считать минуты часами (1/1)

Солнце медленно упало за горизонт, осветив последними, кривыми лучами пустую главную площадь. Прошло несколько дней после того нападения на город. Солдаты вели стражу и дальше. — Юнги-хён, прекрати! — Чимин разразился тихим смехом, отталкивая Юнги. Тот улыбается, отходя.— Что прекратить?— Улыбаться, когда я смотрю на тебя, — его голос на фоне сверчков и тихого шелеста деревьев был похож на песню. Та, которая поется в лесу и только при полной луне, — Это смущает.— Ладно, больше не буду улыбаться тебе, — он разворачивается, играя. Чимин вздыхает, разворачивая его обратно. — Хён, улыбнись. Для меня. Юнги смотрит ему в глаза, не улыбаясь. Слушает сверчков и видит отражение луны в его глазах. Руки Чимина сомкнулись на хрупких плечах брюнета, обжигая теплом. Те крылья, позорные доспехи, отблёскивали и заставляли воздух вокруг светиться. Это видно, если смотреть. — За поцелуй. Тишина. Брови Чимина преломляются, появляется морщинка на лбу и рот смешно открыт. Как рыба в воде. Пестрая, с волнистыми хвостом, и совсем немного глуповата в таких вещах. — Ч-что?— Я улыбнусь, если ты позволишь мне поцеловать тебя. — Хён, я-Он обрывается на половине предложения, услышав протяжный свист. Юнги успевает только повернуться в ту сторону, откуда он звучит.— Ложись! Грохот прокатился по земле, взрывная волна оттолкнула Юнги от Чимина, как бы крепко тот его не держал. Земля задрожала, послышались крики.— Сержант! В строй! — грозный, дрожащий голос командующего. Чимин подбегает к Юнги, перед тем, как схватиться за меч. Его губы мажут по руке хёна, соскальзывая и оставляя влажный след. Он резко разворачивается, убегая и звеня кольчугой. Юнги лежит, всё так же, прижимая ещё тёплую от дыхания блондина руку к груди. Свист, грохот, будто гром перед молнией, перекрывают шелест листьев и песни сверчков. Но Юнги слышит звуки прибоя. Это как приложить ракушку к уху, и услышать шум крови, которую гоняет сердце по организму. Так и сейчас. Посмотреть на него и услышать любовь.— Я скучал.Хосок обнимает его, как только тот переступает порог.— Прости, Хоби, я постараюсь больше не пропадать, — Юнги обнимает его в ответ, укладывая руки на лопатках рыжего. Он холодный, потушил огонь в доме и замерз, — Оденься теплее, прошу. Он берёт какое-то покрывало, кутая младшего брата. — Хён..— А? — Юнги поднимает голову и видит глаза, наполненные сожалением и слезами. — Я боялся, когда услышал первый взрыв. За тебя, — Юнги хочет сказать что-то, но Хосок продолжает, дрожащим голосом, — Но ты был с ним. Рисковал собственной жизнью! Он отворачивается резко, и будто рвётся бумага. У Юнги внутри тоже что-то рвётся, что-то трещит. Его брат, сильный и всегда улыбающийся Хосок-и. Сейчас, сьёжившись, надрывисто плачет. Плач сливается с все тем же грохотом, он трясётся так же, как и земля под ногами. — Только ты.. Только ты есть у меня..— Я знаю, Хоби, я знаю, но-— Я не выживу, потеряв тебя. — Я с тобой, Хосок. Всегда, — Юнги нервно сглатывет, обнимая брата, — когда никого кроме нас не будет, я всё ещё буду с тобой. — Когда умрёт и он, ты будешь одинок так же, как я. И будешь нуждаться во мне так же, как и я в тебе сейчас. Это ты хочешь сказать? В глазах Хосока тоже отражается луна. Он не пахнет солнцем и древесиной. От него пахнет ночью и металлом. Как и от Чимина. Это запах боли или любви?Он плачет, только увидев Юнги. Что творилось в его душе, пока того не было рядом?