Глава 8 (1/1)

Игру с командой Януса назначили на послезавтра, чтобы все успели подготовиться. Как только было принято решение, светловолосый мужчина незамедлительно расплатился и ушел из кофейни. К сожалению, это работы Реми не убавило и только еще больше усилило задумчивость на его лице. Мишель с интересом наблюдал за тренером, пытаясь угадать, о чем тот думает, но его прервал неожиданно зазвонивший телефон.— Алло, — заметно нервничая, ответил Реми. – Мийя?! Привет. Конечно, ждем, скучаем, — на лице тут же расплылась теплая улыбка, которую, Мишель был уверен, видно даже на другом конце провода. – Что? Почему так рано? Нет, что ты, мы будем только рады, если ты раньше приедешь. Родители? Понятно. Когда прилетаешь? Так, подожди, дай запишу… Диктуй. В два сорок… завтра днем? Сегодня ночью?! Ладно, я тебя встречу. Да, пока-пока. Мягкой посадки!Тяжело вздохнув, Реми повесил трубку.

— Мишель, на сегодня тренировка, похоже, опять отменяется, — расстроено проговорил он, в ответ Мишель понимающе кивнул.

— Я схожу на поле, сообщу им, что сегодня мы не играем, — исполнительно сказал Мишель.— И еще скажи ребятам, что мне нужно задержаться в кофейне, да еще и прибраться к приезду Мийи не помешает. Да, и предупреди их, что Мийя наконец-то приезжает, думаю, они будут рады. Кстати, — Реми задумчиво склонил голову набок, — не хочешь со мной поехать в аэропорт? Хотя это очень поздно, наверное не стоит…— Конечно, хочу, — останавливая поток сомнений, ответил Мишель, и они обменялись понимающими улыбками.

Как только Мишель убежал на стадион, Реми, оставшись в одиночестве, позволил себе обессилено усесться на барный стул, но тень улыбки все еще оставалась на его лице. Этот Янус был просто энергетическим вампиром, и не только из-за его неприятного и наглого поведения, а сколько из-за того, что Реми был с ним знаком. В далеком прошлом, когда он еще не тренировал, а сам играл.Реми встряхнул головой: воспоминания все еще причиняли боль.Пытаясь себя отвлечь, Реми задумался о предстоящем приезде Мийи. Обычно, как только она возвращалась от родителей, то дела сразу шли в гору: она помогала по работе, на стадионе, да и на душе становилось как-то спокойней. С детьми она быстро находила общий язык, ведя себя с ними на равных, чего нельзя сказать о ее поведении со взрослыми людьми. Мийю они раздражали одним своим присутствием. Причем раздражали так явно и остро, что скрывать этого она не могла, да и не особенно хотела. Ужалить каким-нибудь метким замечанием, съязвить, ввязаться в перепалку, грозящую перерасти в грандиозную ссору – это для Мийи повседневный набор в общении со всеми, кроме детей и Реми. Свое поведение Мийя объясняла просто: «Эти высокомерные лицемеры обращались со мной так же, когда я была мелкой. Что же мне мешает ответить той же монетой? Пускай посмотрят в кривое зеркало».Поэтому выбор ее профессии был очевиден: детскийпсихолог и, желательно, как-нибудь подальше от более старшей возрастной категории.С ребятами из команды Реми Мийя подружилась сразу. Будучи девушкой жесткой, но болезненно справедливой, она заслужила уважение игроков, а потом и их искреннюю дружбу. Она узнавала их постепенно, изучаю практически с профессиональным интересом их привычки, манеру общения и игры.

