Глава 3 (1/1)

Слепящий свет бьет по глазам, атакует, заставляя быстро сомкнуть заново только что разлепленные веки.Она моргает раз, моргает два – и зрительный нерв быстро приходит в строй, начинает работу, сетчатка адаптируется, и орудие ослепления превращается в обычный дневной свет.Белый-белый потолок, богато украшенный слегка позолоченной лепниной – первое, что предстает взору Кристины, когда она наконец открывает глаза в полную силу, а не на крохотную щелку.Нет, не белый. Слоновая кость, скорее. Какого бы цвета, впрочем, ни был потолок, одно было неизменно – она понятия не имела, где находилась.Доброе утро.Такой красивый и глубокий голос. Абсолютно незнакомый – или просто не различить спросонья... вроде звучит привычно, как будто слышала много раз, но тон какой-то неправильный. Что-то не стыкуется, не складывается в общую картинку. Она никак не могла сообразить, в чем дело, хоть и старалась изо всех сил.Стоп. Это что, был акцент?Кристина сделала усилие и приподняла голову, неестественно вывернув шею, лишь чтобы проверить гипотезу. Да. Да, именно то, чего она и боялась.Доброе утро, Кристина.Ну зачем, ну зачем ты повторяешь, ну прекрати...Больше всего на свете Кристине захотелось вновь потерять сознание. Или, напротив, очнуться – и с облегчением понять, что все это время просто спала. Какое реалистичное наваждение! - но это абсолютно нормально. При обмороке оно так всегда бывает. Обморокам слабая и хрупкая Кристина была подвержена с самого детства, и всегда молила об одном, одного боялась – только бы не перед выступлением, только бы не подвела беспощадная лотерея собственного никчемного организма. И всегда везло. А тут вот... свершилось. Пошевелив пальцами ног, девушка, впрочем, не обнаружила на них пуант, но постаралась об этом не думать. Представлять, как Карлотта наклоняется над ее ступнями, ловкими и сильными пальцами развязывает терпеливо тугие ленты, которые Кристина всегда завязывала в тройной узел – тоже панический страх испортить все выступление – было просто невыносимо. Нет, лучше вовсе ничего не вытягивать судорожно из памяти, ни о чем не думать. Платье и все остальное все еще на ней – и слава Провидению!Вставайте.Не дождешься. Кристина резко разозлилась, но тут же поняла – злиться на примадонну незачем. Злиться нужно было на саму себя, а ее бы поблагодарить только – за все. За эти сутки она сделала для Кристины больше, чем только можно было представить чисто теоретически. Один вопрос вертелся на языке, и Кристине пришлось сделать усилие над собой, чтобы разлепить губы.Где это я?Голос хриплый, дрожит. Ну, да все равно ж уже не выступать.У меня. Я бы отнесла Вас обратно, но через весь театр... не хочу."Обратно" – это, наверное, в гримерку к Кристине. Просто Карлотта не знает, как точнее сказать по-французски. Так похоже на нее, безумно похоже – и от этого так страшно. Невыносимо, лишь бы это был только сон, ну пусть она все еще спит! Эта ломаная речь отзывалась у Кристины внутри резкими ударами после каждого слова, и она умоляла об одном – прекрати, прекрати...Кристина откашлялась, чтобы задать следующий вопрос. Хоть и не знала, о чем спрашивать - как она сюда попала, она и сама уже припоминала. Гулкий стук пуант по коридору, тяжелая дверь, томительные секунды, все как в тумане, но все абсолютно правдиво, никакого сомнения. Память не подводила, а лучше бы подвела, ну хоть разочек, когда это так необходимо! Бесполезно.Я проведу, если хотите."Провожу", хотела сказать, стало быть.От этого стало чуточку легче - больше всего Кристине хотелось оказаться у себя в гримерке, словно ничего и не было. Не было испорченного ее отсутствием концерта, не было позорного обморока, и громкого стука пуант, и томительных секунд... Нет, забыть не забудет, ни сегодня, ни завтра, ни, возможно, когда-либо еще - первое пятно на ее блестяще взлетевшей карьере. Явно одно из многих - но разве от этого легче?Еле заметно кивает головой. На большее уже не способна.