Часть 2. (1/1)

Откуда столько силы ты берешь,Чтоб властвовать в бессилье надо мной?Я собственным глазам внушаю ложь,Клянусь им, что не светел свет дневной.? Уильям Шекспир, сонет 150***Тсуна устало плетётся с тренировки, не сдерживая глухих стонов - болят даже те мышцы и кости, о которых он понятия не имел. Самый большой минус тренировки наедине с Реборном - Аркобалено мог сосредоточится только на Саваде,не распыляя внимание на других. Что он и сделал с огромным садистским удовольствием и невинным "ты сам того пожелал".Савада шипит и хватается за бок, но тут же отдёргивает руку. Тянется было за край лёгкого свитера, теперь более напоминающего половую тряпку, но вовремя вспоминает, что на улице. Дома посмотрит, хотя он и так представляет, что увидит - лиловый синяк во весь бок и пара царапин на рёбрах. Личные проблемы, оказывается, ой как мешают сосредоточится, даже когда тебя с силой впечатывают в бетонную стену.Тсуна невесело смеётся и щурит глаза на заходящее солнце. Погода сегодня, словно в насмешку, впервые за всю неделю относительно сухая и тёплая, и если бы не последние события, он с Хаято и Такеши отдыхал бы возле реки, с удовольствием перемывая кости Аркобалено за его спиной.Он встряхивает головой, пытаясь прогнать ненужные мысли. Какой смысл сожалеть о том, что уже свершилось? Несомненно, он имеет право перемотать всё назад, придти к Хаято и извинится, попросить забыть о своих жестоких словах – и Гокудера с радостью подчинится, но… Чёртово горькое ?но?, комом встающее в горле и мешающее дышать.Хватит.До дома всего пару шагов, совсем немного усилий – и он сможет отдохнуть. Всё же Реборн имеет одну неплохую особенность - после тренировок, оставшийся вечер и всю ночь, Тсуна мог не бояться новых ?воспитательных мер? и полностью восстановиться.Кстати, о сне… Примо не появлялся уже двое суток. Странно, что Тсуна успел привыкнуть к нему всего за три ?встречи? и теперь испытывал что-то сродни обиде – совершенно детской и не подконтрольной ему. Рядом с Примо тепло, где-то внутри, под сердцем, сворачивается что-то мягкое, пушистое, как солнечный котёнок, от этого ощущения хочется улыбаться и довольно жмуриться. Такое непривычное в последнее время ощущение.Тсуна добирается до дома и, игнорируя приглашения к столу, поднимается в свою комнату, падая на кровать. И тут же подскакивает, шипя ругательства сквозь зубы. Стягивает грязную одежду, кидая её прямо на пол, и подходит к зеркалу. Как и думал – во весь бок наливается цветом синяк, полученный, кажется, от удара неплохой такой кувалды - Тсуне всегда было интересно, есть ли что-то, во что не может превратиться Леон. Мелкие царапины на руках и плечах, несколько несерьёзных ссадин и менее болезненные синяки на груди. Что там на спине Тсуне даже смотреть не хочется. Во-первых, даже голову поворачивать банально больно, а во-вторых, что изменится, если он увидит? Ничего, заключает Савада и, стаскивая потрёпанные джинсы, аккуратно ложится на кровать, предварительно сдёрнув покрывало и зябко кутаясь в него.Кажется, он всё же немного простыл, пока сидел в парке. Голову слегка кружит с самого обеда и в горле противно скребёт. Если повезёт, он и правда заболеет, и сможет не ходить завтра в школу. Если же нет… Он не имеет права пропускать два дня подряд, оценки у него и так не образцовые.Последней проскальзывает мысль, что, если завтра он таки соберётся учиться, идти придётся в зимней форме – чтобы скрыть все новоприобретённые боевые ранения.***Дорога к школе показалась Тсуне поистине бесконечной. Даже учитывая непрекращающуюся весёлую болтовню Ямамото, встретившего его на полпути, когда Савада снова был готов сдаться и улизнуть в парк. Тсуна смеялся шуткам Такеши, искренне находя их смешными, но сердце не отпускало тяжёлое давящее чувство, вставая в горле комом, из-за чего Тсуне постоянно казалось, что он задыхается – и он глотал воздух открытым ртом, комкая в руках ремень школьной сумки и оттягивая излишне тугой ворот формы. Один раз даже мелькнула мысль о том, что за ними, скрытый своими безупречными иллюзиями, следует Мукуро – настолько ощущение было похоже на то, которое неизменно возникало в моменты его появления. Тревога, неизбежность, напряжение, колющее кончики пальцев, и нехватка воздуха. Но его, конечно же, не было. Мукуро спал в Виндиче, надёжно укрытый от мира толстым стеклом и неприступными стенами тюрьмы, и покой его охраняли самые лучшие стражи, верные псы мафии. А Хром была далеко, да и не было смысла Хранителю Тумана появляться сейчас.