И все же каждый ребенок, уходя со стадиона, неуловимо изменялся.***Узнав о том, что тренировка отменяется, все медленно разошлись по домам. Рапид вначале хотел повозмущаться, мол, скоро первая серьезная игра, а у них ни тренировок, ни тренера, но Серж быстро его утихомирил, отправив нарезать круги по стадиону. Близнецы, не сговариваясь, разошлись в противоположных направлениях, но шли они все равно к своему дому, только разными дорогами. Бронежилет не особо расстроился отмене тренировки, философски рассудив, что все что ни делается, все к лучшему. В отличие от него, Жерар философией не страдал, поэтому, побесившись немного и выпустив пар, рыжий в припрыжку побежал догонять уходящую Кнопф.— Эй, погоди, не успеваю за тобой! – крикнул Жерар девочке вслед. Но та не то что проигнорировала его, а, хитро улыбнувшись, сорвалась с места и понеслась на всех порах от рыжего.— Догоняй, тормоз! – смеясь, бросила через плечо Кнопф.Жерар сдержанно прорычал и тоже прибавил ходу.Так они пробежали несколько кварталов, весело смеясь, иногда путаясь в ногах и спотыкаясь о бордюры. Жерар несколько раз практически догонял Кнопф, но та каким-то неведомым способом начинала бежать еще быстрее, и все, что оставалось Жерару – это прикоснуться кончиками пальцев к ее развевающимся на ветру косичкам.— Не догонишь, не догонишь! – весело дразнила Кнопф.Она ловко юркнула в узкий переулок, перепрыгивая через разбросанные по земле коробки и прочий мусор. У Жерара обходить препятствия получалось не так хорошо, поэтому он начал немного отставать, а потом вообще чуть с грохотом не свалился на грязный асфальт, но все-таки удержал равновесие. Пока он выпутывался из упавших ему на голову коробок, Кнопф уже добежала до тонущего в зелени одноэтажного домикаи ждала неуклюжего Жерара. Зря она решила сжалиться над ним.Рыжий одним рывком преодолел разделявшее их расстояние и повалил зазевавшуюся Кнопф на лужайку перед домом. Но девочка так просто сдаваться не желала: началась нешуточная борьба, входе которой клубок из их рук, ног и тел переместился к всегда открытой калитке, ведущий в тот домик, чем-то похожий на старую избушку. Наконец-то Кнопф одержала верх и теперь гордо восседала на распластавшемся под ней Жераром.— Что же мне с тобой сделать? – задумчиво спросила скорее у самой себя Кнопф. Неожиданно в ее глазах загорелись озорные огоньки, чему Жерар был совершенно не рад.— Лучше слезь с меня, пока почки не отдавила, — проныл рыжий.— Не-е-ет, — протянула Кнопф, с еще большим комфортом устраиваясь на животе поверженного Жерара. А потом молниеносным движением схватила его за нос и сильно потянула. – Лучше я тебе сливу из носа сделаю. Бабушка как раз жаловалась, что в ее саду не хватает слив.Жерар взвыл, как волк на луну:— Пощади!Нехотя Кнопф выпустила из рук уже поалевший нос рыжего и встала с парня, подавая руку, чтобы он смог подняться. На их крики и смех из дома, шаркая о старые половицы, вышла немолодая женщина, ее голову покрывала цветастая косынка, а в руках были спицы с начатым то ли шарфом, то ли носком.— Привет, бабусь! – весело сказала Кнопф, махая бабушке с другого конца сада.— Здравствуйте, — вежливо улыбаясь, поприветствовал Жерар, незаметно отряхиваясь от прилипшей ко всем местам травы и комьев земли.— А, это вы, а я уж перепугалась. Думаю, воры забрались средь бела дня!Уже бежала спасать урожай, – ответила мадам Штольц, подслеповато щурясь и рассматривая лица внучки и еще кого-то.Поняв, что бабушка не узнала рыжего гостя, Кнопф поспешила его представить, пока того не выгнали взашей.— Это Жерар, баб. Ну ты чего, забыла его, что ли? – подходя ближе, спросила девочка.— Ах! – лицо мадам Штольц осветилось узнаванием, когда молодой человек подошел к крыльцу, на котором она стояла. – Жерар, как же я тебе не признала? Что-то давно ты к нам не заходил…Жерар, смущенно переминаясь с ноги на ногу, стоял перед бабушкой Кнопф и не знал, что ей ответить.— Зайдете поесть? Я вам суп сделаю, — с энтузиазмом, свойственным только бабушкам, желающим накормить внуков до отвала, сказала мадам Штольц, войдя в дом и таща за собой детей.От упоминания слова «суп» Кнопф аж вся передернулась.— Не, спасибо, баб, мы как-нибудь сами. В саду найдем, чем подкрепиться. Там вишни много, яблоки...Устало вздохнув, мадам Штольц все же отпустила непутевых детей, чем те незамедлительно воспользовались и сбежали в сад. Сама же мадам прошла в свою комнату, села в мягкое, скрипящее от любого движения, но все равно любимое кресло и принялась вязать. Перед ней стоял старый телевизор на деревянных ножках, показывая какую-то телевикторину и тихонько создавая шум и иллюзию, будто она в доме не одна.