Тема вторая: отголоски воспоминаний, или ?Не бренчи на гитаре, сволочь?. (1/1)

Сарданапал крепко держит меня за руку, дабы я не потерялась, как бы ни глупо это звучало. А потеряться действительно было где. Огромные коридоры, которые раздробляются и уходят в десятки узких-узких туннелей, в большинство из которых даже я смогла бы с трудом протиснуться, были плохо освещены, и я не могу понять – для кого такую прелесть сделали?— Для нежити, точнее, домовых, — на ходу пояснил Владимир. – Это тот вид нежити, что любит созидать, а не разрушать, — говорит он так, словно бы пародирует кого-то, — эти экземпляры посе-лились и строили Тибидохс, они же знают его лучше даже Древнира.— Хватит пародировать отца, Владимир, — морщится мой наставник. – Ты, кажется, куда-то спе-шил? – понятненько. И здесь есть распри. Знала же я, что Сарданапал не идеален! А Владимир лишь усмехается его словам:— Мне интересно поглядеть на цирк, что устроит Ник, — пожимает плечами он. – А он его обязательно устроит.Похоже, Ник – кто-то вроде шута. Ну, поглядим на него, поглядим.Мы, поблуждав немного по лабиринтам (?И как я буду здесь ориентироваться?? — мелькнула паническая мысль моей голове) вышли на большие двери, от которых веяло человеческим теп-лом. Они были чуть приоткрыты, и Сарданапал беззвучно скользнул в зал. Я, как собачка, за ним. Владимир же потерялся где-то по дороге, хотя и говорил, что хочет посмотреть на первую встречу.В зале оказался большой камин, вокруг которого – да и вообще почти везде – находились ма-ленькие столики с диванами. Но было и свободное место – для танцев, видно. Стены зала были тёплого бежевого оттенка, а пол устлан дубовыми досками. Тут и там были горшки с различными цветами – от какого-то (честно признаюсь, никогда не интересовалась растениями) большого цвета с раздробленными листьями, до маленьких водяных растений, которые были очень красивыми и обитали в небольших аквариумах. Тёмные бархатные шторы закрывали большие окна, создавали полумрак в помещении, и казалось, что здесь вечные сумерки. В сознании тут же всплывали воспоминания о закатах, проводимых мной на острове, в оглу-шающем одиночестве, когда солнце становилось кроваво-красным, а море окрашивалось в непонятный контраст ледяной синевы, глубины морей, и живого огня, ярости стихий. Да… это было всего пару недель назад… так недавно…. И так невообразимо недоступно сейчас… Возможно, через пару лет я вернусь туда. Ради мести. Я никогда не прощаю ошибок – ни своих, ни чужих.— Ей, ты заснула? – резко выскакивает Владимир. И как он здесь оказался раньше нас?— Ты меня напугал. Я задумалась, — он, похоже, вспомнил о моих недавних словах и перестал приставать.Тут зазвучала… гитара. Нет, только не она! Именно на ней играл Артемид.Мы стоим на балконе, и нам открылся вид ночного города – света нет, так что он не шибко красивый, но вдалеке раскинулся чей-то лагерь, и небольшое скопление огоньков я принимаю за первые звёзды, а Артём со смехом объясняет мне, что есть что. Но вот и действительно зажигается первая звёздочка.— Красиво, да? – я и не замечаю, как этот вопрос слетает с моих губ.— Красиво. Но ничего, красивее тебя, всё равно не существует, — вздрагиваю от звуков его голоса. Артемид, пока я стояла и наблюдала за природой, принёс гитару и уселся рядом со мной. Я облокотилась на перила, выполненные в виде изящного переплетения виноградной лозы, и наблюдала за тем, как он перебирает струны гитары.Но когда он запел, я перестала вообще что-либо воспринимать. Его голос – чуть хрипловатый, шершавый – я привыкла слышать с самогодетства. Артемид был моим лучшим другом, а, в последнее время, и возлюбленным, что всячески доказывал песнями и действиями. И всё бы ничего, но его отец… С самого моего рождения было принято решение о том, чьей я стану женой. Я стану женой отца Артемида. Странно, конечно, когда мачеха младше приёмного сына, но отцу Артёма было плевать на всё. И сейчас, в редкие минуты уединения, Артемид всеми способами доказывал, что любит.Вспыльчивый, даже агрессивный, он нравился очень многим, но полюбил только меня. Ту, судьба которой была предрешена без её участия. Ту, с которой ему не суждено быть вместе. Никогда. Наверное, именно это и подкупило его – Артём любил преодолевать препятствия. Только вряд ли ему удастся преодолеть судьбу в виде моей драгоценной матушки и его отца. Для чего нужно это соединение семей именно со мной и Сионидом – так звали отца Артемида – так и осталось для меня загадкой. По-моему, они хотели скрепить какой-то договор, но что мешает скрепить его с помощью меня и Артёма? А вот и другой вопрос: я сама-то его люблю? Но на это я так и не успела ответить.Его слишком вспыльчивый характер сослужил ему плохую службу – Артемид ввязался в спор и проиграл. А моя мать смотрела на него, умирающего, и ухмылялась. Я знаю, она могла его спасти. Но Мидриане – моей маме – не нравилась дочь, рождённая от главного бога – Зевса. Матушка специально не оставила его в живых, хотя ей и досталось потом от Сионида. Моя драгоценная мать хотела причинить мне боль, хотела, чтобы я потеряла единственного друга и любимого человека, как она, во всяком случае, считала. Я даже не удивилась, когда узнала, что этот спор и подстроила Мидриана. Просто собрала вещи и ушла.Я,совершенно не привыкшая к жизни в одиночку, тут же попала в плохую компанию, и… мне понравилось. Ну, а уже потом я перешла дорогу ведьме, которая и наложила сглаз. Дальше всё ясно.И вновь я слышу этот треклятый инструмент, на котором я, кстати, за годы заключения научи-лась играть. В память об Артемиде.— Нет, заткнись! – затыкаю уши ладонями. Не могу слушать не его пение; не его игру. Кажется, я наслала сглаз, поскольку музыка прекращает играть. И слава небесам!— Да, Ник, не удалось тебе её покорить, — согнувшись от смехаи едва говоря, почти шепчет Владимир. Громко шепчет, зараза. И что это его так рассмешило?Я решаюсь посмотреть на ту сволочь, что начала играть на столь ненавистном мне инструменте: какой-то мальчик, от которого так и веет холодом. Светлые жидкие волосы в творческом беспорядке лежат на плечах, (интересно, долго он их укладывал, или просто не расчёсывал?), почти бесцветные, светло (очень светло) — карие глаза. Сейчас он и вправду представлял комичное зрелище – глаза-блюдца, нелепый вид и гитара с порванными струнами. Такого сильного сглаза я ещё никогда не насылала!Я смеюсь. До чего же… Просто до чего же!Даже Сарданапал, кажущийся мне всегда таким спокойным, не может сдержать улыбку.— А это ты ещё не начал петь. Хотя, внимание к себе ты точно привлёк! – продолжает издеваться над бедным пареньком Владимир.— Володь… ты, это… прекращай… — говорит паренёк лет тринадцати на вид и заливается соло-вьиным смехом. Тёмные волосы, решительный взгляд – на вид ему лет тринадцать, не больше. Но его взгляд гораздо более мудрый, даже с примесью жестокости, которой и вовсе не должно быть в глазах мальчишки. Он ведь совсем мальчик! – А то Ник сейчас под землю провалится, а мы его потом опять три часа искать и вырывать будем.Светловолосый вскакивает, готовый что-то прокричать, но, словно не замечаю моего презрительного взгляда, он подходит ко мне, целует руку, которую я тут же с негромким вскриком вырываю, и представляется:— Бессмертник Кощеев к Вашим услугам, — он кланяется. Тьфу! По ходу дела, тут только Владимир нормальный человек. Хотя и он не без странностей.— Кощеев, харе, — недовольно морщится зеленоглазая блондиночка, кокетливо залезшая на стул с ногами и обнимающая его спинку. Одновременно она бросила взгляд на Сарданапала: — Эй, лучший ученик Древнира, прекрати это безобразие.— Какое безобразие, Рокс? Бесс посмотрел на другую девушку? – вмешивается озорная девица лет двадцати, с беззаботными короткими хвостиками на голове, перетянутыми яркими ленточками.