А Карлотте большего и не надо. Все, чертовка, понимает с полуслова. Уровень понимания, который Кристина не достигала ни с кем, даже с верной Мэг. Мэг была хорошей, Мэг выслушает, не отвлекаясь, до конца, послушно покивает головой, согласится, когда нужно, поддержит - но не более того. Любая ситуация чуть-чуть за рамками контроля, и Мэг растерялась бы в полнейшей панике, и толку от нее было бы ноль. Карлотта же - каменная глыба, скала, спокойна, нетороплива, не теряет ориентации ни на минуту. Кивок Кристины - точнее, то, что она хотела им сказать - примадонна различила безошибочно. Не ответила ничего, лишь кивнула в ответ. Восхитительная собранность. И моментально развернулась, потянувшись за пуантами Кристины. Пуанты сложены на столике рядом, ленточки аккуратно спрятаны вовнутрь. Какая заботливая.Кристина попыталась прогнать подкативший к горлу ком. Не вышло.Карлотта наклонилась и так и замерла над ней - с пуантами в руках. Надевать? Вслух, не спрашивает, конечно, но взгляд все говорит сам. От мысли о том, как Карлотта будет снова возиться своими ловкими пальцами, на этот раз зашнуровывая атласные ленточки обратно, Кристине становилось дурно. И зашнурует, наверное, по-другому, по-своему, по особенному, и узелок у нее будет уникальный, свой... Интересно, как она это делает? Кристине захотелось ударить себя за эту мысль. Самоненависть росла в ней в прямой прогрессии вместе с влечением к Карлотте, которого она больше не могла скрывать.Можно я сама? А примадонна и слышать не хочет. И вопрос-то этот взглядом задала лишь для того, чтобы получить однозначный отрицательный ответ. Другого не принимала....пальцы и в самом деле ловкие, сильные, но очень аккуратные. И теплые - Кристина чувствует это сразу, стоит Карлотте схватить ее нежно за щиколотку. Она боялась, сейчас холодом обдаст, у самой Кристины пальцы вечно были ледяные, да и от самой примадонны вечно веяло угрожающе холодом... а она вон какая. Теплая. Живая. Домашняя даже. Возится с ней, как мама с дочуркой. Некстати всплыли рассказы Мэг о том, что она шнуровать пуанты не умела аж до двенадцати лет - все валились ленты из рук, предательски соскакивали колодки. Функцию эту за нее выполняла мадам Жири. Рассказано Кристине было об этом, конечно, по секрету, никто из балеринок не знала, почему Мэг волшебным образом прибегает всегда уже в готовой обуви, да еще и завязанной ловчее, чем у всех - многолетний мамин опыт. Кристина, разумеется, никому. Она и забыла даже об этой истории, как только ей рассказали. А сейчас вот. Всплыла.С Кристиной так, конечно, никто никогда не возился. Сказывалась участь всех девочек-сироток, у которых остается только отец, да и тот в ее случае весьма ненадолго. Малышка не помнила маминых ласк, потому тосковала не так сильно, как могла бы, напротив – подняла повыше голову, все сама, все сама, какая умница, твердили за спиной. И вскоре отучила себя мечтать о том, чтобы кто-то вот так осторожно шнуровала обувь ей, беспомощно лежащей на кровати, слишком слабой даже для того, чтобы пальцы сжать в кулак.Думала, что отучила. До того самого момента, пока не прикоснулись к ней эти теплые пальцы.Кристина вдруг стала благодарна Провидению и самой себе за то, что пока не хватало сил резко сесть на кровать - максимум голову повернуть могла, а это давало крошечный, минимальный обзор. Иначе увидела бы работу пальцев примадонны воочию - и было бы слишком неловко пялиться. А оторвать глаз не смогла бы. Ни за что.Финальный узелок. Принимай работу!Говорит насмешливо, но без тени злорадства.Кристина все меньше узнавала в этой женщине едкую примадонну, костеримую всем театром за спиной. Разве язва и стерва возилась бы так с юной соперницей, разве смотрела бы вот так сверху вниз с добродушным покровительством? Кристине показалось, и вправду все еще сон. Спасибо Вам. Цедит сквозь сжатые зубы, и звучит, наверное, словно бы хочет нагрубить. Но Карлотта не обижается. Снова все прекрасно понимает.Надо попытаться встать.Кристина поднимается на кровати рывком, радуется, хвалит даже себя. Умница. Не все еще потеряно. Сползает по шелковому расшитому покрывалу вниз, готовится ступить шаг – а ноги не слушаются, словно ватой набитые. И пуанты еще эти.Я Вам помогу.Проклятье, проклятье, проклятье. Кристина и правда не могла идти сама – и готова была себя за это и в самом деле ударить, не будь она у примадонны на глазах. Слабачка. Но стоит Карлотте взять ее ласково под руку, подвести к двери, взяться за ручку своей крепкой кистью – самоненависть сменяется другим, не менее сильным и не менее отвратительным Кристине чувством.