Свой дом мадам Штольц любила, наверное, практически больше всего на свете, не считая внучки с Жераром и огромного сада, разросшегося за несколько десятков лет ее жизни в этом месте. Дому было лет пятьдесят, а то и больше, некоторые его стены почернели от старости, а половицы надрывно скрипели при каждом шаге, но от этого сердце еще сильней сжималось в маленький комочек, ведь здесь все пахло уютом и заботой. Старый, давно не используемый камин был украшен самодельными игрушками и узорчатыми кружевными салфетками; на диване в строгом порядке лежали подушки, разукрашенные пестрыми вышивками пейзажей. Легкие занавески в родной, деревенский цветочек не скрывали дом от солнца, позволяя осветить все потаенные уголочки, все пылинки, танцующее в солнечных лучах.Мадам Штольц, как и Кнопф, сама родом была из Германии, но когда началась война, ее мать уехала с ней во Францию. И только много лет спустя, когда ее уже взрослый сын выбрал себе в жены очаровательную молодую немку, мадам Штольц вернулась на родину. Через год у них родилась дочка, которую назвали Зузанной. Но вскоре, спустя четыре года, после случившейся трагедии, мадам Штольц забрала с собой оставшуюся без родителей маленькую Зузи с собой во Францию, где и продолжила воспитывать ребенка, стараясь превратить ее в настоящую леди. К сожалению, становиться леди Зузи не собиралась, ее больше увлекало лазить по деревьям в саду или играть с мальчишками прятки, чем вышивать крестиком и плести из бисера. А будучи девочкой маленькой, да еще и по сравнению с приятелями мальчишками, Зузи придумали прозвище – Кнопф. Кнопка, она и есть кнопка. Мадам Штольц пыталась перевоспитать Зузи, но ничего из этого не вышло, и Кнопф, будто бы специально чтобы добить родную бабку, вступила в команду по футболу.С трудом встав из глубокого кресла, мадам Штольц доковыляла да окна и, отодвинув занавеску, стала присматриваться к детям. С другой стороны, думала мадам, ее внучка под присмотром и общается вроде бы с нормальными ребятами, да и молодого человека, который был у них тренером, она хорошо знала. Мадам улыбнулась, глядя, как Жерар помогает смеющейся Кнопф забраться на яблоню за самым вкусным яблоком. А ведь всем известно, что самые вкусные яблоки растут высоко-высоко. Потом ребята решили испытать на прочность вишню. Сорвав по горсти сладких ягод, эти сорванцы принялись со смехом плеваться друг в друга косточками. «Ну что за безобразие?!» — возмущенно подумала мадам Штольц, а с ее лица не сходила нежная улыбка.

***В абсолютном молчании Пьер и Филипп вошли в свой дом. Так же, не нарушая тишины, они разошлись по разным комнатам. Раньше, когда они были помладше, близнецы всегда жили в одной комнате, спали на двухэтажной кровати и были очень близки. Сейчас же все изменилось.Филипп, завалившись на застеленную кровать, уставился бессмысленным взглядом в потолок. Раньше эта комната принадлежала им двоим, но потом Пьер захотел жить отдельно, желая иметь больше личного пространства, не занятого братом. На это родители лишь безразлично пожали плечами, мол, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. И теперь Филипп один смотрел на желтые наклейки на потолке в виде звезд и комет и никак не мог увидеть на их месте ничего, кроме обыкновенных светящихся бумажек. Раньше они смотрели на это самодельное небо вместе. Ночью, когда мягкий лунный свет обволакивал все предметы синеватым сиянием, на их потолке зажигались флуоресцентные звезды. И это было их общее небо, только для них. Небо на двоих.А еще один длинный стол во всю стену, шкаф, ящик с игрушками, коллекции значков и спичечных коробков – все было у них общее, не только небо. Но, похоже, Пьер перерос этот возраст, ему хотелось жить самостоятельно, не оглядываясь на брата, никогда с ним не сравниваться, не соперничать… иногда Пьер даже завидовал ребятам, которые были единственными детьми у своих родителей.Филипп тихонько вздохнул, зажмурив глаза. Это отдаление брата резало его сердце на куски. Как будто без анестезии отрывают твою руку, затем ногу, половину туловища и головы, смеются над тобой, что ты не можешь продолжать жить в таком состоянии, а потом просто выбрасывают тебя на помойку, как ненужный мусор.От кровавых фантазий Филиппа отвлек нерешительный стук в дверь.— Не заперто, — приподнявшись с кровати на локтях, крикнул Филипп.В его комнату вошел понурый Пьер, угрюмо смотря в пол и упрямо сжав губы в тонкую линию. Похоже, настроен он серьезно и даже не собирается слушать никаких возражений со стороны своего близнеца.