Блондиночка фыркает, но большего ответа не даёт.Девушка подходит к камину и, немного потрепав кочергой дрова, продолжает: — А самой встать, ручками-ножками подвигать никак?— Юн, утихни, — осаждает её девушка, очень похожая на хвостатую. Сёстры, наверное. Только эта девица выглядит посерьёзнее, и причёска не такая легкомысленная – длинный колосок до поясницы.— Ян, тебя не спрашивали, — тут же отзывается хвостатая Юн.

Раздаются смешки. Видно, тут давно привыкли к таким чисто родственным перепалкам.Да, светлые маги! Надежда света и оплот Древнира!— Сарданапал, ты собираешься представить нам свою ученицу, или это тайна, закрытая той магией, которой запирает свою записную книжку Онисим? – нагловатого вида девушка убирает светлые волосы за ухо. Одета она очень ярко, как малость подвявший букет невесты.А Сарданапалу, похоже, она нравится – он то и дело бросает на неё взгляды, полные нежно-сти. Везде любовь, ну что же это такое?— Нет, Видана, это не тайна. Просто я жду, пока придут остальные маги, чтобы не представлять несколько раз, — он чуть виновато улыбается. И это лучший ученик Древнира! Кудая попала?— Привет всем! – в зал буквально влетает полноватая девушка в золотом платье. Мне она всем своим видом – золотыми косами, веснушками, платьем – напоминает солнце. И, похоже, не только мне. – Что с Ником, Сарданапал? Ты же за него поручился?— Здравствуй, Таира, — он чуть кланяется, — а с Ником всё в порядке, просто гитару сглазила моя новая ученица.Солнечная смотритна меня с интересом:— Ну-ну, девушка, развивайтесь дальше, — одобрительно кивает. – Влад, ты ещё здесь? – она бросает взгляд на Владимира, который сразу как-то сник. – Сын, я, кажется, тебя спросила. Изволь ответить, — сталь в голосе Таиры. Сын? Ох-ох-ох! А мне она показалась такой милой женщиной!— Таира, я готов слушать твой приказ, — он, по примеру Сарданапала, кланяется и кивает заод-но. Похоже, они в ссоре – говорят уж больно официально.— Владимир, извольте сбегать и поторопить своего отца, а то он, похоже, считает, что у нас нет больше других дел.— Отец так не считает! – тут же вспыхивает Владимир. – Древнир всегда думает о других!— Чемвыгодно отличается от тебя, Владимир, — прерывает того на полуслове женщина-солнце.— Не тебе меня оценивать! Ты мне никто, поняла? – кого-то он мне напоминает… Точно! Я точно так же обращалась со своей драгоценной матушкой. И правильно. Нечего с ней возиться.— У меня, наверное, де жа вю. Ты ещё здесь? – Таира презрительно поднимает бровь. Понятно, у кого Влад учился общению.— И куда он должен идти, Таира? – Древнир, как всегда, появляется не заметно. – Кажется, мы говорили с тобой на эту тему. Ты не имеешь права приказывать что-либо моему сыну. Ну что, начинаем? Или ещё кто-то не пришёл? – здесь становится всё интереснее. И что сейчас будет? Кроликов, надеюсь, ниоткуда доставать не будут.— Начинаем? – спрашивает Сарданапал, почтительно склонив голову пред Древниром. Я не-охотно подчиняюсь его примеру. – Представляю вам, дорогие друзья, новую ученицу, наставни-ком которой я являюсь — Медузию.— Да, и ради этого мы собрались? – блондиночка презрительно усмехается.— Видана, тебя что-то не устраивает? – Владимир вполне угрожающе смотрит на девчонку.— Владимир, о, ты заговорил! Не прошло и пяти минут! А я-то думала, дотянешь-таки до своего рекорда – восемь с половиной минут, а? Поспорим, что ты не сможешь промолчать больше пятнадцати минут? – нагловатая с интересом смотрит на Влада и протягивает ему руку для скрепления спора. Владимир колеблется, неуверенно косясь на Древнира. Тот чуть улыбается.— Вид, да ты что? Владимиру молчать пятнадцать минут? Это же просто Тартар для него! – вмешивается серьёзная сестра хвостатой.— А вот про Тартар и Эдем не нужно упоминать! – тут же реагирует Древнир. А интересно, что это такое?— Балаган, как обычно. Но ты привыкнешь, — подходит ко мне хвостатая. – Меня, кстати, Юнона зовут, а мою сестру – Янина. Мы близнецы, — Юн дружески подмигивает мне и продолжает, — так, с Ником ты уже познакомилась. Он у нас шут, хотя, в общем-то, милашка, каких свет не видывал, — к сарказму в её голосе примешивается что-то ещё, что я не могу разобрать. – Он мой наставник. Весело, правда? – теперь понятно – говорить о наставнике довольно тяжёлое занятие. – А наставница Янки – Таира, — небольшой оттенок зависти. Хотя, это кто ещё кому должен завидовать. Тем временем Юнона тряхнула хвостиками и весело щебечет дальше, — а вот наставник Виданы – Онисим – на несколько недель уехал по заданию Древнира, поэтому она сейчас отрывается без присмотра. Далее, мальчики. Ну, мальчишек у нас поменьше, поскольку многие сейчас разведчики у тёмных, и…, — тут она ненадолго запинается и устало прикрывает глаза, — и многие срываются. Просто не возвращаются больше к нам. Остаётся только надеяться, что в них осталась хоть капля верности, и они не выбалтывают все наши тайны. У нас остался лишь Кирилл и Юлиан.Кириллом оказался тот самый мальчишка, что просил Влада прекратить. А Юлиана же я не заметила – это оказался парень лет семнадцати, и его даром оказалось быть незаметным для человека, пока он ему не понадобится. Но эту защиту очень легко проломить, в чем я и убедилась.— Привет, Юнона. Как продвигается учёба? Заклинание перемещения? – к нам подходит Сар-данапал.— Здравствуй, учёба не очень, а заклинание – только на мелких предметах. Бессмертник не понимает, когда я больше просто не могу заниматься, и гоняет до полуночи, — говорит Юн, впрочем, не слишком жалостливо. Ей просто не идёт грустить. Мне это даже не представить.— Спасибо, что сказала, я поговорю с Ником. А теперь ты не против, если я заберу у тебя Ме-дузию? – я что, вещь, чтобы меня забирать? Да, наглеет. Усмехаюсь – не на ту напал, дорогой.Получив короткий кивок от хвостатой, Сарданапал берёт меня за руку и ведёт к выходу. А это уже интересно. Он чуть кланяется Древниру и кивает Видане. Причём Вид демонстративно его не замечает. Мы выходим из зала – гостиной – как я поняла, и Сарданапал тут же выбирает левый коридор, который был очень широким. Мы идём достаточно долго – минут с десять. Мне надоело просто таки идти, и скуки ради, я начала запоминать повороты – левый, левый, правый, левый, два направо, три – налево… Ох, что-то я запуталась. Наконец — когда у меня окончательно разболелась голова – Сарданапал остановился у какой-то неприметной двери.