На пороге класса Тсуна замер, едва касаясь дверной ручки. Ямамото остановился за его спиной, не спрашивая ни о чём и не торопя. Кажется, он действительно понимал, каково сейчас Тсуне – был ли причиной собственный опыт или человек, скрывающийся за беззаботными улыбками, видел больше, чем хотел показать.Мрачно усмехнувшись своим мыслям, Тсуна независимо вскинул голову и резко распахнул дверь. На то, чтобы окинуть взглядом класс и замереть возле доски, ушло пару секунд. Сердце сжалось, остро кольнув грудь, и Тсуне показалось, что он действительно задыхается.Низко опущенная голова, кончики пепельных прядок щекочут открытую исцарапанную шею, падают на глаза. Гокудера чётким движением отбрасывает волосы с лица, чтобы бросить взгляд на дверь, посмотреть, кто вошёл – кончики пальцев скользят по скулам, зарываются в растрёпанные волосы – Тсуна даже помнит их запах – и рука растерянно падает на парту. Глаза встречаются.У Тсуны шумит в ушах так, что он не слышит ничего, кроме своего собственного сердцебиения. Он подмечает каждую деталь, каждую мелочь, каждое стремительное движения – в висках гулко стучит в такт паникующему сердцу. У Хаято всё лицо в мелких царапинах, а на вмиг побелевших скулах – широкий пластырь. И Тсуна почти догадывается, где за два прошедших дня Гокудера мог обзавестись ими.Он неосознанно подаётся вперёд, отвечая робкой, испуганной надежде в глазах Хранителя Урагана, путаясь в ногах… но резко останавливается. Что-то прохладное легко мазнуло по опущенной руке, приводя утонувшего в своих ощущениях Тсуну в чувство - и Такеши, мимолётно сжав его ладонь, с широкой улыбкой пронёсся мимо, на своё место. Резко, как будто включили звук, в уши вливается гомон и весёлый смех одноклассников, практически оглушая растерянного Саваду. Он прячет глаза за чёлкой и, глядя себе под ноги, стремительно проходит за свою парту.Тсуну почти пугает своя реакция. Он стискивает холодные вспотевшие ладони и пытается подавить болезненный озноб. Как будто чем-то тяжёлым по голове ударили, больно до алых искр из глаз. И что страшно – Тсуна не может определить причину беспокойства. Пугающее, новое чувство, которому Савада, как ни старается, не может найти определения.Урок проходит смазано, Тсуна старается смотреть в свою тетрадку, записывая за преподавателем, и запрещает себе поднимать голову, чтобы бросить взгляд на идеально прямую спину Хаято и склонённую голову. Он знает, что Хранитель Урагана исподволь наблюдает за ним – ему было запрещено приближаться, но не смотреть. Савада чувствует его взгляд, кожа буквально полыхает, словно Пламя бежит по венам и прорывается сквозь поры наружу – и больно, и так неправильно-приятно.Он так старателен сегодня, что ещё неделю назад это показалось бы смешным ему, но учитель явно доволен, решая, что Савада наконец взялся за ум. Впервые Тсуна не радуется похвале и честно заработанной четвёрке за урок, равнодушно пожимая плечами...Перемена – это особое испытание для Савады, своеобразная проверка на прочность и выносливость.

-Гокудера-сан, может, проводить вас в мед.кабинет? – Хаято лишь раздражённо фыркает, стараясь разглядеть из-за спин столпившихся девушек парту Тсуны.-Гокудера-сан, вам плохо? Вы так бледно выглядите! – тонкая женская рука, обвешанная разноцветными браслетами, уверенно тянется к лицу Гокудеры, но перехватывается на пол пути ладонью самого Хаято. Девушка обиженно хмуриться, вытаскивая пальцы из сильной хватки Хранителя.Тсуне не видно лица Хаято, но он уверен, что ещё немного – и тот начнёт закидывать назойливых девиц динамитом, вспомнив былые времена. Но как он ни старается, вызвать у себя сочувствия к невинным ,по сути, девушкам, он не может – внутри ворочается что-то тёмное, злое, нашёптывая ?Сделай это, они заслужили? и у Тсуны не получается прогнать это чувство.Он резко встаёт, с грохотом отодвигая стул, и, кинув удивлённому Ямамото ?я вернусь?, стремительно выходит из класса. Прикрывая дверь за спиной, он только огромным усилием воли удерживается от того, чтобы не кинуть взгляд назад, проверяя, смотрит на него Хаято или нет.