— Все это неправильно! – наконец выдавил из себя Пьер и сел на пол напротив кровати.— Что неправильно? – спокойно, как будто бы его это не касается, спросил Филипп.— Не прикидывайся дураком, ты меня понял, — еще больше помрачнел Пьер.— Нет, прости. Телепатией не владею… вот уже около полугода, — как бы невзначай напомнил Филипп, когда Пьер сам захотел сократить их общение до минимума.Эта фраза подействовала на вспыльчивого Пьера, как красная тряпка на быка: он взвился, практически подскочил с места и угрожающе навис над братом, сверля его серыми глазами. А Филипп не сдержался и начал сперва тихо, но потом уже в голос смеяться. Нет, ну разве не забавно смотреть практически в зеркало, видеть в нем обезображенную гневом гримасу и знать, что ты на сам-то деле спокоен и даже ни капельки не разражен.— Кривое зеркало, мать его, — сквозь надрывный смех просипел Филипп.От хохота, неестественного, больно царапающего горло, у него скрутило живот, свело челюсть от горечи, но он все равно продолжал смеяться, пока Пьер со всего размаху не врезал ему по лицу. Удар мгновенно отрезвил Филиппа.И вот уже не разобрать, где чьи руки-ноги, близнецы наносят друг другу удары, глотают злые слезы от непонимания и отчаяния, но все равно продолжают рвать одежду, кусать, царапать, бить тело своего оппонента. А на самом деле, от каждого удара, нанесенного брату, больней становится именно ударившему. На самом деле, от вида наливающихся кровью синяков и горящих яростью глаз близнеца слезы текут все быстрее. На самом деле, от вкуса этих слез удары становятся все слабее, все медленнее, и наконец сходят на нет.Они не отползают друг от друга подальше, чтобы остыть, они остаются лежать там, где закончилась их бессмысленная с первого взгляда драка.— Я не понимаю, — хрипло, стараясь выровнять дыхание, заговорил Пьер. – Не понимаю, почему мне так плохо.Филипп криво ухмыльнулся разбитыми губами. И раньше они часто дрались, что-то не поделив или просто поспорив из-за ерунды, но сейчас… это было больше, чем слова, больше, чем признание в собственной слабости. Филипп осторожно, стараясь особо не двигать поврежденной рукой, подтянулся поближе к брату и так привычно положил голову тому на живот, слушая его рваное дыхание.— Как ты не можешь понять, это не твоя и не моя жизни, это НАША жизнь, — шепотом, на грани слышимости, проговорил он. Но Филипп был уверен, что брат услышал его, а если даже не услышал, то просто почувствовал, как и раньше, когда их особая телепатия еще работала, а они были друг у друга. В подтверждение этому Пьер неловко, будто впервые, положил ладонь на голову близнеца, перебирая такие же, как у него, темные волосы, немного спутанные, а где-то даже испачканные кровью.Опять же без анестезии пришили обратно недостающую половинку. Но сколько еще ждать, пока нитки рассосутся и единое целое наконец-то станет полностью единым?***

В квартире Сержа не было ничего лишнего: кухня, ванная, а в единственной комнате — две узкие кровати, стол, два колченогих стула и перекошенный набок шкаф. Вместо обоев над одной из кроватей висели вырезки из газет, выцветшие фотографии с потрепанными краями, пестрые фантики и вырванные из книг страницы. Стену у противоположной кровати украшала только одна надпись, сделанная черным маркером прямо у изголовья: «Racontes au Dieu tes plans si tu veux le faire rire»*. На подоконнике стояла хрупкая вазочка с выщербленным узким горлышком, чье назначение в этой квартире оставалось загадкой: цветы здесь были редкостью.В таком хмуром и безжизненном пейзаже не сразу можно было разглядеть фигуру человека, буквально слившуюся с безликой обстановкой, превратившись в еще один предмет мебели. Серж сидел на полу, руками прижав ноги к груди, а голову он положил на колени так, что черные кудри полностью заслонили лицо. Сжавшись в такой комок, ему было гораздо легче размышлять о насущных проблемах.