— Медузия, помнишь, я рассказывал, что нужно для сотворения магии? – ну да, конечно. По-твоему, я всё должна помнить? Каким образом? Хоть бы заклинание нужное сказал, что ли.— По глазам вижу, что помнишь, — усмехается он. – Но если произошла оплошность, и ты забы-ла, я повторю – для магии нужна вера. Вера в мир, в дружбу, в… любовь, несомненно, тоже…, — он ненадолго задумывается о чём-то. Хотя, нет, скорее – о ком-то. И долго мне дожидаться, пока он перестанет вспоминать о своей любви всей жизни? – О чём это я? – Очнулся. Спящий красавец, блин. – Так, нужно было это сделать сразу, но мне оказалось, что лучше бы тебе сначала иметь хоть небольшое, но представление о нашем мире. Я хочу сказать тебе, что сейчас – тот последний момент, когда ты можешь отказаться. Отказаться быть волшебницей.Я? Отказаться?— Если я откажусь, что будет дальше?— Если, — он подчеркнул голосом это слово, — ты откажешься, то я сотру тебе память о прошлых неделях и доставлю на тот остров, где ты жила раньше, — ни слова не сказал ни о проклятьи, ни о Персее. —Твоя жизнь пойдёт своим чередом, но твой дар я заблокирую.— То есть? – я, конечно, всё понимаю, но… дар-то забирать зачем?— То есть мы не можем позволить, чтобы ты, отрешись от магии, могла пользоваться даром. Когда ты приехала сюда, твои магические способности, вне зависимости от твоей воли и состоя-ния, начали, как древние вулканы, просыпаться. И если ты не обучишься правильно распределять эту лаву, через пару лет будет извержение. Если говорить прямо, то через год-полтора ты достигнешь пика своей энергии, и, не умея ей управлять, ты сможешь натворить много бед. Поэтому мы заблокируем твой дар, дабы не произошло чего непоправимого.— Значит, если я откажусь быть магом, то полностью утрачу… всё?— Почему же всё? Только магические способности.И как он не может понять, что мой дар – это моё всё? Всё, что осталось от моей прежней жизни – с матушкой и Артемидом – не осталось никакой связи, кроме магии, которая спасла меня. Мы с Артемидом весело бегаем по его дому. Нам лет по пять, не больше. Весело смеёмся, дурачимся, бегаем – в общем, ведём себя, как самые настоящие малыши. Светлый и радостный день – он едва не стал последним в моей жизни. Сионид со смехом пытается угнаться за нами, но – куда там. Наконец, после долгих споров и уговоров, мы выходим из нашего укрытия – куста роз, в лаз в котором мы едва-едва протискиваемся – отец Артемида поднимает меня на руки и, взяв Артемида за руку, ведёт к дому.

Дом — большой, светлый, построенный в типично греческом стиле, окрашен в оранжевые пастельные тона – давно стал мне родным. Хотя бы потому, что в нём я проводила гораздо больше времени, чем в своём фамильном очаге. Над этим часто шутили мои сёстры, которых тогда было только двое, и они были старше меня, одна – на три, а другая – на пять лет. Дайна – самоуверенная, светловолосая, показывала мне язык, что жутко меня раздражало, а Лада – старшая сестра с волосами цвета мокрой земли — смеялась надо мной и покрывала все выходки средней. Да, было время.

Но в этот день всё стало другим. Драгоценная матушка зашла за мной в середине ужина. Сионид сразу повеселел и, поклонившись и приказав нам не шалить, он вышел с моей матерью за дверь. Через пару минут они вышли, и Сионид как-то по-новому на меня глядел. Намного позже я узнала, что именно в этот вечер они договорились о нашем браке. Но тогда я лишь поёжилась от его взгляда. Когда мы закончили, Мидриана, даже не дав мне попрощаться, выводит меня из дома и идёт сначала – пока мы находимся в зоне видимости Сионида – к дому, но, стоит нам только выйти за пределы двора, матушка резко меняет направление, говоря: ?Медузия, мы сейчас с тобой прогуляемся, ты ведь не против? И говорит она таким тоном, что понятно – если я не соглашусь, всё закончится гораздо более страшным, чем несколько часов в обществе Мидрианы. Лучше бы я тогда убежала – мать даже не держала меня за руку, полностью подчиняя меня себе одним лишь взглядом. Да, глазки у меня от неё. Но я никогда не допущу, чтобы холод в моих глазах стал льдом. Нет. Никогда. Пламя не угасло – оно перестало греть. Стало ледяным. Подчиняющим. Властным. Её взгляда я не забуду никогда. Она, прекрасно понимая это и вовсю этим пользуясь, говорит: ?Вот и всё. Держи этот свёрток?, — она кидает мне что-то, завёрнутое в плотную бумагу, которая очень игриво шуршала под моими руками. Очень сильно захотелось разорвать бумагу и поиграться с ней, вообразив себя котёнком. ?Не смей его открывать!?, — первый раз, когда Мидриана повысила на меня голос. ?Ты будешь стоять здесь и ждать меня. Через сколько я вернусь, не знаю. Ты всё поняла, девчонка?? Ответ был бы глуп, я, хотя и была очень маленькой и недогадливой, интуитивно ощутила, что сейчас лучше не вякать. Детская наивность спасла меня тем, что я совершенно не боялась остаться одна безлюдной на улице. Я просто верила своей матери. Эх, детство-детство! Я стояла, прижимала к себе свёрток и была уверена, что моя драгоценная матушка обязательно придёт, осталось только чуть-чуть подождать. Но постепенно небо темнело, даже появилась луна, неясным предсмертным серпом готовая срубить звёзды, и мне казалось, что вот-вот они должны упасть прямо ко мне на руки. И тут… я, пытающаяся со смехом поймать хотя бы одну звёздочку, слышу вой собак. А в нашем городе они большие. Очень. И страшные. Тот свёрток, что я, забыв приказ матери, отбросила, оказался… свёртком с мясом. Ко мне подбежала громадная собака – видно, вожак стаи – и, схватив его, она, порычав на меня, бодрой рысцой подбежала к своим сородичам – псам чуть поменьше и менее задиристым. Звери с жадностью набросились на добычу и вмиг растерзали её, заляпавшись в крови. И тут я поняла, почему матушка так долго не возвращается. Это – её план. Она хочет моей смерти чужими руками. Становится очень страшно и одновременно интересно. Интересно до какой-то истерики, за пределами границ моего разума. Становиться всё смешнее и смешнее. До слёз.