— Хосок..— Ты любишь его, да? Он умрёт, а ты будешь жить. И страдать тоже будешь ты. — Если страдать буду только я, то можно и рискнуть, — у Юнги вырывается это, совершенно случайно. Хосок не меняется в лице, знает, что хён продолжит отпираться.— Ради любви?— Ради него.Тишина. Свист, крики — всё затихло. На ту самую секунду, в которую Хосок должен понять. Если Юнги и будет страдать потом, то ради того, чтоб Чимин был счастлив сейчас. Это называется любовь. Он кивает, садясь на пол. Юнги садится рядом, обнимая. Хосок не смирился. Ему страшно потерять брата. Единственную поддержку, единственную любовь. Просто выплакал все слёзы сейчас. Его красивое, украшенное веснушками лицо ещё высыхало, оставляя лёгкое раздражение после солёных слёз. Юнги не спит. Прикрывает глаза, иногда впадая в фазу быстрого сна, а потом просыпается от очередного взрыва или крика неподалёку. Не слышно волн, прибоя. Море, кажется, тоже участвует в битве. С небом, которое так низко ночью. Звёзды, Юнги верит, — души мёртвых солдат. Лишь бы не загорелась та, самая яркая, его звезда.В очередной раз, когда его охватил сон, перед глазами: белые, мраморные колонны, белые бассейны с прозрачной водой по щиколотку были наполнены тёмно-зёлёной водой; небо, которое обычно так высоко над их домом, упиралось прямо в арки над лабиринтами парка; вся зелень была насыщенной, цвет больше походил на нечищенные руды изумруда; по небу, как по акварельным серым краскам, будто провели пальцами, размазав облака. Юнги обернулся, услышав тихий смех. И почувствовав запах.. металла.Чимин. В белой, длинной рубашке. Его чёлка соломой разбросана по лбу, он смотрит вниз, улыбаясь. Глаза-полумесяцы. От него веет теплом, и контраст заставляет Юнги волноваться. Он делает к нему шаг, но не становится ближе. Этот сон, вожделённый им, рассеивается с каждым шагом. Это как дежавю за пять секунд, когда ты на второй понимаешь, что это дежавю на самом деле. Юнги останавливается, ещё раз осматривая родные белые стены мраморных арок. Деревья, что давно не цвели. Он слышит звуки волн, тихие, шелестят белой пеной. И смех. Такой же тихий, родной. Он поднимает взгляд на Чимина и смотрит туда, куда смотрит он. Под их ногами — синие незабудки. Цветут, а пыльца — настоящие, маленькие звёзды. И кроме шелеста волн и приглушённого смеха любимого, Юнги слышит что-то ещё. Пение цветов на рассвете. Рассвет наступал медленно и тянуще. Молочные облака расплывались в разные стороны, пропуская яркие лучи восходящего солнца. В комнату они не попадали, отбиваясь от светлой черепицы дома и навеса над окном. Юнги и Хосок сидели на полу комнаты, подпирая стены. Младший облакатился на плечо Юнги и тихо сопел. Юнги, по сути, охраняет его сон. Сжимая руку брата в своей, он борется с дрожью и страхом. Он выглядывает в окно, стараясь прислушаться к свисту и крикам снаружи. Хосок ворочается и просыпается, протирая глаза. — Мне снилось, будто мы вернулись домой.Юнги вспоминает свой сон. В голове возникает Чимин без доспех, серое небо над головой и пение цветов.— Я скучаю по дому, — на выдохе говорит он, — Никогда не понимал, за что нас выгнали..— Выгнали не нас, а меня. За нарушение правил..Хосок поднимает голову с его плеча, смотря прямо перед собой, в стену. На ней их тени становятся всё более тусклыми, рассеиваются и становятся одного тона с цветом рассветных сумерек.