Его очень сильно беспокоил Франсуа, а особенно то, что в прошлый раз он пришел весь побитый на тренировку. Первая мысль, которая возникла у Сержа, глядя на это измученное существо – это то, что Франа изнасиловали. Не только внешние повреждения натолкнули капитана на такой вывод, но и отсутствующее выражение лица мальчишки и непроницаемая пустота во взгляде. И когда Франсуа признался, что его избила мать, Серж был в полном шоке. Будучи уверенным, что у их белокурого игрока с родителями отличные отношения, капитан никак не ожидал такого заявления, ведь Франсуа постоянно говорил, что родители – это святое и все в таком духе.Неожиданно мысли Сержа перескочили с одного блондинистого недоразумения на другое. Эмиль. Серж не сдержал ухмылки: ему нравился этот парень. Колкий, язвительный, но все же способный дружить. А еще очень одинокий, и это было видно невооруженным взглядом. Пока что расколоть защитную оболочку, состоящую из показного презрения и нелюдимости, Сержу не удалось, но он надеялся, что это произойдет в скором времени, потому что, не отдавая себе отчета, он тянулся к Эмилю и хотел узнать, какой же тот без этой насмешливой маски.Кстати о масках… Серж с трудом оторвал голову от колен и посмотрел на наручные часы. Оставалось всего два часа до начала его работы, а еще нужно было привести себя в порядок и хоть немного морально подготовиться… С бессильным стоном Серж уронил голову обратно на колени. Так хотелось отсрочить момент, когда придется через силу подняться с пола и отправиться работать. Как же он это ненавидел.Послышались тихие, осторожные шаги, которые остановились прямо перед Сержем.— Я чай сделал, хочешь? – спросил Салли, держа в слегка дрожащих руках чашку, больше напоминающую своими объемами пиалу.— Нет, мне уже пора идти, — изобразив ледяное спокойствие на лице, ответил Серж, как будто он сейчас пойдет разгружать вагоны или печь хлеб.Цепляясь за шероховатую стену, Серж поднялся с пола и отправился в душ. Когда он, уже вымывшись, вытирал голову, то старался не смотреть в зеркало, совершая все движения чисто автоматически. Он делал все очень медленно, будто нехотя. Причесался, оделся в приличную одежду и опять не к месту вспомнил об Эмиле. Было бы смешно, если бы Эмиль увидел его в таком состоянии — практически на грани тихой истерики. Но Серж себя одернул: не стоит приплетать к этому еще и белобрысого наглеца.Взяв из шкафа маленькую прямоугольную коробочку и что-то, напоминающее гель для душа, Серж широкими шагами дошел до двери и уже на пороге сдержанно, пытаясь не выдать эмоций, через плечо бросил Салли:— Ночью меня не будет, а на стадион завтра иди один, меня не жди.Не дождавшись ответного кивка, он захлопнул за собой дверь. В его кармане лежали презерватив и смазка, как в напоминание, на какую работу он пошел.Салли не знал, кем работал Серж, да и никогда не интересовался, потому что капитан разговаривать на эту тему не очень-то стремился. Мальчик старался лишний раз не раздражать Сержа, так что чаще делил с ним одно молчание на двоих, не расспрашивая о подробностях его личной жизни.Жили они вместе уже около года. До того, как Серж приютил его у себя, взяв под свою опеку, Салли перекантовывался на заброшенном складе вместе с другими ребятами, сбежавшими из детдома. На жизнь зарабатывал, чем умел: воровал кошельки у зазевавшихся туристов. В общем-то, так он с Реми и познакомился. Тогда мальчишке не удалось незаметно вытащить у него деньги из кармана, и, уже готовый к побоям и прочим наказаниям, Салли был безмерно удивлен, когда поймавший его за руку человек просто улыбнулся и предложил заняться чем-нибудь поинтереснее, чем воровством, например, поиграть в футбол. Естественно, Салли согласился, ведь, как он думал, выхода у него не было: либо футбол, либо суровое наказание. Так он и стал первым в будущей команде Реми.