Вдруг… в глазах одного из – как мне вдруг показалось – волков, отразилась луна, когда он посмотрел на меня.Я, вопреки всем инстинктам самосохранения, которые настойчиво просили стоять и не рыпаться, завизжала и бросилась куда глаза глядят. Споткнулась… пролетела носом по дороге, больно ободрав его об острый, зараза, камень, который возвышался над довольно хорошо протоптанной землёй. Завизжала ещё сильнее, и, кое-как, помогая себе руками и ногами, продолжала двигаться вперёд. Не успела… одна из собак догнала меня и бросилась мне на спину. Я, уже совсем оглохшая от своего собственного визга, повалилась на спину и сквозь своё хриплое дыхание слышала рычание волка. Пришлось действовать быстро – я интуитивно заглянула ему в глаза и… слюна пса, которая стекала с его морды мне на плечо, вдруг стала очень тяжёлой и… затвердела. Дыхание животного так же слышно не было. Я осторожно попыталась стряхнуть с себя собаку, но она стала очень тяжёлой, мне было даже не приподнять её.

Оскаленные зубы, глаза, выпученные в сумасшедшей ярости, ярости борьбы за жизнь… Эти глаза мне долго ещё будут сниться… Тогда я впервые поняла, что значит борьба за жизнь. Раньше мне, как ребёнку, это представлялось забавной игрой, которая может кончиться по первому желанию одного из ?борцов?. Другие псы, видя, что их соратник ничего не делает, но, вроде бы, я не могу с ним спра-виться, начали медленно, осторожно, подступатьближе. Я бы закричала, да сил никаких не осталось – этот пёс был раза в два больше меня и в раз в дцать тяжелее. Но вот луна открылась за облаками… и я увидела то, что заставило меня завизжать – пёс был каменным. Больше я ничего из той ночи не помню. ?Ведьма! Ведьма!?, — я проснулась от чьих-то криков. И тут же воспоминания о прошлой ночи накрыли меня, заставляя закрывать глаза, зажимать уши, только бы не слышать одновременно жалобный вой щенят, оставшихся без отцов, и грозное рычание вышеупомянутых личностей. Начинает припекать солнце. Испуганно жмусь в тень, во тьму. Стоп, а тень-то от чего? Я, полусонная, переворачиваюсь на спину и не визжу лишь потому, что голос осип – надомной… каменная собака. Неужели это она… Неужели… это сделала я? О, нет. Я – ведьма. Моё детское сознание уже буквально трещало по швам. Карточный домик обычного мира обычного человека рушился, и я боялась выглянуть из-за скорлупы, ведь там – неизвестность. А вдруг будет ещё больнее? А вдруг будет ещё хуже? ?Медузия, ты где, проклятая девчонка??, — голос моей драгоценнойматушки сейчас зву-чит для меня мелодией спасения. А вдруг?.. А вдруг, это не моя сила, а лишь чьё-то проклятие? Тогда нужно лишь снять его, и всё будет по-прежнему. ?Уже ничего не будет по-прежнему?, — тихо прошуршал голос внутри меня, но я не обратила на него никакого внимания. А жаль. ?Медузия, будь ты проклята! Покажись, дрянная ты девчонка!?, — нужно подчиниться матери хоть раз по своей воле, а не по её желанию. Я осторожно пытаюсь вылезти, но охотник так просто не отпустит свою добычу, даже если охотник каменный, и ему эта добыча не нужна ни в каком виде – ни в жареном, ни в варёном. ?Эх-эх-эх, Медузия, вот ты где. Да, значит, ты и вправду ведьма?, — мать, кажется, тяжело вздыхает. Как я узнала гораздо позднее, эта ночь была испытанием. Сиониду нужна была нормальная женщина, а не всесильная (ну, тут они, конечно, преувеличили) ведьма. Таким вот странным образом открылись мои способности. Позже отец Артемида всё равно сказал, что именно я нужна ему. Почему не Дайна или Лада? Дайна – так вообще красавица, прелестнее меня во много-много раз, а всё равно. Только я ему нужна. Была.— Да, но магические способности… — я пытаюсь что-то объяснить, но, не погружаясь в мои вос-поминания, что-либо понять он не сможет. – В общем, да. Я согласна.— Тогда пойдём, — Сарданапал крепко держит меня за руку и открывает дверь.Комната превзошла все мои ожидания. Хотя бы потому, что я вообще ничего не ожидала, настолько потонула в своих воспоминаниях. А это оказалась простенькая комната, по размерам – кладовка, не больше.По стенам небольшие полочки, прибитые от пола и до потолка. На досках располагаются перстни, все разные – на одной полке лежат: большой перстень, маленький, золотой, с какими-то непонятными узорами, с красивым камнем… Мой взгляд сразу привлекает перстень, лежащий на уровне моего живота, который, когда Сарданапал, со свойственным ему великодушием, распахнул дверь так, что она с грохотом врезалась в стену, блеснул призывным светом, словно привлекал мой внимание. Мягкий такой отблеск… тянется к свету… мне сразу хочется взять его и поднести к окну, ощутить, как он напивается этой энергией жизни… Я, не задумываясь, протягиваю к нему руку. Сарданапал почему-то держится в стороне. Даже странно. В тот миг, когда я прикасаюсь до него кончиками пальцев… что-то происходит. Но не могу понять – что. Как будто во мне оборвалась какая-то ниточка, тонкая защита, сдерживающая какое-то непонятное мне чувство власти, повеления миром. Ощущения, что я смогу сделать всё, что только пожелаю. Мне это непривычное состояние нравится, но оно длится всего секунду – до того момента, когда я крепко обхватила перстень подушечками пальцев.— Никогда не видел, чтобы кольцо выбирали так быстро и с такой точностью, — мой наставник, как обычно, совсем не кстати возник на горизонте. Хотя он с него и не пропадал, вроде бы. – Чего ты боишься? Надень его!— Что-что? – я засматриваюсь на игру света на перстне и прослушиваю восклицание Сардана-пала.— Надень, говорю, — наставник кивает на кольцо в моих руках. Вот клуша! Забыла, что с перст-нем делать надо? Надеваю кольцо на средний палец, почему именно на этот? Матушка приучила, что на безымянном должно быть лишь обручальное колечко, а на указательном – носить не удобно. Перстень оказывается чуть великоват, поэтому я старалась не сильно махать рукой, дабы случайно не стряхнуть колечко.— Вот, отлично. Теперь пойдём, я покажу тебе, где ты будешь жить, — Сарданапал, не замечая моего желания подумать надо всем случившемся, осторожно взял меня под локоть и повёл куда-то. Куда – я запуталась после третьего поворота.— Твоя комната – рядом с моей, и внутри они соединены дверью. Для того, чтобы было быст-рее перемещаться туда-обратно, — ого! Дам-с. Неожиданность, конечно. А вот приятная или нет – выясним позже. – Не беспокойся, скоро ты будешь здесь ориентироваться. Это совсем не сложно, — ага-ага. Да стену головой проломить легче, чем найти здесь правильный путь! Строитель здесь, конечно, отпадный. В прямом смысле слова.