Эмоции (1/1)

— Заебали, блять, как же они меня заебали! — Брут с силой врезается кулаком в ствол дерева — раз, другой, и ещё, и ещё… Бродяга дёргает его за плечо, заставляя отшатнуться от упавшего с ветки чего-то, похожего на большую зубастую шишку. — Заебали! — рычит Брут и выдыхает сквозь зубы, пытаясь успокоиться. Бродяга довольно скалится, кайфуя от его злости, и наклоняет голову, любуясь. Брут стискивает кулаки и крепко жмурится, пытаясь взять себя в руки. Вместо этого херачит о ствол костяшками снова. На сбитой коре остаётся его кровь. Брут, тяжело дыша, наблюдает, как вокруг этого следа собираются мелкие жучки. Пятно пропадает на глазах. — Отпустило? — насмешливо фырчит Бродяга. — Перегорел? — Да я!.. — Брут почти бьёт снова, но чудом сдерживается. Морщится от обжигающего руку браслета. Здесь, за куполом, технике работать тяжело, но она старается, перегреваясь и всё равно не справляясь с эмоциями. Бродяга хмыкает почти сочувственно. — За-е-ба-ли, — по слогам проговаривает Брут и, сменив тактику, пинает ствол ногой в тяжёлом ботинке. Лёгкая городская обувь валяется где-то в лагере — Брут ещё в первый визит сюда имел сомнительное удовольствие убедиться, что для здешний местности мягкие туфли не подходят, и быстро исправился. С дерева падает что-то ещё — чудом не Бруту за шиворот, скатившись по ткани куртки. Бродяга пинком отправляет это в полёт. Брута передёргивает от чвякающего звука. — Один ведёт себя как ребёнок, — шипит он, продолжая пинать дерево, — слышит только своё грёбаное ?хочу?, а мне потом это всё согласовывать и расхлёбывать, платиновый, мать его, мальчик… Бродяга на злящегося Брута пялится так откровенно, что была бы рядом Муза — обязательно задразнила бы. Хорошо, что никого нет. — Вторая тоже… внимания на неё, блять, не обращают… видела же, с кем связывалась, он на железках своих женат… Раскрасневшийся Брут успевает увернуться от очередной агрессивной шишки и от души пинает уже её. Шишка злобно хрустит и потрескивает, норовя впиться в ботинок зубами. Бросается — Брут трясёт ногой, к которой она прицепилась, и с рычанием добивает её о ствол несколькими ударами. Шишка обмякает, не разжимая челюстей. Брут старательно дышит носом, пытаясь не сорваться снова, и рывком отдирает её от ноги. Бродяга наблюдает за ним влюблёнными глазами. — И оба страдают в меня, заебали, — заключает Брут ещё раз и страдальчески кривится, опуская взгляд на браслет. — Я готов отпилить его вместе с кистью, твою ж мать, больно. — Думаешь, отпилить будет не больно? — фырчит Бродяга. — Если отпилить, больно будет хотя бы один раз, — Брут дышит сквозь зубы, стараясь не шевелить кистью. — А не медленное это поджаривание… — он морщится, разглядывая сбитые костяшки. — Полегчало? — Бродяга легонько тыкает его в плечо. Брут неохотно кивает, с раздражения переключившись на боль в руке. — Пошли тогда. Брут покорно позволяет утащить себя к реке и замотать руку с браслетом в намоченную в холодной воде тряпку. Становится чуть легче.— Я прям вижу, какой комфорт они вам обеспечивают, — бурчит Бродяга, неприязненно разглядывая ябедничающий о нестабильном состоянии экранчик, светящийся сквозь ткань. — Если бы я остался в городе или держал себя в руках… — пожимает плечами Брут, снова смачивая нагревшуюся тряпку. У Бродяги темнеет взгляд. Брут, хмыкнув, поднимает глаза к серому небу:— Погода портится. Если я хочу успеть в Полис, надо идти сейчас. — А ты хочешь? — Бродяга бросает в воду камушек — и вторым подбивает всплывшую на плеск тварь, похожую на маленького крокодила. — Успеть? — А куда мне ещё, — косится на него Брут. — Останусь пережидать — застряну на всю ночь. — Застревай, — Бродяга палочкой отталкивает оглушённого ?