Через какое-то время на встречу с Реми он пришел, хромая – боевая травма за очередную неудачную кражу. На тот момент вместе с ним играли еще человек пять, включая Сержа, который уже в те далекие времена заслужил доверие и уважение тренера. После долгой беседы о том, что воровать плохо, Серж предложи некоторое время пожить у него. Салли без вопросов согласился.С тех пор Салли ни разу не стащил чужих вещей, а Серж горбатился на своей таинственной работе за двоих, обеспечивая их крышей над головой, нормальным питанием и даже одеждой.Салли обхватил замерзшими руками чашку с уже остывшим чаем.Он старался помогать Сержу по дому, даже мог приготовить что-нибудь несложное поесть, но все равно понимал, что капитан для него важен, как воздух. Без Сержа Салли бы не справился, сто процентов. Так что, как и всегда, когда Серж уходил ночью на работу, он сел на табурет у окна, уставившись невидящим взглядом на улицу, и приготовился прождать его всю ночь, грея руки о холодную керамическую чашку.*«Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».***А вот Франсуа всегда жил в своем мире, путь в который закрыт практически всем.Вместо чахлого пригородного сквера перед ним представал сказочный и величественный эльфийский лес, со своими тайнами, сокровищами и, обязательно, пещерами с прячущимися в них трусливыми драконами. Любая прогулка превращалась в приключение, любое животное – в верного компаньона и друга в этом путешествии, любое обыденное явление, как радуга или первый снег – в небывалое чудо.

Их команда состояла не из простых ребят, а из рыцарей, которых возглавлял король Серж и направлял на правильный путь своими советами мудрый маг Реми. Сначала он думал, что Кнопф – это принцесса, которую в скором времени обязательно придется спасать от какого-нибудь злого дракона, решившего съесть прекрасную девочку. Но с этим выводом он просчитался, потому что девчонка была больше похожа на самого свирепого дракона, чем на нежную, словно хрупкий цветок лотоса, принцессу. Рапид – это паж, носящийся из угла в угол, лишь бы угодить королю и магу. В роле шута, даже двух шутов, выступали обычно близнецы, веселя своими наигранными ссорами и веселыми подначиваниями. Жерар – хитрый торговец всяческих волшебных штуковин, названия и предназначение которых он придумывал на ходу, без запинки выдавая за правду желаемую действительность. А Мишель похож на принца. Франсуа не знал, почему так решил, но чувствовал, что в нем есть что-то необыкновенное. Настолько необыкновенное, что это можно разглядеть даже за бесформенным тряпьем рядового крестьянина, потому что настоящему принцу не нужны королевские одежды, чтобы подчеркнуть его значимость. А Мийя, Франсуа беззаботно улыбнулся, вспомнив ее имя, она – королева, строгая, но справедливаяи добрая. Мадам Девуар, забавная старушка, иногда приходившая на них посмотреть – добрая фея. Такая кругленькая, смешливая и милая.И сейчас для него была не серая, безлунная ночь, а бархатно-синяя, усыпанная искрами звезд. Сам Франсуа стал охотником за сокровищами, который спрятался в пещере, чтобы выждать подходящий момент, прошмыгнуть мимо опасных троллей, наконец заполучить утерянную уже несколько веков назад золотую амфору и спасти из плена маму. Он старался дышать через раз: не дай бог, услышат тролли!На самом же деле, белокурый мальчик сидел в грязной, пропахшей перегаром комнате и прятался в темной нише, уже поросшей паутиной, за громоздким комодом. Вдруг страшный визг нарушил звенящую тишину:— Где спрятался этот гребаный щенок?! – заорал кто-то, как баньши.

В комнате тут же начали раздаваться всевозможные звуки: шарканье ног, тихие проклятья, глухие удары об острые углы, а потом всхлипы, стоны, как будто кого-то ранили, и разрывающий душу плач.