— Любовь не должна быть нарушением правил. И не только я так считаю. — Но только мы знаем на себе, как это, быть изгнанным за влюбленность к простым людям. Хосок встаёт, а следом за ним Юнги поднимается с пола и накидывает ему на плечи плед. Тот опускает голову, больше не смущаясь, а улыбаясь этой заботе. У него появляются ямочки на щеках и Юнги невольно улыбается в ответ, прикрывая глаза. На улице снова слышится взрыв и крик солдат из далека. Всю ночь, до момента первой растаявшей звезды, слышались звуки битвы: крики молодых солдат, рёв старых пушек, звон металла.Юнги покрывает гусиной кожей, он вздрагивает буквально за секунду, поворачиваясь к окну.— Что случилось? — Ничего, просто.. — Юнги подходит к окну, отодвигая лёгкую, почти невидимую прозрачную штору. Хосок понимает, кажется, — смотрит так, будто точно понимает. — Хочешь к нему? — Юнги поворачивается к брату, с испуганными глазами. Его лицо кажется серым в этом тусклом свете, — Если не хочешь оставлять меня одного, я могу пойти с тобой. — Да.. — брюнет обнимает его, с горяча, почти что набегая на него, — Да, спасибо, Хоби.Он только кивает, продолжая улыбаться. Что он видел во сне? Каким видел дом? Юнги задумывается об этом на секунду. Но нет времени, чтоб говорить об этом. Они выходят из дома немного пригинаясь, всё ещё слыша свисты. Звуки битвы утихли, Юнги не помнит в какой момент. Вся эта ночь перемешалась в голове, только сон был бельмом на глазу. Они шли недолго к лагерю военных. Хосок негромко охнул, увидев количество раненых. Вокруг туда-сюда сновали люди, женщины пытались помочь и накормить, военные ходили и считали живых, хоронили мёртвых, сжигали тела врагов. Потери были огромными. — Хён... — Хосок положил руку ему на плечо, — я помогу немного этим парням, ладно? Он указывает на группу мальчишек лет тринадцати, что таскают ведра с водой и тушат дом, по сути уже пепелище. Юнги кивает, неловким движением сжимает его руку на своём плече и идёт дальше. Продвигаясь сквозь ряды он ищет глазами его одного. Он не знает, у кого может спросить, не знает, может ли звать его. Столько людей вокруг...Каждый раз, когда он видит солдата в доспехах, точно таких же как у его крылатого (ангела) парня, сердце пропускает один медленный, но точный удар. В лёгких тесно. Их жизни так коротки. Он может представить нить жизни каждого, и может представить, как резко она оборвалась. Может, мечом, может осколком снаряда, может, стрелой. Их жизни обрывают точно такие же люди, которые точно так же живут, коротко и быстро. Не замечая того, что видит он, проводя каждый день как предыдущий и следующий. Он ценит жизнь больше, не смотря на то, что другие живут меньше. Просто потому что он успеет увидеть смерть каждого. — Хён! — высокий и резкий, надрывистый голос сейчас. Юнги оборачивается, но перед глазами всё поплыло. То ли от попутного ветра, то ли от слёз, что скопились в уголках глаз. В лёгких становится так легко, и всё вокруг перестаёт существовать. Как обычно, когда он видит улыбку этого чуда. Чимин, в доспехах, целый и невредимый. Живой.