…Толпа вызывает у Савады глухое раздражение и желание забиться в какой-нибудь тёмный угол, чтобы не слышать этот гомон. Он бродит по коридорам школы, то тут, то там натыкаясь на небольшие группы людей, и не может найти хотя бы одного действительно тихого места.Пока на глаза ему не попадается знакомая дверь, ведущая в кабинет, который любой ученик старается обходить за километр. У него и самого ранее хозяин кабинета вызывал суеверный ужас, но сейчас что-то будто толкает его в спину, и он нерешительно стучит, распахивая дверь, не дожидаясь ответа, потому что знает – добровольно его не впустят.Переступая порог, он успевает подумать, что, кажется, инстинкт самосохранения у него окончательно пропал, раз он по своему желанию лезет в кабинет дисциплинарного совета. Взгляды, которыми его провожают ребята, стоящие в коридоре, лишь подтверждают его мысли.За спиной с тихим щелчком закрывается дверь, отрезая все пути к бегству – и на Тсуну обрушивается благословенная тишина. В этом кабинете не слышно даже тикания часов – Савада не видит, есть ли они вообще тут – только далёкий отзвук десятка голосов, приглушённый, словно через толщу воды, а не тонкой преградой в виде стены.Хозяин кабинета сидит за столом, склонившись над бумагами, и даже не поднимает головы в ответ на тихое покашливание, словно точно зная, кто вошёл. Хотя с ним никогда нельзя быть в чём-нибудь уверенным – возможно, он слышал Тсуну ещё когда тот был в коридоре.-Чего тебе, травоядное?Тсуна напоминает себе, что бояться, собственно, поздно, поэтому давит из себя дрожащую улыбку и отвечает.-Хибари-сан, вам помощь не нужна?Если бы это был не Хибари, Тсуна бы поклялся, что тот на секунду замер – в неверии и удивлении. Но это Хибари Кёя, поэтому он только негромко хмыкнул и ответил равнодушно, не отрываясь от работы:-Если только в качестве тренировочной груши.Тсуне тоже очень хочется усмехнуться – ответ вполне достойный Главы Дисциплинарного комитета. Он немало натерпелся от взрослого Хибари-сана в десятилетнем будущем, но ?уроки? его и Реборна помогли ему осознать одну простую истину – когда твоя жизнь висит на волосок от позорной смерти, времени думать о чём-то другом просто не хватает. А Хибари-сан последний в длинном списке имён, кто будет думать о безопасности недо-босса.Именно поэтому Савада кивает и произносит как может спокойно:-Если вы хотите потренироваться, я могу составить вам компанию. Если у вас есть немного времени…Тсуна не знает, где на его бесстрастном лице прячется удивление, но теперь он уверен – ему удалось застать врасплох самого Хибари Кёю, и эта мысль странным образом успокаивает его.Хибари медленно откладывает ручку и переводит тяжёлый взгляд на мнущегося у дверей Саваду, долго и пристально разглядывая его. Тсуне делается неуютно и он почти готов извиниться и выбежать из кабинета, когда Кёя встаёт с места, беря в руки лежащие на столе тонфа.-Я тебе не психиатр, разбираться с твоими проблемами не буду. Если ты хочешь быть избитым до полусмерти – я тебе это обеспечу.Тсуне словно становится легче дышать и он широко улыбается, открывая дверь.И ему совершенно не хочется разбираться в том, почему от известия, что его скоро побьют, ему становится так легко.Может быть, он мазохист.***Часа три спустя Тсуна едва может стоять. Он с трудом поднимается, чувствуя, как подгибаются дрожащие ноги, и сплёвывает кровь на землю. Меряет Хибари тяжёлым взглядом, судорожно соображая, что делать дальше – сил на сопротивление уже практически не осталось.Кёя жутко ухмыляется и кидается вперёд, метясь в живот Савады, но Тсуна неимоверным усилием успевает отпрыгнуть – и тонфа вскользь задевают бок, на котором болезненно пульсирует вчерашний синяк.Раздосадовано фыркнув, Хибари разворачивается, красиво прогнувшись в спине – Тсуна откровенно любуется его движениями, чётко выверенными, без суетливости, присущей ему самому, полными скрытой (скрытой ли?) силы. Не зря Хибари-сан не относит себя к ?стаду травоядных?, гордо вскидывая голову и презрительно кривя губы. Он хищник, и этого у него не отнять.Зазевавшийся Савада получает кулаком в лицо и летит на землю, успев порадоваться, что Хибари ударил не тонфа. Больно приложившись пятой точкой о твёрдую землю, Тсуна сдавленно стонет, пытаясь подняться. Но ноги упрямо отказывают подчиняться и он тяжело оседает обратно, почти растерянно глядя на возвышающегося над ним Хранителя Облака. Что теперь?