А я уже начала привыкать к коридорам. Они больше напоминают подземелье – мрачные, давящие, они, казалось, хотели сдавить, заставить остаться здесь навсегда, дабы развлечь своими страданиями бездушные стены. Я поёжилась. Сарданапал усмехнулся:— Ко всему привыкнешь, поверь, — хм, сомнительно. Надеюсь, он не садист и будет ходить со мной. Иначе я не знаю, как запомнить это обилие лестниц и коридоров, галерей, просто неболь-ших проходов, больше похожих на трещины, и ещё много разных помещений.Мы поднимаемся на относительно светлый этаж замка. Видимо – жилой. Да, архитектура, конечно, поражает. И воображение.Через несколько проходов и галерей Сарданапал остановился у двух светлых дверей. Понятно.— Твоя комната, — он кивает на ту, что подальше от угла. – А теперь давай начнём обучение, — он открывает дверь в свою комнату и пропускает меня вперёд.— Хоро… ай! – что-то прыгает мне на плечо и начинает царапаться, разрывая платье и больно раня кожу. Если бы наставник не подхватил меня за плечи, я бы упала. – Это… что за… существо? — наконец, мне удаётся отодрать нечто от моего плеча, и… на моих руках смешно барахтается… как они, чёрт возьми, называются?.. сфинксёнок, в общем.— Ох, прости, совсем забыл о нём, — с этими словами наставник выпускает из пальца искру, ко-торая залечивает рану, попутно сшивая платье. — Это сфинкс. Он ещё маленький, когда вырастет – должен стать хорошим охранником от непрошеных гостей, — да, интересное животное. А он милый, кстати. Только царапается, зараза, больно. Плечо потом сильно саднило.— А как оно зовётся? – я осторожно прижимаю сфинксёнка к себе, и он ласково трётся о мою грудь. Тёплый комочек шерсти.— Он.. э… никак, — да неуж то? Ну-ну, сейчас проверим.— Эй ты! —котёнок заинтересованно поднимает голову и мяукает. – Оригинальное имя. Ни с кем не перепутаешь! – да, я, конечно, знала, что у мужчин с фантазией не очень, но это превысило все мои ожидания.Сарданапал сник. Хотя нет, не поэтому поводу. Я слежу за его взглядом и… вижу портрет ка-кой-то довольно красивой женщины, которая… у меня не это, не обострение болезни, нет? И не побочный эффект перенапряга? Как, тоже нет? Тогда чем можно объяснить то, что портрет дви-жется?— Это… э… шевелится? – у меня, конечно, шок. Я же сотни раз рисовала людей, животных, но они никогда не шевелились и, тем более, не двигались!— Ох, прости, забыл тебя предупредить, — наставник быстро накидывает огромный кусок тёмно-лиловой переливающийся ткани на рисунок, который – я не сошла с ума, нет? – подмигнул мне с хитренькой улыбочкой. – Всё, что рисуется магом, когда на его пальце перстень, становится как бы живым, то есть они не могут, например, разговаривать, но, если на рисунке будет, скажем, людоед, то он вполне способен их съесть в условиях своего двухмерного измерения.— Интересно, а как прогнозировать поведение персонажей в этом пространстве?— Никак. Всё заключается в том, что ты думала, когда рисовала. То есть, если ты будешь рисо-вать, например, кошку с мыслями об обезьяне, то и вести себя эта кошка будет как обезьяна. А предугадать действия невозможно. Можно лишь давать рисункам роли, по которым они будут играть, а если рисовать, думая о характере персонажа, то он и будет вести себя так, как нужно при этом характере. Но тут есть одно но: твой человек на бумаге будет вести себя так, как ты воспринимаешь живого человека. Скажем, если твоё восприятие убийцы будет как нечто ласковое и доброе, то он, естественно, но твоей картине не сможет никого убить, а будет, например, собирать цветочки, готовить обед и так далее. Но у другого человека может быть другое его восприятие, именно как убийцы, тогда он начнёт — следуя характеру, заданному тем человеком, что рисовал его — убивать, ну, или, по крайней мере, готовиться к убийству.Он явно пытается заговорить меня, хотя эти движущиеся рисунки и в самом деле интересны. И зачем? И, самое главное, от какой темы он хочет меня отвлечь.— Медузия, мне кажется, ты меня не слушаешь.Ох! Попала. Но ничего – мы девочки упорные.— Нет, я слушаю тебя очень внимательно.— Да? Что-то я не заметил, — и правильно сделал.— Тебе показалось, — не думает же он, что я так легко признаю его правоту?— Ну-ну. Тогда будь добра, скажи мою последнюю фразу, — чёрт. Ну ничего, я уже давно научи-лась отклоняться от таких вопросов.— Последняя твоя фраза показалась мне не значительной для последующего обучения, поэто-му я сочла излишним запоминать её, — меня хорошо дрессировали в детстве, так что обойдёшься, ты меня не проколешь.— Естественно, но как ты можешьзнать, что тебе потребуется для следующего занятия, а что – нет. Ладно, оставим на время эту тему, — отлично. Говорила же, что не подловишь. – А теперь, прошу тебя, слушай внимательно. Это точно пригодится тебе для буквально завтрашнего же занятия, — сволочь. Поймал-таки.Сарданапал начинает рассказывать что-то интересное, но меня не покидает ощущение, что он ходит кругами вокруг какой-то темы, которую ему очень не хочется обсуждать. Минут через двадцать он говорит, пожалуй, слишком воодушевлённо:— Медузия, пора поужинать. Мы совсем забыли о времени, — ложь. Причём совершенно не правдоподобная. Я всегда удивлялась, почему ложь должна быть правдоподобной? Почему она должна быть похожа на правду? Если это ложь, то она должна быть наглой, зачем ей чему-то уподобляться? – Идём, и постарайся запомнить путь, нам не далеко, — судя по размерам замка, которые у меня, впрочем, довольно относительные, ?недалеко? — это коридорчиков эдак с десять, и в каждом по тысячи ответвлений.— То есть? Зачем мне это сейчас запоминать?— Но мы же не будем постоянно вместе ходить. Поэтому постарайся запомнить, — а что ещё мне остаётся делать?Мы выходим из комнаты и направляемся куда-то влево. А путь и вправду оказался простым – после поворота мы вышли на большой коридор, который вёл к громадному – как бальный зал – помещению.— Это Зал Двух Стихий. Здесь мы обедаем, проводим вечера, — а то помещение, в которое он меня раньше водил, разве не для этих целей? Хотя столов я там не заметила, но что мешает по-явиться им там с помощью магии?Напрямую спрашиваю об этом у Сарданапала.— То помещение – для собраний. Это единственное место, в котором тёмные, если они есть, будут сидеть вперемешку с белыми, а не на специальных местах, — это что? Типа карантина, что ли? Чтобы не заразиться от тёмных, скажем, тёмным чихом каким-нибудь? – Древнир любит точное распределение. В этом помещении четверть столов для чёрных магов, а остальное – для белых.— Так это Древнир строил замок? – дам-с. Маг он, может,и лучший, а вот архитектор он, прямо скажем, посредственный.