Франсуа выскочил из своего укрытия и увидел, что тот плачущий человек – это его мама. Он без раздумий бросился к ней, забыв, что от нее-то он и прятался. Подбежав к матери, он упал рядом с ней на колени и, доверчиво прижавшись, обнял.— Мама, мамочка, не плачь, пожалуйста. Я все для тебя сделаю, только не плачь. Все ведь хорошо, мама, — нашептывал он на ухо безутешной женщине.Как только она поняла, кто к ней прикасается, то, оттолкнув сына, отвесила ему с размаху пощечину. Мальчик, неудачно стукнувшись головой об угол столешницы, безвольной куклой съехал на пол.— Не трогай меня! Из-за тебя, из-за тебя, сучье отродье, он меня бросил! – проливая пьяные слезы, кричала его мать.А Франсуа ее уже не слышал, лежа у ее ног без сознания.***После того, как Мишель ушел на стадион предупредить ребят об отмене тренировки, Реми еще долго сидел, размышляя над предстоящими матчами, которые, он был уверен, повлекут кучу проблем. Вернувшегося Мишеля он встретил радостной, немного наигранной, улыбкой и планом на сегодняшний день.— Мы сейчас пойдем домой, — на слове «дом» Мишель неловко улыбнулся, так непривычно было ему слышать это. – Там нужно прибраться, потом выгуляем Людвига, накормим Жанну с Наполеоном. К тому времени уже, наверное, наступит глубокая ночь, и мы поедем встречать Мийю. Хорошо?— Да, — испытывая противоречивые чувства, ответил Мишель.

С одной стороны, он был только рад провести целый день вместе с Реми, но с другой… скоро приедет эта Мийя. Хоть Реми и говорил, что они просто хорошие друзья, но почему-то он представил девушку сначала как свою невесту, а уже потом как друга. Тут и без слов понятно: Реми испытывал к этой Мийе чувства и, как это не прискорбно, чувства, похоже, были безответны.

Мишель сжал руки в кулаки. Реми стал для него лучшим другом, даже защитником, так что мальчик решил, что непременно поможет ему добиться взаимности от этой… бесчувственной мымры! Почему она вызывала в Мишеле такие негативные эмоции, мальчишка понимал и сам. Он ревновал, до дрожи в коленях и разноцветных пятен перед крепко зажмуренными глазами, ревновал жгуче и яро. Но еще больше он желал Реми счастья.Поэтому он безропотно последовал за Реми, помог ему с уборкой квартиры, которая, к слову, стала сущим мучением. С первого взгляда невозможно было назвать квартиру его тренера грязной или захламленной, но в реальности все оказалось иначе… Пришлось протереть от несуществующей пыли каждую полочку и стоящие на этих полочках безделушки, рассортировать книги, расставить приправы в алфавитном порядке, перестирать все грязное белье. Короче говоря, как Реми и обещал, закончили они уже к глубокой ночи, когда настенные часы с кукушкой гордо оповестили их о том, что уже целый час прошел с начала нового дня.Ребята засуетились, засобирались: метро хоть и закрывалось по пятницам позже, но два часа наступят скоро, оглянуться не успеешь. Для Мишеля это был первый опыт общения с метрополитеном, тем не менее, Реми, как мог, старался сделать его удачным. Отводил мальчика подальше от края платформы и подозрительных личностей, рассказывал, придумывая на ходу, нереальные истории о каждой станции, иногда все-таки подкрепленные историческими фактами. Сначала Мишель держался спокойно, даже несколько сковано, но вскоре любопытство взяло верх, и понеслась…Реми только и успевал за руку втаскивать мальчишку в вагон, когда двери хищно клацали за спиной, ловил его то за плечо, то за талию, чтобы развернуть еще не успевшего далеко убежать Мишеля в правильном направлении. А Мишель, пряча довольную ухмылку, специально вел себя по-детски, заставляя Реми все шире улыбаться и все чаще к нему вроде бы невзначай прикасаться. Сам не понимая, от чего ему так хорошо, Мишель начал смеяться, и Реми тоже залился чистым, икристым смехом.