Кёя окидывает его странно-довольным взглядом и опускает руки, кутаясь в пиджак.-Мне пора возвращаться, травоядное.Не веря своей удаче, Тсуна всё же поднимается, отталкиваясь трясущимися руками от земли, пытаясь удержать равновесие. И совершенно не знает, что сказать. ?Спасибо?? ?Всегда к вашим услугам?? ?Выслушай меня?? Из пересохшего горла, раздирая гортань, вырывается нервный смешок, и, шагнувший было в сторону , Хибари оборачивается, вопрошающе вскидывая бровь. Савада торопливо трясёт головой, игнорируя мгновенно вспыхнувшую боль и головокружение, и не пытается ничего говорить. Кёя хмыкает и оглядывает основательно избитого Десятого почти горделивым взглядом, с нежностью маньяка поглаживая блестящие тонфа кончиками пальцев. Потом вдруг словно что-то вспоминает и вскидывает руку, делая стремительное движение вперёд…Тсуна вторично летит на землю, машинально прижимая ладонь к повреждённому подбородку, робко надеясь, что перелома нигде нет, и круглыми глазами смотрит на отряхивающегося Хибари.-Это за прогул уроков, - любезно поясняет Кёя, поймав обиженно-непонимающий взгляд Савады, и уходит. Тсуна лежит на спине, глядя на развевающиеся полы форменного пиджака, и в голове звенит пустота.-Чёрт… - он раскидывает руки в стороны, обессилено прикрывая глаза, и пытается отстраниться от полыхающей во всём теле боли. Сам нарвался ведь.Тсуна почему-то боится анализировать свои поступки, докапываясь до истинных мотивов. Он просто понимает, что это было ему нужно. Почувствовать что-то правильное, такое привычное, не относящееся к этой идиотской ситуации, в которую он сам себя загнал.Бьющий без жалости Хибари, не испытывающий ни почтения, ни трепета перед будущим боссом – это нормально. Это часть его жизни, пожалуй, самая постоянная, ибо есть нечто, в чём Хибари-сан никогда не измениться, сколько бы лет ни прошло.-Я трус, - негромко заключает Савада, вглядываясь в тёмные, тяжёлые тучи, мелено застилающие небо. Впрочем, для него это не новость. – Я так запутался…Он накрывает веки испачканными грязью, пылью и собственной кровью ладонями и позволяет себе сухой, рыдающий стон.?Так, наверное, и сходят с ума?.-Тсуна,- кружится голова и в ушах противно звенит, поэтому Тсуна не сразу слышит, что его зовут. С трудом приподнимая голову, он оглядывает поляну, на которую они забрели с Хибари-саном подальше от школы. В паре шагов, сжимая в опущенных руках его сумку, стоит Ямамото, растерянно глядя на распростёртого на земле Тсуну.-А я… сумку вот тебе принёс…Встретил во дворе школы Хибари, он сказал, где ты. Сказал, что сам ты вряд ли сможешь добраться до дома, - словно оправдываясь за внезапное появление, Такеши неопределённо поводит плечами, неловко объясняясь.… Одно из того, в чём никогда не измениться Хранитель Облака, это забота о семье – даже сквозь собственное презрение.***Возвращение домой в полуобморочном состоянии стало для Савады привычным делом, и Тсуна бы посмеялся над собой, если бы у него были на это силы. Но сил нет, их не хватает даже на то, чтобы раздеться и смыть всю ту грязь, в которую его усердно втаптывал Хибари. Тсуна вяло кивает в ответ на обеспокоенный взгляд Фууты, вопрос мамы и сочувственную улыбку Бьянки. Внутри царапает лёгким раздражением – будто они понимают! – и тут же сменяется опустошающей усталостью.Реборн встречает его довольным взглядом и сообщением, что тренировка на сегодня отменяется – от такого Тсуны толка не будет. Савада кивает и падает на кровать, пряча лицо в подушке.В последнее время ему снятся реалистичные, красочные сны, похожие больше на иллюзии или галлюцинации, он вязнет в них, не различая тонкую грань между сном и явью. Поэтому когда горячая рука гладит его по плечу, прося перевернуться, он только устало качает головой, думая, что это мама пришла будить его к ужину. Пальцы настойчиво сжимают, и он с неохотой подчиняется, ложась на спину, и с недовольством глядя на нарушителя спокойствия. Но вместо озабоченного лица Наны над ним склоняется Примо, с молчаливой укоризной глядя ему в глаза. Тсуна трёт опухшие веки, не сразу понимая, что Первый делает в его комнате.-Привет.Примо усмехается уголками губ, впрочем, не совсем весело, приглашающее распахивая объятия, и Тсуна с готовностью подаётся вперёд, зарываясь лицом в мягкую ткань дорогой рубашки Примо, прижимаясь как можно крепче – и самому себе сейчас напоминая маленького растерянного ребёнка, ищущего защиты в руках мудрых и взрослых людей. Ладони Первого вновь ложатся на его плечи, скользят по спине, и во всём теле отзывается сумасшедшим теплом ставшее уже почти родным Пламя.