Снова, снова стук пуант. Проклятое дежавю. Никогда Кристина не была так благодарна пустым коридорам. Куда все делись? А. Выступление. Точно. И, конечно, без нее.Путь до гримерки она запомнила слабо – знаменитый защитный механизм психики. Помнит только руку примадонны – сильную, большую, тёплую руку. Ни у кого из мужчин, с которыми ей приходилось танцевать или просто прогуливаться рука об руку, не было таких. Кристина больше не желала брать под руку кавалеров. Ей нужна была только она. Это было ясно, как день.Глупышка, только не брякни никому!***Кристина сидела напротив зеркала и молчала.Даже не разделась с тех пор - костюм предательски напоминал обо всем сегодняшнем, особенно о сорванном концерте, но стягивать его просто не было сил. Силы были только думать и переживать все заново и заново в собственной голове - ей бы прекратить, но... как раз прекратить было, наверное, куда труднее. И Кристина продолжала. Накручивала себя по новой и по новой.Два отрывистых, коротких стука в дверь. Скрип, не дожидающийся приглашения войти. Так сообщал о своем прибытии к ней только один человек в этом театре - и именно его сейчас она хотела видеть меньше всего. Глупо было, конечно, полагать, что он не придет, но с этой надеждой она проводила неустанно каждый вечер. А он всегда приходит. Особенно когда подворачивается повод.Кристина? Кристина!Рауль.Из последних сил Кристина напускает на себя уверенный вид. Показывать свою слабость можно перед кем угодно - как выяснилось, даже перед примадонной не так страшно! - но только не перед ним. Он не накричит, тем более не накажет, он поступал гораздо хуже - начинал утешать. Утешения Рауля мало чем отличались от назойливых ухаживаний подвыпившего кавалера на балу. Моральное состояние собеседницы его всегда волновало слишком мало - в лучшем случае он больше смотрел на губы, которые намеревался поцеловать. А в худшем...Кристина, ты в порядке? Кристина, я...Рауль, прекрати! Тон неестественно резкий - виконта будто током бьют. Так и застревает с глупым лицом в самых дверях - видел бы кто его в тот момент, от репутации смельчака не осталось бы и следа. Кристина и сама от себя не ожидала. Неужели он и вправду ей настолько надоел? Не то чтобы надоел, просто… сейчас определенно не до него. Не до его ностальгических воздыханий, не до его навязчивых ласк, замаскированных под случайность - то рука вокруг талии, хотя иную девицу бы просто под локоть подхватил, то ладонь на колено, и пальцы не расслабляются ни на секунду. Не до него ей было, совершенно не до него. Он старается утешить, и ей это действительно нужно, только не от виконта. Не в то время и не в том месте. Нет, правда, тебе лучше уйти. Кристина не в порядке, врать было бесполезно - но от него не принимала ни единого слова утешения. Ей это действительно нужно. Но не от него.Рауль, наверное, впервые действительно все понял.Дверь хлопает гулким стуком, заставляя Кристину вздрогнуть. Обиделся. Точно обиделся, но ненадолго. Уже сегодня же вечером и не вспомнит, только если обиду эту не сделает очередным предлогом завести диалог. У него ума хватит - Кристина не сомневалась, что от этого вечного хвостика ей отделаться будет непросто. Но сейчас это отступало далеко на второй план, становилось мелочевкой на фоне происходящего хаоса. Пропустила спектакль - ладно, с кем не бывает, начинающей звезде простят… Обморок? Полбеды. Слабый девичий организм. Да к тому же и без свидетелей. Никто и не узнает. Единственная свидетельница и слова не проронит. И вовсе не потому, что постесняется признаться в по-матерински зашнурованных пуантах.Карлотта. Карлотта не выходила из головы.Ни единый жест, ни единый взгляд, когда она наклонялась над ослабевшей Кристиной, ни тем более теплые ласковые пальцы. Нежность в голосе, терпкий запах парфюма, цвета слоновой кости потолок, золотая лепнина. Больше не противная, больше ни на грамм не раздражающая роскошь.А меха-то она так и не вернула.