Третья глава (2/2)
Неожиданно на щеке юноши оказалась большая и теплая рука без перчатки, от чего комсомолец приоткрыл веки. Клаус с какой-то искренней грустью вглядывался в блестящие от слезной пелены глаза пленника, будто сочувствуя его несчастью. Большим пальцем он смахнул новую слезинку, размазывая влажную дорожку по щеке. Сейчас Клаус напоминал старшего брата, который так трепетно относится к младшему, словно боялся потерять. Россия вновь вспомнил Украину, слезы полились с новой силой, парень уже не пытался их сдержать, откровенно рыдая от усталости. Он ведь все ещё ребенок, который хочет вернуться домой, вновь оказаться в кругу семьи, увидеть родных и близких. Всхлипы легким эхом разносились по камере. У подростка уже не было никаких сил все это терпеть, ему всего лишь не хватало простого человеческого тепла и заботы. Он знал, что нельзя доверять нацистам, но ему так хотелось хоть на секунду довериться Клаусу, чтобы он согрел его и утешил.
Неожиданно даже для самого себя, мужчина взял парня за плечи и притянул к себе. Россия опешил, но сдерживать поток эмоций становилось все сложнее. Он обнял арийца, цепляясь пальцами за его накрахмаленную рубашку, уткнувшись лицом в сильное плечо. Юноша рыдал в голос, не стесняясь перед совсем незнакомым ему человеком и даже врагом. Клаус медленно поглаживал подростка по отросшим волосам, которые со временем потеряли свой белоснежный оттенок. Отчаяние мощной волной охватило сознание комсомольца, парень уже не мог верить в хороший исход, ему постоянно казалось, что он проживает последний день своей жизни.
Когда истерика немного отпустила, Россия все продолжал прижиматься к сильному телу, каждой клеточкой чувствуя его тепло, человеческое тепло. Еще пара мгновений пролетели незаметно для обоих. Клаус все также молча аккуратно взял пленника за плечи и оттянул от себя, смотря в потускневшие темно-синие глаза. Головой мужчина кивнул на принесенный им обед, как бы намекая на то, что парню нужно покушать. Комсомолец и не был против, от пролитых слез разыгрался аппетит. Он быстрыми, но аккуратными движениями ел суп, терпя легкую ноющую боль в мышцах. Ломтик хлеба исчез в одно мгновение вместе с чаем, который за все время успел остыть. Он был без сахара, но даже так казался очень вкусным.
После такого сытного обеда, парня вновь начало клонить в сон. Солдат помог ему лечь на бок, укрыв худенькое тельце простыней. Взяв в руки поднос с пустой посудой, он направился к двери, однако тихий голос заставил его застыть и обернуться в сторону пленника. Россия знал несколько слов на немецком, поэтому решил отблагодарить своего ?спасителя?, сказав хриплым и чуть осевшим голосом: ?Danke?. Этот жест тронул арийца, он кивнул в ответ на благодарность и скрылся за дверью, где уже ждал недовольный долгим отсутствием напарника Вольф.
Когда дверь закрылась на ключ, Россия глупо улыбнулся. Ошеломленное лицо вечно серьезного Клауса вызывало у него улыбку. От такой неожиданной нежности со стороны нациста даже боль во всем теле отошла на задний план. Наверное, комсомолец впервые засыпает с чувством легкости и морального удовлетворения. Веки закрыты, разум очищен, а перед глазами появляются образы его родных. Даже непоседливый братик Беларусь стоит около отца и смотрит на Россию своими большими зелеными глазами, лицо которого украшала лучезарная улыбка. Юноше так не хочется открывать веки, чтобы все они не исчезли. Одинокая слеза медленно скатилась по мягкой чуть впалой щеке, забирая с собой остатки душевной боли.
Последующие два дня пленника не трогали. Клаус продолжал вести себя сдержанно, хотя во взгляде теперь можно было увидеть проблески нежности. Уже на следующий день, после их душевного разговора, Россия чувствовал себя намного лучше, притом не только морально, но и физически. Скованность в конечностях пропала, а ноющая боль в мышцах притупилась, напоминая о себе только при резких движениях. Хоть все и складывалось довольно хорошо, юноша уже знал, что такие перерывы нацисты делают лишь с целью подготовить жертву к довольно жестокой и очень болезненной пытке. На второй день после завтрака в комнату вошли няньки России, притом в таком презентабельном виде, что сразу стало не по себе от понимания, что его поведут далеко не на пытки. Вольф подошел к койке, где и сидел парень, взял его за ворот тонкой лагерной рубашки и поставил на ноги. Пока ариец искал что-то у себя в карманах, комсомолец смотрел на Клауса, который остался стоять у двери, замечая в его взгляде нотки сожаления и некой печали, будто смотрит на мальчика в последний раз в своей жизни. Каким бы серьезным и отстраненным не пытался казаться Клаус, его глаза выдавали все, что было у него на душе. Это была еще одна черта, которая притягивала парня к этому солдату.
Россия в своей задумчивости даже не заметил, как Вольф схватил его руки и надел на них наручники. Окончательно в реальность подростка вернул слабый толчок в спину. Выйдя из камеры, в глаза комсомольца сразу же ударил яркий свет, раздражающий чувствительную сетчатку. Парень наизусть знал путь к комнате пыток, поэтому неслабо напрягся, когда убедился, что его ведут в совершенно другом направлении.
С каждым новым поворотом интерьер стен обогащался различными настенными лампами с зелеными торшерами, вместо краски на стенах красовались красивые обои, украшенные витиеватыми узорами, а на полу появлялись однотонные тонкие ковры. Они шли достаточно долго, Россия не переставал удивляться тому, как нацисты с легкостью запоминают дорогу к нужному месту в этом лабиринте бесконечных поворотов и коридоров.
Пока парень разглядывал стены, вертя головой в разные стороны, Вольф, шедший впереди, резко остановился. Россия почти что столкнулся с ним, но вовремя подоспевший Клаус, удержал его за плечи, не давая упасть на напарника. Комсомолец благодарно кивнул немцу, повернув голову вперед, упираясь взглядом в огромные двери. Резное дерево, покрытое темным лаком, блестело под лучами крошечной люстры, показывая каждый завиток, так трепетно вырезанный мастером.
Вольф сделал шаг вперед, открывая русскому еще более прекрасный вид на это произведение резного искусства. Вытянув руку, нацист скромно постучал два раза, сразу же возвращаясь на прежнее место. Из-за двери послышался приглушенный, но властный и даже местами раздраженный баритон. Немецкая речь всегда казалась юноше красивой, из-за чего он мог часами слушать разговоры своего учителя, преподававшего этот язык. Когда за дверью наступила тишина, Вольф и Клаус встрепенулись и, хватая огромные двери за отполированные латунные ручки, подтолкнули Россию внутрь, заводя его в огромную комнату.