Часть 1. Солнечное затмение (1/1)

Кирпичная пятиэтажка в одном из самых грязных районов Сицилии – не то место, куда возят толпы туристов с камерами наизготовку. Улицы здесь освещаются не яркими фонарями, а заманчивыми вывесками.Он находится прямо между потускневшим неоном с надписью ?Пиццерия? и скромной аптекой в соседнем доме. Яркие лампы складывают название ?Грешники?, а ниже надпись, почти не различимая в темноте.Это не называют гей-клубом. Скуало щурится в буквы, вырезанные из блеклой золотистой бумаги, с оборотной клейкой стороной. Это называют ?Бар/Клуб?. Никто не кричит на углу, что это заведение для людей с нетрадиционной ориентацией. На рекламном баннере не написано, что здесь можно ебать малолеток одного с тобой пола. Только часы работы, сообщение о пятничных конкурсах, и обещание одиннадцатого коктейля в подарок. Пойло для тебя и твоего дружка, которого ты захочешь отвезти домой или в мотель. Все заканчивается одинаково – у стены, в подъезде, на родительской кровати.В соседней аптеке самый ходовой товар – смазка и презервативы. Чистоплюи берут клубничные для орального секса. Скуало запасается самыми простыми, получая в подарок картонку с нарисованным пистолетом и надписью ?Sex Mafia? - освежитель для машины. Луссурия смеется, радуется подарку и украдкой поглядывает на размер резинок.Скуало кидает ?Секс мафию? в мусорку, убирая пару презервативов в задний карман джинсов. Они не для орального и даже не для анального секса. Луссурия еще пытается порекомендовать разогревающую смазку, но сдается под тяжелым взглядом старшего по званию. Скуало натягивает капюшон, протискиваясь в душный клуб.Вопреки всем ожиданиям, внутри нет оравы трахающихся педиков. От динамичной музыки, льющейся из динамиков с выкрученным до предела рычагом громкости, закладывает уши, а от настойчивого бликующего строба хочется закрыть глаза. Скуало себе не позволяет – слишком много интересного происходит вокруг. Он сразу отводит взгляд от лижущихся парней, им не больше двадцати, они, в отличие от него, могут себе позволить быть вульгарными. Он – второй человек, после босса. Он капитан элитного отряда убийц. Он пидор, по совместительству. И он впервые в гей-клубе, хотя, это место так не называют.Скуало сразу же кидается к бару, занавешивая лицо челкой, но слишком много людей обращают на него внимание. Смазливый бармен осведомляется, что нужно красавчику, и удивляется, доставая из-под стеллажа чистый виски. Луссурия заказывает коктейль, а Скуало, он еще не заказал первые десять, но уже получает ?Секс на пляже? в подарок, потому что красивый. Очень.- Ску-чан, ты не должен напиваться! Стоит сначала потанцевать.Луссурия картинно всплескивает руками, обхватывая губами длинную тонкую трубочку. Когда он наклоняется к Скуало, его голос звучит намного серьезнее, а движения гораздо более сдержанны.- Ну, как тебе?Скуало пытается рассмотреть все и сразу. Мужика, облизывающего шест на сцене, потому что сегодня пятница и день мужского стриптиза. Флиртующего бармена с жесткими волосами с выбеленными прядями, закрывающими половину лица. Мужчин в вымокших насквозь рубашках, поднимающих ладони к потолку, танцующих в такт музыке. Солидно выглядящих людей со второго этажа, вальяжно рассевшихся на диванах из винила, прожженного тысячами сигаретных окурков. Десятки губ, обхватывающих трубочку в ?Космополитене? так, словно уже сейчас готовы сосать. Все пытаются выставить напоказ свою похотливость, доказать свое мастерство. Скуало отворачивается к стройным рядам бутылок, составляющих алкогольный ассортимент, и сквозь зубы цедит:- Помойка.Луссурия цокает языком и приподнимает солнцезащитные очки, подмигивая какому-то зазевавшемуся пидриле. Парень засмотрелся на Скуало, и теперь отшатывается в сторону, заметив облизывающего губы хранителя солнца.- Это, между прочим, мой любимый клуб! Скуа…Луссурия чувствует удар в живот. На первый раз Скуало бьет здоровой рукой, так что он быстро выпрямляется, снова улыбаясь всем вокруг. Варийское солнце – такое яркое.- Без имен.- Как захочешь, сладкий. Но все же, постарайся отложить сегодня свою гордость в задний карман джинсов.Он проводит ладонью по ремню Скуало, не решаясь опустить руку на углубление с гондонами.Щенку, пытающемуся его снять, около тридцати. Он приятно улыбается и заказывает две стопки текилы, хотя видит, что Скуало пьет виски. Мечник оглядывается по сторонам, бессознательно ища глазами Луссурию, но мамочка, похоже, нашла очередного папашу в их безумную семью. Скуало стискивает изящную длинную рюмку, когда к нему подсаживаются ближе и начинают что-то расспрашивать. О семье. О работе. О любимых позах.