Взгляд натыкается на предательски аккуратно сложенный на столике полушубок. Конечно, до того ли было? Но все равно. Проклятая яркая фуксия вонзается в сердце ножом, заставляет невольно отвести взгляд. Какой неожиданный между ними камень преткновения. И делать что, совершенно неясно. Возвращать? Нет, ни за что на свете Кристина не согласилась бы перенести еще раз тот же ужас. Не возвращать? И все время потом натыкаться на эту ядовитую фуксию взглядом, и вспоминать, вспоминать, вспоминать...Вернуть. Но уже по-нормальному. Снова проклятый стук по коридору. Каблуков уже, конечно, не пуантов. Да и платье с блестящего сценического костюма сменилось на скромное шелковое да накинутый сверху кружевной халат. Сердце стучит даже сильнее, чем в тот раз. Кристина подумала, что даже хорошо. Чем быстрее бежит по венам кровь, тем меньше шанс снова свалиться бездыханно ей под ноги.Кровь. Густая, вязкая, горячая кровь. Темно-алая, почти бордовая... прямо как платье Карлотты, с которой они столкнулись прямо-таки на полпути.И вновь потянулись томительные секунды.Кристина никогда не ненавидела себя так, как тот момент. Стоит с треклятым полушубком наперевес, не сводит пораженного взгляда с примадонны, а слова вымолвить не может. Та удивлена не меньше. Ну да, не специально же она, в самом деле, выбежала навстречу.Это Ваше. Я забыла.Кристина выпаливает это на одном дыхании – и тут же жалеет, видя, как изумление в глазах Карлотты сменяется все той же добродушной насмешкой. Кристина скинула лет десять – стоит, маленькая, ничтожная девчушка, перед королевой. Глупая, глупая Кристина.Вы не поняли. Можете забрать себе.Кристину как током бьет.Воспоминание всплывает молниеносно – перед тем самым моментом, когда сознание покинуло ее, Карлотта действительно велела Кристине оставить меха себе. Дурочка, совсем забылась, а ведь могла бы подумать немного – и вспомнила бы. О том, как она выглядела в тот момент, было очень страшно думать. Безумно страшно.Вы, наверное, заинтересованы мной."Во мне", точнее, ну да неважно. Не до французской грамматики сейчас. Кристина снова чувствовала предательскую слабость в конечностях – очень нехороший знак. Шум в ушах, в глазах темнеет... нет, только не опять, только не снова, пожалуйста, нет!Глупая мысль – она ведь уже наловчилась, подхватит мягче, чем в первый – была задавлена на корню. Возьми себя в руки, Даэ. Возьми себя, ради святого, в руки.А Карлотта – снова пугающе спокойная скала.Так что же Вы? И правда интересуетесь мной?И вроде бы стоит возразить, призвать на помощь все зачатки спеси и самодовольства, которой ее уже успела слегка наградить звездная жизнь, надо бы ответить, гордо приподняв голову и смотря с вызовом, делая вид, что глядишь сверху - а кто бы говорила? Это Вы, стало быть, заинтересованы, раз своими драгоценными мехами пожертвовали - стоимость-то явно не в тысячах франков исчисляется, поди? - а я, а я так, гордость имею и честь, вот и возвращаю послушно драгоценность владелице. И в следующий раз, знаете ли, не стоит. Всего доброго.А Кристина не может. Кристина об этом и не задумывается - ее как парализовало напрочь, как отшибло весь разум, и все, что она может, стоять и терпеть, как тянутся непозволительно медленно ненавистные секунды. Опять и снова.Вопрос, заданный настолько напрямую, обезоружил бы Кристину, будь она даже готова к ответу. А она и без того потеряна, и без того боялась этого больше всего на свете, и уже даже не хранит в душе надежду на трудности перевода. Нет, это она вовсе не то имела в виду, просто коряво выразилась, нет-нет... Никаких шансов. Все кристально ясно. До скрежета зубов.Кристина с детства умела врать – хотя обычно в раннем детстве этому учатся только те, кому это необходимо. Те, кто родился в семье, где отбой ровно в девять вплоть до совершеннолетия детей, а за оценку ниже максимальной в лучшем случае не подарят подарка на ближайший праздник, в худшем - еще и придется наутро стыдливо прятать от сверстников следы свежих побоев. Отмахиваться, отшучиваться бесконечно. Сам над собой пошутишь – будет как бы защитный механизм. Ведь иначе засмеют, им же не понять. Тем, кто не знает слова ?отбой? и не понимает, почему оценки ?хорошо? и ?