Примо молчит, но руки ни на секунду не прекращают лёгкого танца по его спине, принося блаженное избавление от боли. Тсуна считает свои вздохи и, как ни старается, не может уловить ни одного вдоха Первого.Когда дышать становится намного легче и руки, невесомо гладившие, зарываются в его волосы, Тсуна сползает ниже, слепо тыкаясь лицом куда-то в область солнечного сплетения, и просит глухо:-Скажи что-нибудь.Примо коротко фыркает и негромко замечает:-Я тебе не личная батарейка вообще-то.-Прости, - покаянно произносит Тсуна, не открывая глаз и не отодвигаясь. Перед крепко зажмуренными веками плывёт темнота. Тсуна вздыхает – раз, другой, словно удерживая себя от чего-то, - и повторяет – Прости.-Глупый, - в который уже раз констатирует Примо, взъерошивая ему волосы, - Как дела?От негромкого участливого голоса Тсуне делается совсем тошно и он не успевает – да и не сильно хочет – остановить себя.-Я запутался, я так запутался. Я уже не понимаю, что, зачем и для кого делаю. Я хочу как лучше, но почему так плохо?.. Я сегодня виделся с ним. У него… лицо и шея, даже ладони – в царапинах и порезах. Но ведь Реборн сказал, что тренировки Хранителей переносятся на несколько дней, пока он занят со мной! Неужели опять, как тогда…Один…Тсуна прерывисто вздыхает и прикусывает губу, останавливаясь, чтобы не скатиться на совсем уж девчачье рыдание. Примо легонько дёргает его за прядку волос и начинает негромко:-Знаешь, в чём твоя ошибка, Дечимо? Ты поступаешь, исходя не из соображений общего блага, а из принципа ?как будет лучше мне?. Ты постоянно твердишь, что боишься – себя, своей реакции на Хранителя Урагана, боишься за него, боишься стать другим… Я прав? Ты боишься и намеренно отталкиваешь его, чтобы избежать этих чувств. Ты хочешь уберечь его, но спасаешь лишь себя.-Но… - Тсуна чуть отодвигается, вскидывая голову и глядя на Первого, но тот снова дёргает его за волосы, прося не перебивать.-Послушай. Я не говорю, что в твоих поступках нет благородства, эгоистичного, быть может, своеобразного, но благородства. Но ты и сам чувствуешь, что так нельзя. Просто подумай : ведь существует шанс, что у тебя всё будет хорошо, неужели тебе так нравится мучить себя? Посмотри, до чего ты доводишь себя. Ты считаешь это нормальным?Тсуна опускает глаза и упрямо повторяет:-Так лучше.Примо глубоко, успокаивающе вздыхает и меряет сжавшегося Саваду раздражённым взглядом:-Дэчимо, ты меня разочаровываешь. Прекрати вести себя как эгоист и просто поговори с ним. Поставь себя на его место : ты ничего не объяснил, ты даже не пытался признаться. Ты просто оттолкнул его, после целой недели игнорирования. Естественно, что он находится в замешательстве и не знает, что делать. Тебя ведь это задевает? Что он не пытался перечить или выяснять причины.Тсуна упрямо прячет взгляд и продолжает молчать.-Дэчимо… Ты знал? Улыбки Хранителей Неба всегда ослепительно ярки, им невозможно противиться и со временем они становятся как наркотик – жизненно необходимы, чтобы чувствовать себя в порядке. Это чувство необходимости особенно остро у тех, чьим предназначением является хранить их покой. Он твой Хранитель и ты не сможешь этого изменить. Просто… подумай. Подумай не только о себе, подумай о своей Семье. Прошу тебя.Тсуна слышит в голосе Примо странную горечь, и ему кажется, что она не имеет отношения к его ситуации. Но спрашивать не решается, он не хочет знать, почему Первый так возится со своим глупым преемником. Боится разочароваться?Тсуна болезненно морщится и с запозданием кивает.-Можно я…?-Спи.Примо возвращает ладонь ему на плечо, успокаивающе поглаживая, и Савада кладёт голову Первому на колени, закрывает глаза, засыпая.Сон во сне.Бред.Кажется, ему правда нужно переосмыслить ситуацию – слово ?боюсь? слишком часто стало появляться в его речи.***Рассвет-особое время.Время,когда первые лучики проснувшегося солнца,тонкие,блёклые ещё,уверенно заглядывают в комнату,цепко замечая изменения,произошедшие за ночь их отсутствия. Весело пробегают по стенам,сгоняя тени в углы,будят комнату тихими касаниями.Тихое, медленное утро. Утро, когда кончился дождь.