Я оглядываюсь по сторонам. Этот большой зал был выполнен в коричнево-рыжих тонах. Не слишком большие – по сравнению с комнатой для собраний, конечно, — окна, состоявшие из деревянных решёток, оставляли причудливые тени, и казалось, что предметы, на которые они падали, вмиг попадали в призрачную сеть, которая опутывала, не давала пошевелиться. Но это было днём. А сейчас же приближается вечер, и зажигаются факелы. Их неровный, порывистый огонь сметает эти призрачные сети, рвёт их своим яростным, таким живым сиянием. Отблеск этой войны везде: на шторах цвета ночного неба, что давили своей тяжестью, на золотых кубках, которые с гордостью отражают огонь и презрительно не замечают тень, на разноцветном деревянном полу, выполненном в причудливом узоре.Сарданапал осторожно берёт меня за руку и тянет к столам, расположенным на полу из свет-лого дерева. Наверное, так выделяются столы для светлых магов. И что за глупое распределение? Как можно в один миг решить, за какую сторону ты борешься? Как это только подростки делают? Они в себе-то разобраться не могут, а тут ещё положение в обществе выбирать надо…— Медузия, очнись, — тьфу, задумалась. Растеряно киваю в ответ.Мы садимся за столик рядом с Юн и Кощеевым. Те говорят о чём-то, видно, очень важном и ответственном – парочка не сразу нас замечает. Кощеев смотрит на меня, и я чувствую, как он изучает меня взглядом – и такое было лет десять-двенадцать назад. Опускает взгляд ниже и тут же смотрит на Сарданапала. ?Прикидывает, может ли между нами что-то быть?, — думаю я.— Ник, я всё равно тебя не понимаю: смысл в этих обря…, — начинает Юн.— Молчать! – грубо прерывает её Бесс и смотрит на Сарданапал – заметил ли? Придётся оправдываться? И что же это такая за тайна, которую нужно скрывать от моего учителя?— Ник! – Сарданапал укоризненно смотрит на него и качает головой. – Я же говорил тебе: все эти ритуалы и обряды не приведут ни к чему хорошему! Ты хочешь совсем исчезнуть? – милый синоним к слову умереть. – На твою магическую силу ничего не сможет повлиять, — он на мгнове-ние запинается, — или сможет, но ты станешь тёмным магом. Так ли нужны тебе эта сила и бес-смертие, чтобы стать тьмой? Оросив себя кровью, ты не сможешь тянуться к свету – она будет тянуть тебя назад, в землю, — да, похоже, Сарданапал обожает говорить лекции и говорит их при каждом случае – как удобном, так и не очень. И как его затыкать? Кляпом?— Эй! Лучший ученик Древнира! – узнаю этот голосок. Роксана – блондинка с зелёными глаза-ми. – А покороче нельзя? Речи будешь на соревнованиях талдычить, когда оштрафуешь очередного тёмного, решившего немного пошутить.Что за соревнования? Надо бы потом спросить.

— Рокс, не лезь! – хвостатая девица вновь отшивает блондиночку. Интересно, что у них про-изошло?— Юн, тебя не спрашивают, — и вновь всё катится по той же дорожке – Юн прерывает Ян, кото-рая сидит рядом с зеленоглазой Роксаной.— Девушки, спокойно! Обойдёмся без ссор! – Таира. Вылез из сценария, нехорошо.Женщина-солнце кивнула воцарившейся тишине и вернулась к разговору с Древниром, который вообще никак не отреагировал на перепалку. Рядом с ними со скучающим видом сидел Владимир, положив подбородок на кулаки – наверное, это всё ему уже давно надоело.— Медузия, ты так и собираешься просто сидеть? – Юнона кивает на тарелки, которых не было пару секунд назад.После обеда Юнона, по просьбе Сарданапала, разговорившегося с Ником, гуляет со мной по замку.— Может, лучше на свежий воздух выйдем? А то эти стены, мне, честно говоря, уже надоели, — Юн беззаботно тряхнула хвостиками, и ленточки, точно искрящиеся искорки, блеснули в уходящих лучах солнца. Холодный, безразличный блеск – такой, какой и наш мир.Мы о чём-то говорим – хотя скорее говорит Юн, я лишь только поддакиваю – уж больно хочется спать.— Медузия! – ай! Ну нельзя же так резко орать в ухо! Я оглохну! – Ты меня слышишь?— Теперь нет, — за что ты так со мной? Звуки резко нахлынули на меня – кажется, я умудрилась задремать во время ходьбы. Сильно же я устала.— Дам-с… — девчонка растеряна. – Я хотела предложить закончить прогулку, — о! Это прекрасно! – Но… — так. Не понял. — … ты в вопросах не нуждаешься, — усмехается. Хорошо ей говорить. Со злости превращаю какую-то цветастую ночную бабочку в камень. – А вот этого не надо! – Юнона смотрит неожиданно твёрдо. – Зачем ты это сделала? Ты ведь белый маг, а несёшь смерть, — это? Смерть? Но это же ничтожество! Жалкая капля.— Но это же всего лишь бабочка!— Угум. Сначала – всего лишь бабочка, потом – всего лишь люди. Постепенно завышаешь планку ?всего лишь?, ты падаешь с планки человека, поднимая одно, падаешь с другого, Медузия, пойми, — идиотизм. Они сговорились, что ли? Светлая пропаганда, чёрт подери! – Я когда-то была похожей на тебя, — да неужто?— В смысле?— Ну, так же думала, что всё это – ерунда, — она чуть смущённо улыбается. – ?Законы, да для кого они нужны?? – думала я, — ?у меня ведь есть сила! Я могу делать, что хочу! Они не смеют мне запрещать! Да как они смеют, после всего, что я пережила, мне ещё и указывать, как жить?? Только сейчас я понимаю глупость своих мыслей, — печально улыбается прошлому.А мы уже почти подходим к дверям – в очередной раз поражаюсь, как люди могут здесь ори-ентироваться?— А что с тобой произошло?— Эм… давай не будем об этом говорить, — качает головой. Наверное, больно. – Ну всё, пока! – слишком поспешно прощается.— До завтра.Подхожу к дверям – из-под двери Сарданапала струится свет – не спит, значит.Я прохожу в свою комнату и сажусь на кровать, осматривая помещение. Небольшое окно, выходящее на… воздух – высокое строение этот Тибидохс, однако. Стены окрашены в светло-оранжевый цвет; в углу – массивный шкаф тёмно-коричневого цвета; пол – узор в переплетении из деревянных досок. Довольно мило, в общем. Медленно провожу рукой по мягкому, приятно шершавому и ласкающему ладони, покрывалу. Тёмно-синее полотно отливает лёгким фиолето-вым сиянием, которое дополняло изящный цветочный рисунок. Чувствую, как руке что-то мешает – это я случайно зацепилась за ткань кольцом. Осторожно – наверное, чего-то боясь – снимаю кольцо и верчу его в руках, наслаждаясь игрой света. Оно мне что-то напоминает… Достаю шнурок, висящий на шее, из-под платья и опускаю кольцо, что висело на этой цепочке, на ладонь. Металл, нагревшийся от тепла моего тела, приятно согревал ладонь и грел глаза своим лёгким золотистым сиянием. На тонком колечке было три изумрудика, выложенных в ряд. Я стояла на балконе и смотрела… да никуда я не смотрела! По моим щекам текли слёзы, мешая вообще что-то увидеть. Он умер. Артемид умер. И всё из-за моей драгоценной матушки. Не могу больше оставаться здесь. Решение было принято мгновенно… Я ворвалась в свою комнату, схватив на лету плащ, висевший у двери, и кинулась к столу. ?