Впечатление о взрослом гее, предпочитающем текилу дешевым сладким коктейлям, разбавленным водой наполовину с гренадином, быстро портится. Скуало говорит, что он руководящее звено в одной из именитых компаний и едва удерживается от привычных оскорблений. Когда ему протягивают повтор порции, он замечает на предплечьях незнакомца два икса, скрытые под манжетами стильной рубашки.- Десятки?Мужчина качает головой, подается вперед, отгибая края капюшона Скуало.- Просто кресты. Римские цифры красивые. Ты тоже.Скуало тошнит от выпитого алкоголя и стойкого запаха парфюма. От трущихся друг об друга педиков. От обманчивой внешности, за которой скрывается обычный трусливый любитель членов. Он запрокидывает голову назад, выпивая стопку. Капюшон сползает с головы и по плечам рассыпаются белый дождь его волос. Парень открывает рот, брезгливо отшатываясь.- Ты что, транс? Зачем ты нацепил на себя эту хрень?- Они мои, ублюдок!Мужчина недоверчиво тянет руку к белому каскаду. Скуало думает о том, чтобы заломить ему руку за спину и выломать кости, но это не кажется хорошей идеей в гей-клубе, полном охранников. Он уже представляет заголовки на первых полосах завтрашних газет ?Кровавое убийство в развлекательном заведении для людей с нетрадиционной ориентацией?. В СМИ не говорят ?пидорасов?. В статье даже не напишут, что кто-то подавился членом и умер от удушья, когда варийский капитан вошел в раж. В ежедневном некрологе будет стоять имя молодого паренька, напротив – причина смерти. Удушье. Совсем не ?поперхнулся членом своего ебаря?. И Занзас, он точно будет расстроен поведением своей правой руки.Скуало позволяет коснуться невесомых мягких прядей, и парень смотрит на них как на плавленое серебро в своих руках.- Охуеть. Я в жизни таких не видел.Мечник лениво подпирает рукой подбородок. В конце-концов, ему купили выпить, и с убийством можно немного повременить.- Я всю жизнь их отращивал.Парень сжимает выскальзывающие пряди в руках, накручивает крупные локоны, подносит кисточку концов к себе, мягко водя по щеке.- Я слышал одну легенду. Про мечника, который поклялся в верности своему дону. Этот тип не стриг свои волосы во имя клятвы, даже когда они волочились за ним по земле, все в крови и пыли. Такой верный.Скуало раздраженно перебрасывает волосы на одно плечо, жестом подзывая бармена.- Пиздец верный. Влюбился он в босса, что ли. Дерьмо твоя легенда.Собеседник смеется, боязливо убирая руку с его плеча.Скуало выглядит пьяным и очень опасным. Но человеку, с зашкаливающим уровнем алкоголя в крови, плевать. Он толкает мечника к стене и наматывает волосы на кулак, открывая ухо. Поцелуи настолько слюнявые, что Скуало кажется, будто его шею облили водой. Он уворачивается от пьяных губ, когда его пытаются втянуть в свою инициативу. Он просто стоит столбом, пытаясь вспомнить все уроки Луссурии. Где-то у этого мужика должен быть хер, и Скуало уже не уверен, что он там же, где и у него. Когда между его ног втискивается колено, он вспоминает.- Они не опускаются ниже поясницы. Даже за восемнадцать лет.Любовник не обращает на него внимания, дергая надежно застегнутый ремень. Аксессуар не поддается. Только не в пьяных руках, только не этому неудачнику.- Блядь, ты понимаешь, что они не волочатся по земле?! Его бы это просто взбесило.Яйца до боли придавливают бедром, и сопение в ухо раздражает. Вылизанный с ног до головы, он отталкивает от себя незадачливого партнера, и с размаху бьет неживой рукой по затылку.- Так и знал, что ты не справишься.Луссурия всплескивает руками, присаживаясь на корточки около расползающейся багровой лужи. Скуало сплевывает в чужую кровь, натягивает рукав и пытается стереть слюни со своего лица и шеи. Он до раздражения натирает кожу, пока Луссурия не хватает его за руки. Приподняв солнечные очки, он цепляет их на голову, топя одну дужку в разноцветном хвосте.- Это важно, ублюдок! Эти сраные волосы – это важно! Наша клятва – это, блядь, важно!- Ну-ну, Ску-чан, успокойся. Я встретил по-настоящему чудесного парня, а твоя клятва испортила нам вечер. Он знает, что такое муай-тай и обещал продемонстрировать мне пару приемов.Луссурия мягко берет запыхавшегося Скуало под локоть, ловко огибает лужу крови, спешно выводя его из подсобного помещения клуба.Солнце тепло улыбается, ловя лимонно-желтое такси. Оно вталкивает Скуало в салон, не переставая трещать с водителем, называет адрес, ограничиваясь названием улицы, и таксист долго упирается, пристально рассматривая подозрительных клиентов. Луссурия протягивает деньги сразу же, гораздо больше, чем стоила бы поездка до соседнего города, и водитель приветливо улыбается в ответ, лихо срываясь с места.- Тот парень, у него, наверное, был какой-нибудь… мужик?Луссурия перестает напевать себе под нос и посылать соблазнительные взгляды таксисту, подмигивая во внутрисалонное зеркало.- Партнер, Ску-чан? Нам трудно найти себе любимого, так что, нет, не думаю.