Но Тсуна-соня,он не любит ранние подъёмы,поэтому такой рассвет для него-открытие.Тяжёлые ресницы,ещё полные сонной лени,вздрагивают,когда шустрые лучи добираются до них-и медленно поднимаются. Тсуна оглядывает комнату бессмысленным,ещё не проснувшимся, взглядом,и словно видит её впервые. Каждая вещь,окрашенная бледным светом, кажется новой,незнакомой,но всё так же безумно родной.Ему слишком лень шевелиться - тело до краёв полно сладкой,вязкой слабостью- и он разглядывает постепенно светлеющую комнату,позволяя ощущениям протекать через себя,не задумываясь ни о чём,просто дыша. Вдох-выдох.Где-то внизу недавно вставшая мама гремит посудой,стараясь делать это как можно тише-Ламбо,И-пин и даже Реборн ещё спят. Но этот звук настолько тихий,неуверенный,что почти незаметен. Почти идеальная тишина.Вдох-выдох. Тсуна смотрит.У него никогда не было идеально чистой комнаты, как бы ни билась Нана - небрежность,присущая юноше его возраста, всегда побеждала врождённую аккуратность матери. Скомканные листы, вырванные прямо из тетрадей и нередко из учебников, кинутые мимо мусорного ведра, стопки книг и томиков любимой, затёртой до дыр, манги. Вещи, настолько привычные в его комнате.На краю стола, грозя свалиться от любого неловкого движения, ещё одна стопка тетрадей, подписанных аккуратным ровным почерком — тетради, принесённые сюда Гокудерой, тщетно пытавшегося вбить хоть немного знаний в бестолковую голову своего босса. Если бы он узнал, что вместо того, чтобы прилежно слушать и вникать в ошибки, Тсуна с увлечением разглядывал своего Хранителя Урагана — как бы отреагировал?Под столом, возле правой ножки — массивная стеклянная пепельница. Дешёвая, но купленная отчаянно краснеющим Тсуной специально для Хаято, чтобы тот перестал бегать каждые десять минут на улицу покурить — и возвращаясь с мокрыми прядями и покрасневшим кончиком носа. Тсуна всегда боялся, что, несмотря на деятельную натуру и стойкий иммунитет, Хаято когда-нибудь простудиться и всерьёз заболеет воспалением лёгких.Гокудера порывался побиться головой о пол в знак благодарности, чуть не роняя новую пепельницу из рук, и бормотал бесконечное ?спасибо?.Впервые обнаружив эту пепельницу в комнате Тсуны, заполненную на одну треть окурками, Нана решила, что сам Савада начал втихую курить, и закатила ему часовую лекцию о вреде табака. Тсуна знал, что после того, как все недоразумения были прояснены, мама серьёзно поговорила о нём с Гокудерой. Это был первый раз, когда Нана осуждающе отнеслась к друзьям сына. С тех пор Хаято старается курить меньше, но пепельница всё так же занимает своё почётное место — возле правой ножки стола, там, где обычно, прислонившись спиной, сидит Гокудера.Ещё Тсуна помнит, что в одном из нижних ящиков лежит забытая в его комнате серебряная зажигалка — красивая игрушка с выгравированным узором из переплетённых виноградных лоз. Иногда ему кажется, что Гокудера специально оставляет свои вещи в его комнате. Как некий знак, своеобразное подтверждение, что ему позволено тут находиться, что ему позволено входить в жизнь Тсуны, быть рядом с ним. Зная крайнюю неуверенность Хранителя Урагана в отношении него, Савада нисколько бы не удивился, окажись это на самом деле так.Сам же Тсуна не успел заметить, когда Хаято стал настолько привычен в его жизни. Со всеми своими привычками, резкими, порывистыми жестами и доверчивыми улыбками, стал настолько родным, что без него комната словно пустеет. И хочется бежать отсюда — делать что угодно, лишь бы избавиться от этого тянущего чувства потери, отравляющего мысли. Это страшно, непривычно, не знакомо...Но Примо прав — жизнь не может стоять на месте, всё вокруг, и в них самих, меняется. И им лишь позволено выбрать, какие последствия принесут эти изменения — возможное счастье или сожаление о не сделанном.Тсуна с неохотой стаскивает одеяло, отталкивается ладонями, и поднимается с постели. Школу на сегодня никто не отменял.***-Бесполезный Тсуна! - Савада едва успевает обернуться, и небрежно сложенная вчетверо записка острым углом впечатывается ему в лоб. Смерив Реборна хмурым взглядом, Тсуна наклоняется, чтобы поднять упавший клочок бумаги.-Что это? - он с любопытством оглядывает сложенный листок и тянется, чтобы развернуть его, но замирает с поднятой рукой, услышав ответ.-Отдашь это Ямамото. Вария вернулась с задания.-О...