Нужно взять с собой сумку?, — пронеслась в моей голове удачная мысль, и, пока я пыталась найти сей предмет гардероба, мне показалось, что кто-то открыл дверь. Без стука? Это глупость, никто не мог так сделать. Приведя для себя такой убийственный — как мне тогда казалось — довод, я даже не повернулась. Когда сумка была найдена, я повернулась за кошельком, который остался на столе, и… кожаная материя с мягким шуршанием опустилась на пол. Передо мной стоял непривычно серьёзный Сионид. ?Сбежать решила??, — я лишь кивнула в ответ. Глупо отрицать очевидное. ?Наверное, я не должен так поступать… всё-таки я уже заключил договор… причём довольно давно…?, — казалось, что он убеждает себя в чём-то. Я смиренно стояла, опустив глаза. По щекам прокатилась пара слезинок. В раздражении резко стёрла их кулаком – не время для слёз. Похоже, этот мой жест заставил Сионида принять какое-то решение. ? Я, конечно, поступаю сейчас вне закона… Но мне хочется, чтобы ты была счастлива?, — счастлива? Конечно-конечно. Да я сейчас прямо скончаюсь от счастья — Артемид умер, а моя матушка – человек, с которым я живу в одном доме! – подстроила его смерть, через пару дней я выйду замуж за нелюбимого человека и полностью лишусь свободы – чего ещё можно пожелать? Только одного – умереть пораньше бы. Вот единственная моя мечта. ?Поэтому я решил?, — тем временем продолжает он, — ?что я помогу тебе сбежать!? Вот этих слов я точно не ожидала услышать. Это он? Это – Сионид, человек, который договорился с моей матушкой о браке со мной, ещё когда мне пять лет было? По-моему, это моё воображение разыгралось. Но нет – Сионид стоял передо мной, так, что, если бы я захотела, я бы смогла докоснуться до его щеки. ?Ответь что-нибудь?, — тихо попросил он. ?Я не…?, — и что я могла сказать ему? Что я в шоке от его слов? Да это и так понятно. ?Ты согласна, да? Ты ведь действительно хочешь уйти??, — казалось, он хотел, чтобы я ушла, но одновременно желал моего присутствия рядом с ним. ?Почему ты это делаешь? Для чего?? ?Я тебе уже говорил. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А держать птицу, которая живёт свободой, в клетке – это будет наказанием и для тебя, и для меня. Да и Мидриана явно не будет давать тебе покоя. Надеюсь, тебя устраивают мои причины??, — я опять могла лишь кивнуть. Слов просто не хватало. Столько свалилось на меня за один вечер. Казалось, столько событий и не происходило за всю мою семнадцатилетнюю жизнь, а тут – за несколько часов! Я не сломалась тогда только благодаря Сиониду. ?Тогда чего мы ждём??, — он схватил меня за руку и попытался куда-то потащить, но я, наконец, смогла воспринять ситуацию полностью. ?Да хотя бы того, чтобы я собралась. Или ты хочешь отправить меня прямо так, а? Ты не меняубийца, случаем??, — он усмехается. ?А у кого-то осталось чувство юмора. Ты не очень-то и скучаешь по Артёму? Зачем он мне напомнил? Причинить мне боль решил? Ладно, мысли потом. Сейчас они слишком много стоят. Так, не забыть про кошель. Через полчаса бестолковых метаний по комнате вроде бы появляется план действий и кое-какое наполнение для сумки. ?Идём?, — мы выходим самым подозрительным способом – через дверь. Сестёр и матушки нет дома, поэтому незачем выполнять кульбиты, выпрыгивая из окна. Да ещё и сумкой по голове шандарахнуть может… Мы вышли на крыльцо, и резкий запах ударил мне в нос. Запах свободы. Я поняла – больше я сюда не вернусь. Возможно, через много-много лет, когдастану совсем взрослой. А тогда цвет неба буквально вскружил мне голову – это был цвет надежды. Раньше я никогда не всматривалась в небо, тем более вечернее – считала эти вещи слишком обыденными для моего внимания. А ведь это совершенно не так – оно всегда разное. Меняется неуловимо и быстро, вечно плавно перетекает из одного состояния в другое. Такое далёкое, непостижимое. Но – во мне говорила совсем ещё девчоночья самоуверенность – я достану до неба, дорасту до звёзд и схвачу их охапкой, швырнув о землю.?Эй, чего ты? Решила-таки остаться??, — надежда прозвучала в его голосе, надежда и… боль. Сионид теряет сейчас гораздо больше, чем я – он теряет и меня и Артемида. Я же – только своего друга. Как не жаль, но мне пришлось убить его надежду: ?Нет. Я ухожу?. Он ничего не отвечает, только молча подаёт мне руку и ведёт к порту – мы решили, что мне нужно безопасности ради переправится на другой берег. Сухая земля шуршит и шипит под ногами, как рассерженная змея. ?Ты вернёшься? Ради меня??, проговорил он чуть ли не скороговоркой и тут же добавил уже более спокойным голосом: ? Естественно, не сейчас. Потом. Лет через десять?? ?А ты готов ждать??, — не верилось мне, что он готов столько ждать. ?Да?, — кивает как-то обречённо. А мы уже подходим к пирсу – вода переливается, как змеиная чешуя – тёмно-фиолетовыми, мутными отблесками — такими, как о моё будущее – они манили в глубину, заставляли забыть страх и броситься в омут событий… то есть глубину вод, конечно. Кто знает, что там, на дне??Ну вот и всё?, — резко выдыхает Сионид, ия буквально слышу, как что-то внутри у него обрывается. Так обрывается последняя связь с прошлым и появляется надежда на будущее, а вот настоящему не повезло: оно только лишь где-то на состыковке. Сионид бросает пару золотых монет на стол старику, тот кивает, встаёт, и, то ли покряхтывая, то ли что-то бормоча себе под нос, отвязывает лодку и кидает нам вёсла – грубое дерево больно впивается в кожу, тут же оставив в память о себе пару болезненных заноз. Сионид проворно – ага, чуть не свалился! – забирается в лодку, и, усердно качая её, попытался подать мне руку, но, потеряв равновесие, задел ногой сидения и упал, успев подставить руки. Старик не успел скрыть смешок. Сионид вспыхнул и едва не проткнул того мечом (и куда только делось его полная дезориентация на водном пространстве?). Старичок, с чуть ли не суеверным ужасом в глазах – он, наверное, думал, что мы обычные крестьяне — отскочил и, усердно пряча лицо, принялся помогать Сиониду – показал, как правильно управляться с водным сооружением, осторожно провёл меня на лодку, хотя, впрочем, я на лодке держалась вполне прилично. Во всяком случае, равновесия не теряла. ?А тебе не кажется, что уместнее было нанять слугу??, — сказала я после пары минут ?плавания? — мы не то, что почти ничего не проплыли, так ещё и не в ту сторону. Мужчина упорно сжал поплотнее губы и, всё так же ничего не отвечая, усерднее заработал вёслами.