Гитара (1/1)

— Ты умеешь?.. — Брут кивает на гитару, заворожённый отблесками пламени на её деревянном боку.— Пустая трата времени, — передёргивает плечами Бродяга. — Бард переоценивает.Брут с сожалением отводит взгляд. Каким-то чудом установленное хрупкое равновесие между ними нарушать не хочется — Бродяга только-только перестал рычать каждый раз при виде самого Брута и браслета на его руке; начал говорить с ним и сидеть рядом, странно глядя из-под всклокоченных волос… Бруту иногда отчаянно хочется их расчесать.Бруту иногда отчаянно хочется отвести их с острого лица, заправляя за ухо; пригладить немного, как когда-то Икара…Не стоит думать об Икаре.Бродяга чуть подаётся к нему, и Брут улыбается уголками губ, поймав в его глазах настороженную тревогу.Не думать об Икаре.Не показывать захватившее в последние дни меланхолически-подавленное настроение.Не надо, не в тему это сейчас.Бродяга взглядом цепляется за показавшийся из-под рукава браслет и коротко скалится, отстраняясь. Потом заявляет вдруг:— В чём смысл играть для кого-то из вас, если вы ничего не чувствуете? — и неприязненно кивает на браслет.— Я же объяснял, — вздыхает Брут. — Чувствуем, просто…— Просто не слишком ярко, ага, — фыркает Бродяга. — Не слишком сильно, не слишком остро, не слишком, не слишком, не слишком! Золотая середина, золотые мальчики и золотые клетки.— А ты попытайся, — разворачивается к нему Брут, ухватившись за возможность отвлечься от мрачных мыслей. — Я могу чувствовать, Бродяга. Мне жаль, что ты не веришь.— Ты можешь его снять?Бродяга — впервые, кажется, за всё время — касается кончиками пальцев металлического ободка на запястье Брута. Руку отдёргивает сразу же — движением обжёгшегося кота. Брут грустно улыбается, качнув головой.— Хотел бы? — спрашивает вдруг Бродяга.— Это невозможно…— Хотел бы? — настойчиво повторяет тот, подаваясь к нему так близко, что Брут почти чувствует его дыхание на своём лице.От этого вдруг ускоряется сердцебиение. От этого нагревается слегка браслет, пытаясь справиться с эмоциями; загорается экранчик на нём. Бродяга скашивает туда глаза и презрительно фырчит, отстраняясь.Брут почти незаметно кивает — Бродяга за этот жест жадно взглядом цепляется и… тянет вдруг гитару к себе.— Я не очень хорошо умею, — предупреждает. — Это бессмысленно и не несёт никакой пользы. Просто… показывали немного.Брут кивает, затаив дыхание. Инструмент в руках Бродяги с его вечной злостью на весь мир смотрится странно; гитара больше пошла бы той же Музе или кому угодно другому из изгоев, но не ему, вечно вертящему в руках оружие и скалящемуся на всех — и ?своих?, и ?чужаков?.Бродяга держит инструмент неожиданно аккуратно, бережно почти.— У меня получалось лучше всех, — говорит вдруг так тихо, будто не хочет быть услышанным. — В детстве. Лучше, чем даже у Музы.И сразу глазами сверкает настороженно, весь подбираясь, будто немедленно готов защищаться. Брут слегка улыбается — в груди замирает что-то трепетно и пугливо. Не отпускает ощущение, что ему показывают нечто, недоступное никому больше.— Я… на клавишах немного умею, — признаётся он тоже почти шёпотом. — Я хотел бы когда-нибудь тебе сыграть.— Трата времени, — фыркает Бродяга.Почти нежно скользнувшие по струнам пальцы словам совсем не соответствуют.Брут замирает, боясь дышать.Мелодия — удивительно неспешная и спокойная, какая-то невероятно грустная в отблесках костра — отдаётся под рёбрами болезненной резью. Брут на удивительно тонкие и изящные для изгоя пальцы, перебирающие струны, залипает невольно, будто входя в какой-то транс.— Чушь это всё, — резковато говорит Бродяга, откладывая жалобно звякнувшую гитару. — Бесполезно.— Что это… что ты играл? — бормочет Брут, переводя взгляд с его рук на лицо.Бродяга плечи вскидывает зябко и остро, руки скрещивает на груди:— Колыбельная. Мать пела. Не знаю, зачем это браслетнику, ты всё равно… — и осекается, глядя на лицо Брута.Тот растерянно касается своей мокрой щеки; вытирает торопливо слёзы. Бродяга замирает настороженным зверьком. Брут вдруг осознаёт, что запястье будто полосой огня обернули — настолько нагрелся браслет; шипит от боли и трясёт рукой. Металлическая полоска медленно остывает на прохладном вечернем воздухе; так же медленно остывают эмоции, приглушённые сработавшим механизмом.Брут поднимает глаза и сталкивается с колючим неприязненным взглядом… направленным вовсе не на него.— Тебе надо от него избавляться, — выплёвывает Бродяга, прожигая браслет взглядом с такой ненавистью, что Брут не удивился бы, нагрейся он снова.А потом Бродяга вновь оказывается слишком близко. И без того обожжённая кожа взрывается болью; Брут, кажется, вместе с механизмом на своём запястье плавится — и пропадает, вжимаясь губами в чужие губы.— Научишь меня играть? — хрипло выдыхает он, чуть отстраняясь. Отводит чёрную прядь с худого лица.У Бродяги в глазах пламя пляшет и ярится; Бродяга, снова к нему подавшись, кусает его за нижнюю губу и больно царапает шею.И кивает.