плохо? для иных одно и то же. Врать дома, потому что если скажешь правду, тогда точно прилетит. Если соврешь и засекут, тогда прилетит еще больше, но есть какой-то крохотный, призрачный шанс, что не засекут, и за этот шанс хватаешься, как за спасительную соломинку. Врать среди друзей, отшучиваться, смахивать украдкой слезу, давить медленно, но верно копящуюся с годами и поднимающуюся все выше к горлу бессильную ярость и злость – до тех самых пор, пока не найдет выхода.Кристина такой судьбы избежала хотя бы потому, что и семьи-то у нее не было как таковой. С семи лет так точно – слишком ранний возраст, чтобы помнить. В театре нашелся повод поинтереснее оценок - убегать в часовню так, чтобы никто не видел, повторять вполголоса результаты очередного урока так, чтобы никто не услышал, и не дай бог проронить в разговоре с подругами хоть слово о нем. Раскрыть этот секрет перед кем-то чужим было для Кристины страшнее всего на свете. С наивным и трогательным детским самодовольством считавшая себя героиней, взявшей на плечи драгоценное бремя чужой тайны, она не смогла бы простить себе, если бы стала предательницей. Только с возрастом она смогла понять, что эти ее детские игры в шпионку были на самом деле даже куда глубже и серьезней, чем казались они тогда маленькой впечатлительной девчонке.Позже это переросло в глотание книжек под одеялом, когда прозвучал отбой, в съеденную под тем же одеялом шоколадку, за что юных балерин нещадно порицали вплоть до серьезных и весьма обидных наказаний, когда девушка стала постарше - в редкие вылазки из театра по вечерам или даже ночью.Кристина умела врать, и пользовалась этим неосознанно, не отдавая себе в своем мастерстве отчета. Но стоило этому постыдно-откровенному и нелепому вопросу прозвучать, она не смогла выдавить из себя ни единого слова лжи, чтобы хоть как-то спасти неловкое положение и оправдаться перед нависшей над ней примадонной.Да.Шепчет еле-еле пересохшими губами. Проклинает мгновенно прилившую к щекам кровь.Да, я… я давно смотрю на Вас. Вы… мой кумир, я обожаю Вас!В тот момент Кристина впервые ощутила на собственной шкуре, что набившее всем оскомину еще пару веков назад выражение ?сквозь землю провалиться? — не просто хрестоматийный литературный троп.Тихий, сдавленный смешок, который издала Карлотта, был как раскат грома прямо над головой.Кристина подавила в себе желание зажмуриться и просто смотрела куда-то в пол и на подол ее темно-красного платья, не видя, впрочем, перед собой ни платья, ни пола. Все расплывалось перед глазами, смешивалось, путалось, проскальзывало мимо внимания. Все внимание Кристины занимала стучавшая в висках паника, нараставшая с каждой секундой, потому что с каждой секундой ситуация становилась все более ужасающе реальной.Она буквально призналась в любви. Призналась в любви женщине, примадонне, от которой действительно давно не могла оторвать глаз - и, между прочим, обещала себе, что та никогда не узнает об этом! - и перед которой вот так опозориться было страшнее всего. Почему, ну почему, ну что именно так подло помешало ей в тот момент соврать?На плечо Кристины опустилась рука в черной сатиновой перчатке, и девушка внезапно обнаружила, что вся дрожит.Милая моя Кристина.Голос, этот проклятый голос звучал все еще красиво. Отвратительно красиво, звучно, глубоко, и как же проклинала себя Кристина за то, что все еще имела наглость им в тот момент восхищаться! Милая, весь Париж смотрит теперь на Вас. Разве это не прекрасно?Смотрит так, как раньше на примадонну, имела в виду, наверное, она. Неважно, уже, впрочем, абсолютно неважно. Не до того.?Милая?.Неизвестно, что доконало Кристину больше, это чудовищное слово, которое она когда-то так хотела услышать - именно этим глубоким голосом с характерным акцентом - или попытки примадонны уйти от темы. В глубине души девушка благодарила, искренне благодарила Карлотту. Пожалуй, уйти от темы было меньшим из зол. В конце концов, а что же ты ждешь в ответ, дурочка, ответного признания, что ли?Да.Кристина снова нервно сглатывает и вдруг решается поднять глаза. Карлотта смотрит на нее в упор, и смотрит поистине ласково. Впервые в жизни примадонна смотрела на нее не как на кусок грязи под новыми сапогами. Не как на мелкую блоху. Ласково. Как смотрят на дочь, на племянницу, на младшую подругу.Возможно, на любовницу тоже.Чудесно.Кристина из последних сил берет себя в руки, глубоко дыша, чтобы унять предательский стук сердца.Чудесно, Вы правы.