Через пару часов, когда небо стало совсем тёмно-синим, как будто на небе свернулся огромный синий змий, а звёзды – это отблески на его чешуйках. Лодка тихонько стукнулась о каменный берег у порта. Здесь, казалось бы, всё было другим – запахи, цвета, даже небо и расположение звёзд изменилось – это был уже другой мир. Мир, в котором, мне подумалось, нет места для меня. Но — раз уж я решилась – нужно идти вперёд. Сионид, который уже смог стоять на лодке без чьей-либо помощи, подал мне руку. Не понимаю, я что, такая беспомощная? Не замечая его руки, выбираюсь сама. Правда, я при переходе потеряла равновесия и едва не свалилась, замочив-таки подол платья и цветные ленточки, которыми были украшены мои волосы.?Вот теперь всё?, — и это сказала я. Обречённо кивнул – всё то же бессловесное горе.Он стоит на шатающейся лодке, но, кажется, даже не замечает этого, лишь интуитивно удерживает равновесие. ?А я всё равно буду тебя ждать!?, — и, не дав мне опомниться, он резко отталкивается от берега. Когда я смогла связать хотя бы пару слов, он был уже в десятке метров – не услышит, даже если я прокричу – поднялся сильный ветер. Обречённо покачала головой, и – просто невероятно! – одна мокрая ленточка, кажется, голубая – в темноте, да ещё и когда она мокрая сложно разобрать, и ветром её относит… прямо к Сиониду! Мокрая полоска ткани охватывает его руку на подобие браслета. Я не уверена – уж больно плохая видимость – но вижу, как на его щеках что-то блестит. Неужели слезы? Но он чуть улыбается.Мои воспоминания прерывает громкий хлопок дверью – я аж подпрыгиваю на кровати. Ого! Это было в комнате Сарданапала. Что же там за разборки среди ночи?Ладно, плевать. Его жизнь, лишь бы спать не мешали.И действительно, пора ложиться спать.Пытаюсь найти расстёжку. Не мог же он про неё забыть. Ну что за человек! Забыть сделать застёжку– это не то, что безответственность, это уже что-то хроническое.Подпрыгиваю, чтобыточно удостоверится, что на спине ничего, с помощью чего можно было бы расстегнуть платье, нет. Ровно как и сбоку.Из-под его двери бьётся лучик света. Ну, надеюсь, он там не с девушкой. Хотя с кем? С Вида-ной? Или Роксаной? Усмехаюсь и стучу в дверь.— Да, Медузия, — так, и как он узнал, что это я? Тьфу, а кто ещё может стучать из этой комнаты?Вхожу в помещение и тут же ослепляюсь каким-то огненным светом. Я и не заметила, что в комнате моего наставника есть камин. А у Сарданапала он есть.И сильный – от каменного сооружения веет теплом и светом. Закрываю рукой глаза.— Что-то случилось? – ага. Я поняла, что ты безответственный.— Угум. Как ты предлагаешь мне переодеться?— Не понял, — ещё и непонятливый. Ужас!— Я тоже не поняла – где расстегивать-то? – судя по его лицу, о такой обыденной вещи, как за-стёжка, он, в общем-то, и не задумывался.— А зачем тебе расстегивать? – а-а-а! Он меня убьёт своей непонятливостью!— Ладно, у тебя кинжал есть?— А что ты с ним будешьделать? – расплавлю и выпью, а рукоять в качестве закуски исполь-зую, блин!— Но платье-то снять надо?— Для чего? – это что, уже всё? Того? Выключилась голова? А днём умным казался. Ну, относительно.— Как я, по-твоему, спать буду?— А так нельзя? – это… вообще как? Он, похоже, где-то, но явно не здесь.— Дай мне кинжал, и больше не напрягайся, — ладно-ладно, только кинжальчик дай!— Да зачем он тебе? – тьфу ты!— Просто кинжалдай, чёрт возьми!— Хорошо.— И где он?— Обернись.Я оборачиваюсь и вижу,что на стене висит кинжал. Чёрт! А он красивый. Кинжал, то есть. Зо-лотая рукоятка, украшенная причудливым узором, напоминающая чем-то дракона, обвивающего рукоять. Там, где она совмещается с металлом, находится голова дракона. А на конце же рукояти узор, изображающий хвост дракона, очень игриво завёрнутый в какое-то подобие завитушки. Лезвие – не слишком длинное, даже, пожалуй, толстоватое для такой длины.Протягиваю руку и, чуть поежившись, кладу в руку прохладный кинжал. Дерево тут же отозвалось приятным теплом. Вдруг кто-то жалобно мяукает. Я, от неожиданности едва не выронив кинжал и каким-то непонятным кульбитом сумевшая удержать оружие в руках, поворачиваюсь к двери. Провожу взглядом левее, левее… и вижу чей-то нос ярко-розового цвета. Это что, один нос в воздухе висит, что ли? А, это мяукающий владелец носа спрятался за чёрным в золотисто-красный узор покрывалом, просунув нос в дырочку на материи.Похоже, я знаю, кто это. Убираю тяжёлую ткань, заталкивая её вверх на кровать, украшенную немного простоватыми, но изящно исполненными фигурками зверей, и вижу сфинксёнка, непонятно как запутавшегося в ремне, который, наверное, принадлежал Сарданапалу.— Ты бы помог своему питомцу!— А? – рассеянно отзывается хозяин комнаты. Ладно, самой легче будетюСажусь на корточки и осторожно беру совсем обезумевшего от страха маленького сфинкса. Он царапается с таким остервенением, что я едва не выпускаю его из рук.А сфинксёнок мягкий. Кое-как удерживаю его на одной руке, а другой стараюсь освободить животное от пут. И как он умудрился так запутаться? Всегда поражалась этой особенности у ма-леньких животных и человеческих малышей. Медленно переношу этот царапающийся комок шерсти к себе на колени, дабы свободны были две руки. Сфинкс, каким-то чудом не порвавший моё платье, извивался под руками, пытаясь самостоятельно вырваться. И почему он не понимает, что я хочу ему помочь? Почему люди не понимают?..Стоп, сфинкс – не человек, это я уже уехала от действительности, в которой у меня все руки уже расцарапаны. За один вечер изранить плечо и ладони – это мне повезло.Наконец, когда я распутала-таки это несчастное создание из тех препятствий, что он сам себе нагородил, я вспоминаю, что, вообще-то, кинжалом было бы быстрее. Но – не интереснее. Усмехаюсь.

Господи, как я устала! Беру это ?холодное оружие?, которое я положила у ножки кровати, и поднимаюсь, отряхивая колени. Взмахнув руками – едва не потеряла равновесие – кладу довольно мурлыкающего сфинкса на кровать. Надеюсь, Сарданапал не будет против. Оборачиваюсь и вижу, что мой наставник не поменял положения в пространстве даже в сторону пола. Глаза слипаются… И что так потрясло лучшего ученика Древнира? Не важно, главное – не перепутать кровати… А всё-таки? Таки не таки, завтра узнаю.Закрываю за собой дверь. Прохожу в комнату и зажигаю свечу. Она освещает комнату неров-ным, порывистым светом.Подцепляю кинжалом завязку на корсете, и она, словно вода, плавно рассекается под острым лезвием. Как только корсет был снят, все остальные юбки просто упали с меня. Я же осталась только в одной рубашке, смутно напоминавшую платье для сна. Лучше бы штаны, конечно, но сейчас это уже не так важно.Задуваю свечу и ложусь в постель, которая показалась мне каким-то мягким облаком.