Юнги бежит ему на встречу, рукава его льняной рубашки развееваются и он распрямляет руки, кидаясь ему в объятия. Грудью больно стучится о металл доспех, со всей силы прижимаямь к ним. Лёгкие и сердце упираются в рёбра, там где хребет. Юнги касается щекой щеки Чимина, которая с лёгкой щетиной, ещё со вчера, но сегодня больше заметной. На его щеках — румянец, а на щеках Юнги слёзы высохли, пока он бежал через ряды точно таких же солдат, только они не дышали так неровно, горячо и прямо в ухо, они вообще не дышали. Брюнет запускает обе руки в волосы, всё так же прижимаясь грудью к броне и чувствуя на спине руки Чимина, которые ложатся ладонями между лопаток и греют. У Юнги тоже есть крылья, там, где касается Чимин. Он пальцами впутывается в волосы, вдыхая их аромат. Пахнет землёй, костром, сухой травой и совсем немного солнцем. На ощупь они тоже как сухая пшеница, только не ломаются и не крошатся. Чимин прижимает его крепче к себе, а щеку ближе к его щеке, чтоб чувствовать, чтоб слышать. — Я так волновался за тебя.Юнги говорит это тихо, для него одного. Тот кивает, не говоря ни слова. Старается проглотить горький ком в горле и сдержать эти странные, для него самого, порывы отчаяния. Юнги, чувствуя его лёгкую дрожь, отстраняется и берёт лицо в ладони. Заглядывает в глаза, а потом сцеловывает щёки, каждую веснушку и теперь каждую слезинку. Он проходится губами по носу, по щекам, задевает лоб и уголки губ. Чимин улыбается, а потом убирает его ладони с лица и укладывает в свои. Они погрубели, на правой руке мозоль от рукоятки меча и Юнги правда страшно представить, что этот ребёнок убил этой ночью кого-то. Но Чимин улыбается так, как улыбаются ангелы. Ну или точно как те, которые когда плачут — дождь идёт. От них пахнет солнцем, как от него, и всем самым прекрасным, что можно любить. — Что ты делаешь, хён?— Это моё проявление любви.Он выдыхает, смотря на него. Не помнит, что ещё не говорил ему о любви. В своей голове он сто раз признался ему в этом, но в жизни пока не успел. — Любви?Он всё ещё улыбается, но теперь его глаза открыты шире. В низ блеск, от слёз и детской, искренней радости. На его щеке поблёскивает развод слёз от губ Юнги и в уголке губ алеет поцелуй. Пока не в сами губы, но тоже первый, такой робкий и яркий, на эмоциях и с отчаянием. — Любви, Чимин-а. Тебя пугает это слово? Не бойся, со мной всё просто. — У меня... — он отводит взгляд и Юнги знает, что он скажет. У него крылья на плечах в земле, неужели ангел падал? — у меня не было ещё ни с кем...любви.— Этому не нужно учиться. Ты должен чувствовать это, всё просто. Тот кивает, будто ему разъяснили вопрос похожий на "почему трава зелёная" и "почему мы в воде не дышим". Кивает, а потом опускает глаза на их руки. Всё так же, как произведение искусства — мрамор в руках жизни. Чимин чувствует себя поднесённо, будто весь мир в его руках сейчас. Маленькие пальчики сжимают длинные, худые пальцы и большие ладони. Нецелованные, без единой царапины или румянца. —— Ты будто повзрослел за эту ночь, — Юнги сидел возле уже потухающего костра, недалеко от общего лагеря военных. Чимин положил голову ему на бедра, позволив перебирать пряди волос. Доспехи он не снимал, меч рядом воткнут в землю. В паре шагов — Хосок, мирно сопящий под деревом. — Но всё ещё остался ребёнком, — Юнги перекладывет руку с затылка на щеку, поднимая взгляд к небу.— Юнги... — Чимин вздыхает тихо, даже не открывая глаз, — я убивал людей той ночью.Ветер играется с листьями деревьев и по касательной идёт по земле, собирая пыль. Юнги смотрит наверх, вздыхая так же тихо, как и Чимин.— Это не мешает тебе быть ангелом для меня.Звёзды на небе мерцают. От облаков, конечно же, которые постоянно то прячут, то открывют их. Юнги думает, какие из них души солдат, которых убивал его ангел. Чимин. — Я против войны. Жизнь слишком коротка, чтоб горевать, а тем более, если у тебя её забирают..