Часть 1 (1/1)
Поиграем в ассоциации? Маленькая шкатулка из сандалового дерева, терпко пахнущая светлыми детскими воспоминаниями. В ней - стопка писем из плотной желтоватой бумаги, перетянутая фиолетовой атласной лентой; колода карт, засаленных от тысяч бережных прикосновений чьих-то пальцев; бутылочка, наполненная ароматическим маслом. Сейчас, ранним весенним утром, когда солнечные лучики пляшут на моей постели, когда прохладный ветерок приносит в душную комнату свежесть, я открою её. Лаванда, ландыш или ваниль, я не понимаю, что внутри, запах лишь дразнит, а воспоминания, точно назойливые мухи кружат вокруг.Первое воспоминание. Самое отчетливое и яркое. Пахнущее той самой ванилью из бутылька.Лето. Вовсю поют птицы, дети с радостными криками носятся друг за другом. Мы сидим на лавочке, болтаем ногами и ни о чем, заедая слова мороженным.- Знаешь... - Я вовсе не планировала сказать что-либо первой. - Я тебя люблю. - да. вот так просто, глядя в родные, серые, как сталь, глаза, наслаждаясь изогнутыми в детской веселой улыбке, губами, я сказала. Сказала то, что хотела всегда держать в тайне.Ты не отвечаешь. Смотришь на песок под ногами, который, из-за легкого ветерка по поверхности напоминает змею и ешь мороженое. Твоё любимое, шоколадное, в глазури и шапкой орехов наверху. Никогда не понимала как можно есть столь сладкое лакомство. Ты спрыгиваешь с лавки, быстро наклоняешься со ко мне, занавесившись пеленой иссиня-черных волос, целуешь в самый краешек губ и, со звонким хохотом убегаешь, оправляя юбку на ходу.Мне тепло.
Второе. Немного горькое. С ноткой табачного дыма и ладана.- Я правда так считаю. - Ты говоришь немного резко, отрывисто, смотришь в мои глаза, пытаясь найти там хоть каплю раскаяния, а встречаешь лишь холод. Помнишь, я говорила, что у меня глаза-хамелеоны? С серо-зеленого на зеленый, с зеленого на голубой, а из голубого в серую, блестящую сталь. Как сейчас.- Дело твоё. - Поворачиваюсь, чтобы уйти, растворится, спрятаться в этих сумерках и закурить энную за этот день сигарету. На самом деле я не курю. Просто нервничаю, а так, размеренно делая затяжку за затяжкой, легче.- Я...- Кажется, ты смущена собственной строгостью. - Лучше...-Ты не знаешь как лучше подобрать слова. Я молча стою поодаль, щурясь и вертя в пальцах зажигалку. - Нам не быть вместе.- Я хрипло смеюсь, чуть запрокинув голову назад, чтобы показать широкий шрам на горле. Я никогда никому не говорила, откуда он. Впрочем, меня никто не спрашивал. Как всегда.Сегодня мне впервые стало очень-очень холодно. Несмотря на то, что стояла золотая осень, что было по-прежнему тепло, по коже пробежала дрожь и я застегнула куртку до самого горла. Прохожие удивленно оглядывались и перешептывались.
Третье воспоминание. Самое тяжелое, пропитанное густым запахом полыни и лаванды. Отвратительное сочетание, к слову сказать.Я стою на крыше и смотрю вниз. Под моими ногами люди, словно муравью и машины - жуки. Я чувствую себя Богом и снова смеюсь. Потом резко замолкаю, так и оставшись в этой нелепой позе - с запрокинутой назад головой, пальцами, вцепившимися в рыжую челку (зачем я выбрала столь яркий цвет волос, сама не знаю). Идет дождь. Мелкий, назойливый, стучит по крышам и улицам, по плечам и зонтам случайных прохожих. Мне тяжело. Ты, не сказав ни слова, уехала из города, оборвав все связи с общими знакомыми. Двойной удар моментально достиг цели, проломив мои столь тщательно выкованные доспехи из безразличия ко всем на свете и к самой себе.Тяжело. Но я справлюсь и уж тем более, никогда не спрыгну вниз, под ноги людей и машины, чтобы остаться лежать на холодном асфальте, нелепо раскинув руки в стороны, словно птица.Я открываю глаза, выныривая из воспоминаний. Солнце за облаками, в комнате темно и холодно. Одеяло скомкано и брошено на пол, вслед за подушкой и плеером. Сколько мне еще пытаться отучиться от глупой привычки засыпать с музыкой, а просыпаться, сдергивая провода с шеи? Письма по-прежнему аккуратно лежат на дне шкатулки, а ароматная жидкость разлита по бумаге.- Черт. Кажется теперь я не смогу читать эти письма, они пропахли моими самыми дурными воспоминаниями.Я сказала так, но прекрасно знала, что настанет новое утро, через неделю ли, через месяц - и я вновь будут читать строки, написанные шариковой ручкой, зарываться носом в желтоватую бумаги и предаваться самым отвратительным - и прекрасным - воспоминаниям моей жизни.