойня на птичьем дворе, кого-то лечит, приносит пользу? – обратился парень ко мне. Не дав мне и рта открыть, Павленко стал между мной и Максимом.– А для чего бы еще мы себя этому подвергали, друзья? Персонал желает нашего выздоровления так же, как и мы. Они не изверги. Пусть Виктория – строгая девушка, но она отнюдь не чудовище с птичьего двора, садистски выклевывающая нам глаза. Вы ведь не заподозрите её в этом, правда?– В этом – нет. Не глаза она вам клюет, друг. Она клюет не это. – я медленно подошла к окну и облокотилась на подоконник.Павленко вздрогнул, я заметила, что его руки, зажатые между ног, выползали, как два белых паука из-за замшелых сучьев.– Не глаза? – начал он. – Умоляю вас, так что же клюет Вика?Морозов усмехнулся.– А ты не знаешь?– Разумеется, не знаю!– Яйца твои, брат, золотые твои яички!Все это время я не сводила глаз с Максима. Он слишком точно воспроизвел мои мысли, даже странно. Мы просто смотрели друг на друга, пытаясь прочесть мысли. Морозов, не отводя от меня глаз, обратился к Авдееву и закурил сигарету:– Ей-богу, не понимаю вас. Андрей ты то чего косишь? Боишься, что стервятница руку отрежет, если поднимешь?

– Может быть. Может быть, боюсь. - Авдеев поднял бровь.– Слабак, - прошипела я.

– Нет. Вряд ли она что-нибудь сделает, но... - Он пожал плечами, вздохнул - просто я думаю, что от голосования не будет никакой пользы. Бесполезно, Макс.– Бесполезно? Скажешь! – Морозов выкинул сигарету и подошел к окну, возле которого стояла я.– И все-таки рискованно. Она всегда имеет возможность прижать нас еще больше. Из-за одного матча рисковать не стоит, - тихо сказал Рома.

– Черт, сколько лет я уже не пропускал финалов. Один раз я в сентябре сидел - так даже там позволили принести телевизор и смотреть игры: иначе у них вся тюрьма взбунтовалась бы. Может, вышибу, к черту, дверь и пойду куда-нибудь в бар смотреть игру - я и Даша. – парень посмотрел на меня; я же, не обращая внимания, смотрела в окно. – Вот это уже соображение по существу, - сказал Авдеев и бросил журнал на столик. - Может быть, проголосуем завтра на собрании? "Уважаемая Виктория, вношу предложение перевести палату в "Час досуга" на предмет пива и телевидения".

– Я бы поддержала эту идею, - сказала я, оттолкнулась от подоконника и, пройдя вдоль комнаты, облокотилась на стену и сложила руки на груди. – Правильная идея, черт возьми.

– Мне надоело смотреть на вас; когда мы со Старковой отвалим отсюда, ей-богу, заколочу за собой дверь. Вы, ребятки, оставайтесь. Мамочка не разрешит вам переходить дорогу.

– Да ну? В самом деле? - Самойлова еще раньше подошла к Максиму. - Прямо высадишь своим большим башмаком эту дверь, настоящий мужчина? О-о, с тобой шутки плохи.

Самойлова Юлия – послушная раба порядков больницы ?Сияние?. Ранее мятежная девушка, желающая пробудить всех к борьбе за свободу, но после ?обработки? Викторией – хилая защитница старшей сестры.Морозов почти и не взглянул на неё: знал, что Юля может корчить из себя крутую, только крутость с неё слетает при малейшем испуге.

– Так что, настоящий мужчина, - не унималась Самойлова, - высадишь дверь, покажешь нам, какой ты герой?

– Нет, Юль. Неохота портить ботинок.

– Что-то ты очень развоевался – так как же ты вырвешься отсюда?