До аэропорта Шарль де-Голля добрались уже не серьезные молодые люди в идеально выглаженной одежде и со старательно причесанными непослушными волосами, а двое растрепанных, смеющихся пацаненка. По пути они, конечно же, заблудились, случайно сев не на ту ветку, но это время не было потрачено зря: они успели наперегонки побегать по эскалаторам, причем Мишель сумел догнать Реми даже по эскалатору, едущему против его хода; поиграть в прятки вокруг одной из широченных колон. Сперва они ходили друг за дружкой по кругу, не успевая догнать, но потом кто-то из них решил схитрить и пойти вперед спиной. Как же они хохотали, когда столкнулись, идя спинами навстречу друг другу.Из закрывающегося метрополитена они только и успели выпрыгнуть: на часах было ровно два часа ночи. Аэропорт встретил их пустыми стеклами витрин, тонущими в молчании огромными залами и спящими на жестких креслах людьми.Утихомирившиеся Реми и Мишель быстро отыскали наиболее подходящее место для встречи Мийи и устало опустились на кресла в зале ожидания. Какое-то время Мишель все еще заинтересованно осматривался по сторонам, задавая Реми различные вопросы, но вскоре его энергия иссякла и мальчика начало клонить в сон.— Реми… — позвал Мишель, положив неожиданно ставшую слишком тяжелой голову на плечо тренера.— Да? Что-то случилось?— Мне почему-то… так страшно… — неразборчиво прошептал мальчик, окончательно погружаясь в сновидения.Реми удивленно распахнул глаза и уже собрался, было, спросить Мишеля, чего тот боится, но мальчик уже крепко спал.Вскоре объявили, что самолет, летящий рейсом Гонконг – Париж задерживается на два часа. Реми только встряхнул головой, прогоняя сон: им все равно пришлось бы ждать открытия метро.Только что получившая багаж Мийя размашистым шагом подошла к «дожидающейся ее», а на самом деле откровенно дрыхнущей парочке. Голова черноволосого мальчишки покоилась на коленях у Реми, а рука самого Реми в защитном жесте придерживала ребенка за бок, сберегая от падения. Показав свое изумление лишь удивленно приподнятой бровью, Мийя принялась нещадно тормошить своего безответственного друга. Ну надо же, приперся посреди ночи вместе с каким-то мелким, да еще и заснул, не дождавшись ее прихода! Злилась Мийя, конечно, только для вида.— Подъем! – прямо в ухо Реми крикнула она. Тот лениво зашевелился, ощупал спящего на его коленях Мишеля с головы до ног, будто проверяя его сохранность, довольно улыбнулся и, склонив голову на другой бок, продолжил спать.— Вот!.. – проглотив чуть не сорвавшиеся с губ ругательства, Мийя стала так же лениво тянуть Реми за уши, за нос, дергать за волосы, короче говоря, любыми способами добиваться его пробуждения. Через полчаса бесплодных попыток Мийя сходила за кофе, и тут, как в дешевых телевизионных рекламах, Реми резко открыл глаза и потянулся за ее чашкой, притягиваемый терпким ароматом.— С добрым утром, — ухмыляясь, поприветствовала все еще сонного Реми Мийя. – Я уже не знала, чем тебя разбудить. Последним способом – поцелуем прекрасной принцессы спящего красавца я решила не пользоваться. Это уж слишком тяжелая артиллерия.— Ага, спасибо, — пока что туго соображая, сказал Реми.— Не за что, — продолжая ухмыляться, ответила Мийя и потом стрельнула своими темными, как бездна, глазками в сторону Мишеля: – А кто это? Новый игрок?— Нет, — с улыбкой посмотрев на мальчика, отрицательно качнул головой Реми. – Это новый очень хороший друг.В ответ Мийя что-то неясно промычала про уголовную ответственность и что-то про несовершеннолетних, в то время как не слушающий ее Реми любовался спящим ребенком, отмечая про себя по-детски прямые лучики трепещущих ресниц, заостренные скулы, родинку на шее, прикрытую растрепанными волосами…С помощью Мийи Реми осторожно встал с кресла и, не желая потревожить сон Мишеля, легко подхватил того на руки, будто бы он был совсем невесомым, и, не сводя глаз с лица мальчика, понес его домой под неустанную болтовню любимой подруги.