-в замешательстве Тсуна уже по-новому разглядывает записку, больше не пытаясь узнать, что внутри. Едва заметно улыбнувшись, прячет её во внешний карман сумки, кивком давая понять Аркобалено,что понял задание.Выйдя из дома, он ускоряет шаг, представляя себе реакцию Ямамото. Ему не терпится увидеть счастливую улыбку Такеши, сменившую прилипшую маску вежливой радости.Почему-то Тсуне кажется, что сегодня всё непременно будет хорошо, но как ни старается, он не может найти объяснение столь внезапному оптимизму. Возможно, всему виной солнце и чистое небо, не укрытое за ставшими обыденностью серыми тяжёлыми тучами. И эта записка — как подтверждение. Всё... будет хорошо?Поддаваясь тёплым лучикам, пробуждающим в душе лёгкую, слабую ещё, надежду, Савада весело щурится на солнце и решает — он поговорит с Гокудерой. Как бы ни было ему страшно что-либо менять, он сделает это — пусть даже и для себя самого. Он устал чувствовать себя предателем, загнанным в угол. Это тягостное чувство не отпускает его с того самого разговора в пустом классе.Тсуне не хочется однажды увидеть в глазах остальных Хранителей то разочарование, что он чувствовал в голосе Примо. Ему достаточно воспоминаний о беспомощной горечи в глазах Хаято.Тсуна встряхивает головой, стараясь отвязаться от ненужных мыслей, и прибавляет шага, почти срываясь на бег.Сегодня прекрасный день. Он не хочет опоздать.***Тсуна с грохотом распахивает классную дверь, вызвав удивленное перешёптывание готовящихся к уроку одноклассников, но даже не замечает этого. Он находит взглядом Такеши и зовёт сорванным голосом, пытаясь отдышаться.-Ямамото, можно тебя на минуту?Хранитель Дождя озадаченно кивает и, торопливо выложив из сумки тетрадь и учебники, выходит из класса, нагоняя успевшего отойти Саваду.-Доброе утро... Тсуна, что случилось?Савада оттаскивает его под лестницу, оглядываясь, и поворачивается к нему, сияя радостной улыбкой. Вытащив записку из сумки, он протягивает её недоумевающему Такеши на раскрытой ладони.-Реборн просил передать это тебе. Вария выполнила задание.Ямамото вспыхивает — в глазах за доли секунды, пока он осмысливает новость, мелькает от понимания и облегчения до настороженности, замешанной на страхе — и нетерпеливо хватает записку с ладони Тсуны, разворачивая. Савада отслеживает изменения в выражении его лица по мере прочтения текста и искренне наслаждается неприкрытой радостью, когда Ямамото вскидывает голову, ярко и открыто улыбаясь.-Всё хорошо? - Такеши подаётся вперёд, не отвечая, и со смехом сжимает ладони Савады.-Спасибо. Нет, правда спасибо. Я... побегу, ладно?Тсуна притворно-грозно качает головой, но, не выдержав, насмешливо фыркает:-Иди уже.Ямамото обжигает его благодарным взглядом и уносится вверх по лестнице. Тсуна приваливается к прохладной стене спиной и прикрывает глаза, тихонько посмеиваясь. Он искренне рад за Ямамото — и что бы там не говорил Примо, открытая улыбка Такеши во сто крат ослепительнее улыбки любого из хранителей Неба.Увлечённый своими мыслями, Тсуна не слышит неторопливых шагов, слишком громко отдающихся в наступившей гулкой тишине, и вздрагивает всем телом, когда со стороны лестницы раздаётся твёрдое:-Джудайме.?Слишком рано?, - мелькает паническая мысль и Тсуна медленно оборачивается, глядя в решительное лицо Хаято. В висках мгновенно начинает отстукивать свой рваный ритм паникующее сердце. Гокудера смотрит ему прямо в глаза, словно гипнотизируя, завораживая, и Тсуна не может отвернуться — он не находит сил и воли даже на слабое движение.-Джудайме, - мягко повторяет Хаято, делая небольшой шаг вперёд, и от звуков его голоса Тсуну окатывает волной лихорадочной дрожи, отзывающейся слабостью в коленях, - Джудайме, давайте поговорим?Такой Тсуна не способен на сопротивление — растерянный, смущённый своей реакцией, отзывающийся на любой жест. Он подаётся вперёд всем телом, жадно скользя взглядом по лицу Хаято, заглядывая ему в глаза. Страх забивается куда-то в самую глубину, не напоминая о себе даже сомнением...Звонки в средней Нами ужасающе громкие — хотя чего ещё ждать от школы с таким Дисциплинарным комитетом?Тсуна спотыкается на середине движения — Гокудера отводит взгляд, отвлекаясь на звонок, и Савада покрывается колючими мурашками.?Снова...?Он кидается мимо застывшего Хаято к лестнице, почти не соображая, что делает, и не помня об утреннем обещании самому себе. Вернувшийся страх толкает его в спину с отчаянной резкостью, словно за ним гонится по меньшей мере убийца с ножом.