крокодила? от берега подальше и на Брута совсем не смотрит. — Потерплю твоё присутствие у себя в палатке, ладно уж. Или так торопишься дослушивать нытьё и расхлёбывать чужие проблемы? Брут тихо рычит, но сдерживается, когда браслет предупреждающе теплеет. Бродяга фыркает. Бродяге слишком понравилось зрелище кипящего Брута, чтобы не пытаться вывести его снова. Приятно, когда вечно спокойный браслетник прилетает внезапно под вечер, полыхая гневом и источая ауру раздражения, и несётся избивать дерево. Бродяге хочется предложить ему спарринг. Приятно будет уложить идеального мальчика на лопатки — в своей победе Бродяга не сомневается. Уложить, нависнуть мстительно сверху… Небо хмурится всё сильнее. Брут смотрит — на него, на браслет; взвешивает, видимо, стоит ли гарантированное освобождение от боли встречи с друзьями. Бродяге не нравится быть исключённым из этих расчётов; он почти уже решает съязвить что-нибудь или просто его укусить — проверенный и гарантированный способ привлечь внимание, — но Брут сам на него смотрит чуть насмешливо и тепло:— Что ж, если ты не против моей компании на ночь… Бродяга кивает чуть торопливее, чем понравилось бы его гордости. Бруту в палатке непривычно; он долго разглядывает тент, недоверчиво тыкает его пальцем и задаёт самый идиотский вопрос, который может задать:— А он точно град выдержит? — Конечно, нет, — тут же заводится Бродяга, — всю мою жизнь выдерживал, но именно сейчас ради тебя порвётся. Брут усмехается и тянет его на себя, пытаясь улечься. Бродяга дёргает уголком губ, столкнувшись с усталым взглядом снизу вверх, и придвигается ближе, с максимально недовольным и независимым видом притягивая его к себе. Брут прикрывает глаза, ткнувшись лбом в его грудь, — вымотанный, выгоревшей немного после непривычной для горожанина вспышки эмоций. По палатке барабанят первые капли. Бродяга опасливо, будто кто-то может увидеть и засмеять, утыкается Бруту в макушку. — Нахер их всех, — бурчит. — Ты не нянька. Забей и спи. Брут тихо хмыкает, обнимая его за пояс. Его будит через пару часов бушующая снаружи стихия — привычная для изгоев и несколько пугающая для горожанина. Бродяга рассеянно гладит его по голове, незаметно для самого себя зарывшись пальцами в его волосы. — Слабенько сегодня, — фырчит. — Обычно сильнее фигачит. Ты спи. Брут чуть насмешливо смотрит на него. Бродяга, зачем-то смутившись, убирает от его головы руку. — Продолжал бы, — миролюбиво предлагает Брут. — У тебя хорошо получается. — Да иди ты!..— Куда? Он похож на разомлевшего ласкового кота, даже в голосе прорезаются мурлычущие нотки. Снаружи оглушительно гремит. Брут оглядывается на тент, чуть напрягшись. Бродяга его за губу кусает. Бродяге не хочется, чтобы он отвлекался на поднадоевший обоим мир. Брут как-то очень легко оказывается над ним, нависая на руках, и Бродяга ему позволяет.Бродяга ему вообще слишком много позволяет. Брут этой ночью получает ещё один ожог. Все звуки тонут в шуме дождя и ударах грома. Весь мир тонет. Остаются только они в тесноватой на двоих палатке. Им удобно — друг с другом удобно. А утром мир, будто бы умытый и чистый, почти перестаёт вызывать отвращение. На яркое солнце среди непривычно ясного неба выходить опасно — слишком уж ядовитое, — так что Брут никуда не бежит, снова задремав на плече Бродяги. Тот рассеянно гладит его запястье, стараясь не задевать обожжённую кожу. Ладно. Возможно, и спокойствие порой бывает приятным.