Ваниль (1/1)
Я ни на что не претендую не только в рамках этого заведения, но и в рамках всей моей жизни, но у него такой стеснительный вид и большие руки, что я остаюсь. — Не мешаю? — сдержанно интересуюсь я, уже повесив пальто обратно. — У меня ещё есть работа на кухне, так что оставайтесь, если хотите. Пирожник рассеянно вытирает ладони о фартук и тепло улыбается, пока отвечает мне. У него доброе лицо, капля пота на лбу и румяные скулы — наверное, от жара печи. — Спасибо. Я снова сажусь за столик и доливаю в чашку немного остывший чай, а документы устраиваю перед своими глазами, но теперь не могу их читать. Я заглядываю сюда на ленч или после работы уже второй месяц, но впервые узнала, кто здесь хозяин, а ещё — каков он на вид. Мужчины с такими плечами не пекут пирогов — обычно, а ещё они редко бывают милы и похожи на ребёнка двухметрового роста. Я допью чай и уйду. Здесь уютно, потому что пахнет ванилью, свет приглушён, а за окном идёт дождь — и там холодно. Витрины уже разобраны, но оставшиеся вазы с фруктами и шум миксера поддерживают иллюзию рабочего дня (а вот на часах — восемь). Когда пирожник снова появляется на пороге с тарелкой в руках, у меня возникает чувство, что я проникла за чьи-то кулисы. Он ловит мой взгляд, опять улыбается, шумит затем каким-то скарбом за стойкой, а я стараюсь на него не смотреть и читать договор. В третий, наверное, раз. — Может, попробуете мой пирог? — окликает он, наконец. И тут же пытается извиниться: — надеюсь, я не сильно вам помешал. Просто это новый рецепт; обычно пробует Олив — это моя официантка, — но она сегодня пораньше ушла, так что… Хорошо? За счёт заведения, конечно. Пирожник уже выложил кусок на тарелку и даже украсил, а я догадалась, зачем ему нужен был столь поздний клиент. — Я заплачу. — Не надо. Просто скажите, на что похоже. Сперва я прожевываю с непониманием, на что, кроме смешанных ингредиентов, может быть похож любой (в частности — этот) пирог, но затем я смотрю на фигуру рядом, на согнутые плечи и беспокойно скрещенные руки, на забавные широкие брови, будто выписанные углём, и понимаю, что еда — это не всегда смесь чего-то материального. Что это даже не всегда смесь. И конкретно сейчас я смотрю на пирожника и пробую его же на вкус. Как глупо! Всё-таки втюрилась. — Вкусно, — излишне сухо комментирую я, потому что пытаюсь скрыть много чувств одновременно. — Творожный? — Да, — отвечает он, — ещё там мускатный орех, ваниль и прослойка инжира… вот, видите? — Вижу. — Что скажете? — и пирожник так искренно ждёт моих слов и заглядывает в глаза, даже нервничает, что хочется взять его руку в свою и, может быть, застесняться. — Что-то напоминает? Эм-м… отдых на пляже? Полдень в лесу? Такое… понимаете? — Да. — Может, утро где-нибудь на востоке? Не знаю, почему здесь мускат, я мало его использую, просто… — Нет, всё к месту. Похоже на пирожника. Я перебила его, и он не сразу разобрался в моих словах, а когда разобрался, то сунул руки под фартук — в карманы — и потупил глаза, как захваленный школьник. Это просто невозможно — выглядеть так симпатично. — На меня? — сквозь улыбку уточняет он. — На жасминовый чай в половину девятого с пирожником за одним столом. Так? — Но вы ведь не пили чай с пирожником. — Но ведь ещё и не половина девятого. Я не умею флиртовать, любить я тоже не очень умею, обычно нормальным мужчинам я не по вкусу, и зачем я всё это говорю — загадка; может, влияет дождь за окном и шарм молодого пирожника. А ещё я просто не хочу возвращаться домой. Но в целом выходит глупо. — Хорошо… но я… хм… Я же говорю — глупо ужасно. От унижения спасает только вовремя затрезвонивший телефон. Резкий звук допотопного аппарата разрывает полупьяную, полудремотную атмосферу, где так хотелось поплыть по течению; пекарь неуклюже пожимает плечами и просит его извинить, и пока он разговаривает на кухне, я пользуюсь случаем и ухожу. На стойке, конечно, полная сумма — плата и за новый кусок пирога, и за дополнительный чай, и за двадцать минут, которые я просидела после закрытия. Он мило тушуется и краснеет, а я — не умею, и когда закрываю дверь, то сгораю от стыда и всем телом напоминаю клубничный джем, который был у пирожника на щеке. Боже мой, боже мой, я полная дура. И не только когда влюблена.