— Почему ты думаешь, что все люди горюют? — Большинство. Те, кто счастливы, — те любят. Кого-то или что-то, не важно. Для них не существует жизни без любви. Не нужны мечи, чтоб убить их. Он переводит взгляд на Хосока, а потом на Чимина. — У меня есть любовь. Чимин шевелит зрачками, не открывая глаз. В ту же секунду его губы крепко сжимаются, будто вот-вот выдадут колкость или ребёнок съязвит. Пышные реснички подрагивают, он открывает глаза, ложась лицом вверх на коленях хёна.— Я люблю тебя, хён, — он укладывает руки на грудь, туда, куда Юнги положил свои, — И остался воевать, чтоб защитить тебя и Хосок-и хёна. — Чимин...— Подожди, — он сглатывает, вдыхает, — мама говорила защищать тех, кого любишь. Я люблю тебя. И до последней битвы я буду защищать то, что мне дорого. Юнги улыбается. Тепло, смотря в его глаза и обнажая десна. — И я люблю тебя. Ветер, играющий с листьями и пылью, полетел выше, в облака. И даже там, где нет кислорода, в бесконечных просторах космоса, лёгкость. Одна из звёзд, которая сияла, пока Юнги не признался в любви, мелькает последний раз. Её тепло улетучивается, но улыбка Юнги теплее, сияет ярче. Звезда падает, разрываясь на звездную пыль в конце. Звезда, что отвечала за счастье Юнги, взорвалась. Просто потому что он любит. А если полюбишь, навсегда останешься одиноким...Чимин улыбается в ответ, переплетая их пальцы на своей груди в оковах металла. Кажется, даже так слышно, как бьётся его сердце. Другая звезда, немного меньше, но сияет так же ярко и так же отчаянно. Загорается в том же созвездии. Звезда счастья, вот только теперь Чимина. Только теперь она освещает дни его жизни. И Юнги, чувствуя давление звёзд, наклоняется ниже, к Чимину.К его губам. Он смотрит в глаза, и когда не находит там страха или смятения, прижимается своими губами к его. Дыхание замирает у обоих.Волшебно. Тепло разливается в груди и ниже. Упирается в стенки лёгких и дыхания правда мало.Чимин издает полу-стон или полу-вздох, поддаваясь губами вверх, навстречу уже поцелую. Юнги понимает, что мальчик хочет большего, хочет любви. И Юнги понимает, что нужно ценить каждую секунду с ним. Брать всё, что позволено, и что успевает. Он шевелит губами нежно и аккуратно, когда Чимин старается отвечать. Он неумело ударяется зубами в зубы Юнги, тем самым открывая рот и, совершено случайно, проникет языком в рот хёна. Как только Юнги касается языком его языка, тот испуганно отстранился. — Юнги.Старший смотрит на него уже в кромешной темноте. Костёр догорел пока они целовались, огни лагеря до них не доходят. Но воздух ведь светится вокруг, если смотреть. — Что-то не так?— Нет, всё так.. — Чимин смущается, отворачиваясь. Даже в темноте видно его румянец на щеках, видно улыбку, которую он прячет. Видно сияние его глазок-полумесяцев и природный, пшеничный цвет волос. Чимин — рассвет, перед самыми темными временами. — Мы знакомы пару дней, а я уже целую тебя... ты не думаешь, что я ветренный? Я просто хотел этого сейчас и...Искренний, яркий и отрывистый смех Юнги. Чимин смущается ещё больше, но в нём зарождается какая-то радость. То ли о смеха любимого, то от того, что он упомянул их поцелуй. — Милый, я рад, что ты ценишь наше время. Я тоже.. — он вздыхает, наклоняясь к нему, — тоже ценю каждую секунду с тобой.И снова поцелуй. Долгий и не глубокий. С улыбкой сквозь него и с чем-то ещё, нежным, под давлением звёзд.