Не сейчас, не готов ещё, позже, позже...-Джудайме!Едва удерживаясь, чтобы не сорваться в бег, Тсуна отвечает чуть дрогнувшим голосом:-Гокудера-кун, уже урок начался. Мы опоздаем и...-Джудайме!-...и учитель снова будет нас ругать...Тсуна ощущает Хаято за своей спиной каждой клеточкой — заходится в сумасшедшем ритме сердце и ему не хватает воздуха.-...а я...-Джудайме, послушайте...?Не говори со мной...?-...я...-Джудайме...?Пожалуйста...?-Я!..-Тсуна.Он останавливается так резко, словно налетает грудью на каменную стену, даже в ушах тонко звенит, как от удара. А может быть, от повисшей вокруг тишины.Тсуна дрожит, будто загнанный — желая и не смея поверить.-Тсуна, выслушай меня, - горячая ладонь Хаято несмело касается его пальцев, но Савада всё не решается повернуться к нему лицом. От тепла, ощущаемого спиной, и такого знакомого запаха противно кружит голову. Всё, что говорит Гокудера, слышится как через тонну песка и Тсуне приходится приложить немалое усилие, чтобы понять смысл произносимых слов. Мир вокруг плывёт и он уверен, что ещё немного такого напряжения — и он упадёт в обморок.Пальцы Хаято перебираются чуть выше и, отодвинув манжет белой рубашки, легко гладят запястье.-Джу... Тсуна, послушай меня. Пожалуйста, прошу тебя.Савада кивает, не доверяя своему голосу. Ему кажется, что он различает едва слышный облегченный выдох, но голос Хаято по-прежнему серьёзен.-Я запутался в тебе. Не понимаю. Я боюсь ошибиться и сделать что-нибудь не так. Я выполню любой твой приказ, но я не хочу верить, что ты действительно так думаешь. Я не хочу верить, что не нужен тебе. Меня правда может заменить этот бейсбольный придурок? Я... видел вас сейчас, - он сухо усмехается и продолжает сдавленным голосом — Он действительно лучше?.. Скажи мне, чего ты хочешь?Тсуна зябко передёргивает плечами, кусая губы в последней попытке сдержаться, и чувствует как у него против воли намокают ресницы. От острой жалости к Хаято, от презрения к себе, от злости, беспомощности — все эмоции сейчас необычайно ярки, встают комом в горле, мешая нормально дышать.Хаято сжимает его плечи ладонями и пытается развернуть к себе, продолжая шептать ?пожалуйста?. Перед тем, как его накрывает, Савада успевает усмехнуться про себя — странно, что Хаято ограничился только словами. С него станется и на коленях просить.Крутанувшись на месте, Тсуна бьёт сжатым кулаком в грудь Гокудеры, задыхаясь яростью.-Заткнись, слышишь?! Немедленно прекрати! Я ненавижу это, ненавижу! Ненавижу!Ошарашенный Хаято ловит вновь занесённую руку Десятого, прижимая к себе и пытаясь заглянуть в глаза. Тсуна сопротивляется сильно, но молча, глотая злые слёзы и обидные слова, отчётливо ощущая горячую ладонь на своей пояснице, жгущую кожу даже через слои одежды. Это необъяснимым образом успокаивает и он слепо утыкается лицом в плечо Хаято, начиная нервно смеяться. Что, кажется, пугает Гокудеру ещё больше. Он отрывает босса от себя и легко встряхивает, напряжённым взглядом изучая его лицо.-Джудайме, объясните мне, я не понимаю! Вы ненавидите...меня?Тсуне хочется его пнуть, раз уж руками сейчас довольно сложно размахивать, но он лишь бессильно закатывает глаза. Они все рехнулись, и он тому причина.-Мне не нужен раб, - невпопад отвечает он, - ?Всё, что вы захотите?? А ты ничего не забыл? Меня должно привести в восторг такое самопожертвование? Чего, чёрт тебя побери, хочешь ТЫ?Гокудера отвечает тут же, не сомневаясь, не задумываясь, словно давно был готов к такому вопросу:-Я хочу Вас. Я хочу тебя, Тсуна. Позволь мне...-Мне не нужен раб... - повторяет Тсуна, подаваясь вперёд, лихорадочно сверкая глазами.-Я научусь, ради Вас я научусь, - ни грамма неуверенности в голосе. - Ради тебя я всё смогу....Они оба сошли с ума. Целоваться в школьном коридоре, когда на них может наткнуться кто угодно, стоит только выйти из класса — что это, как не безумие?Тсуна всё ещё боится поверить в слова Хаято, но сомневаться, подставляя лицо под его торопливые поцелуи, довольно сложно.На самом краю, когда способность соображать вытесняется острой нежностью и невесть откуда взявшейся горечью, Тсуне слышится тихий, счастливый смех Первого Вонголы.-Эй, Примо?-Слышу тебя.-Расскажи мне в следующий раз. О себе.-...Глупый.