Скуало выискивает взглядом неприметные бары, где прячутся такие же педики как и те, на которых он смотрел сегодня. Как тот, который пытался трахнуться с ним в грязной подсобке. Но машина едет только по благопристойным районам, застроенными уютными семейными квартирами. В каждом доме свой маленький магазин продуктов на углу, парковка для машин, стойки для проката зонтов и собачьих поводков. Эти ребята из тех, что приносят пироги новым соседям и предлагают лимонад в жаркий летний полдень. Они никогда не пробовали настоящий виски, покупая в подарок родственникам дешевое пойло из супермаркета напротив. Примерные мужья украшают упирающуюся макушкой в потолок елку, думая о новом кружевном белье жены. И никогда – о стоящем члене соседа. За них об этом думает Скуало.Он хочет согласиться и сказать – вам трудно. Но вместо этого соглашается и говорит:- Нам трудно.Луссурия посылает еще один воздушный поцелуй в зеркало, удивленно смотря на Суперби.Они доезжают до района, где бросили служебную машину, уже далеко за полночь. Скуало рвется сесть за руль, но Луссурия безапелляционно сажает его на заднее сиденье.- Там была подушка, Ску.- Трахаешься прямо в машине?Скуало морщится, укладываясь максимально удобно в просторном салоне. Его тошнит от выпитого и ощущения чужих прикосновений на коже. Босс прикончит его, если он наблюет на коврики штатной машины.Когда они притормаживают на светофоре, Скуало приподнимется, чтобы обозначить для себя их местонахождение. Рядом – знакомый салон мужской обуви, босс любит заказывать там туфли. Он берет на всех и разом. Всю линейку, все фасоны, просто скупает из магазина половину склада, постоянно повторяя, что ?мусор не должен позорить его на банкетах?. Скуало досталась пара остроконечных туфель из последней коллекции, а Луссурии – обувь с мягким круглым носком и броскими железками. Как будто босс и вправду выбирал, а не кинул на прилавок кредитку-однодневку.- Хорошенькие, а?Луссурия кивает подбородком на парней, переходящих дорогу. Они выглядят так, как будто только что вернулись с пляжа. Солнцезащитные очки затягивает дымка, а за разноцветные гавайские рубашки хочется убить без сожаления. Такие ребята делят друг с другом грошовые местные сигареты, забираясь под широкий шезлонг, чтобы оценить достоинства посетительниц пляжа. Такие очень любят телок.- Паршивый у тебя вкус.Скуало предпочел бы быть одним из них, чем так. Тоже целыми днями окунаться в мягкие изумрудные волны моря на Корсике, обсуждая купальники приезжих баб и короткие юбки местных потаскух.- У тебя намного хуже, не так ли?Луссурия слишком резко срывается с места, заставляя Скуало болезненно прижаться лбом к переднему сиденью.***Скуало привычно орет и размахивает оружием по любому малейшему поводу. Белу достаточно неловко повернуться и пролить стакан молока, чтобы Супербиа схватился за меч. Фран может оставить свою нелепую шапку в общей гостиной, и Скуало уже достает заряженный пистолет.Он нагружает себя работой, выполняя сверх нормы за половину членов их отряда. Просто идет по коридору, заворачивая в кабинет босса, чтобы получить очередной дебильный приказ. Еще немного, и заданий не останется вообще. Еще немного, и Скуало начнет подрабатывать горничной в их штабе.И когда он уже всерьез задумывается внушить боссу идею о генеральной уборке в его рабочем кабинете, Луссурия прерывает его мысли:- Тебя это беспокоит? Нереализованная сексуальная энергия. Тебя это беспокоит?- Эй, мне убить тебя?Луссурия примирительно поднимает руки, жестом прося Бела выйти из комнаты.- Ску-чан, есть вещи, которые меч не способен рассечь.Скуало набирает в легкие побольше воздуха, чтобы достаточно ясно объяснить Луссурии и остальным окружающим свою точку зрения, когда Солнце берет его руки в теплые ладони, понижая голос:- Но для этого у тебя есть я.Можно было поехать в один из тех придорожных мотелей для влюбленных пар. Те заведения, где никто не сможет узнать офицеров Варии в лицо. Где трескается краска на стенах, а простыни сменяются по три раза в день. Целые здания, построенные для того, чтобы клиенты могли нормально спустить. Обители секса. Придорожные траходромы. Чашка кофе с утра входит в стоимость номера. Презервативы и смазка входят в счет. Еда наоборот, стоит дороже, чем вся ночь со снятыми шлюхами.Скуало ждет, что они поедут в один из этих Лав Отелей, накинув капюшоны на головы, скрыв лица. И потом он выясняет, что Луссурии не нравятся тамошние скрипучие кровати и крики из порно за тонкими стенами с облезлыми обоями. Его, видите ли, блядь, не устраивают жесткие полотенца, липкие банки со смазкой, которой уже кто-то пользовался. Он покупает свою, абсолютно новую, с приятным пряным ароматом и, с видом знатока, раскатывает ее по пальцам, глубоко вдыхая запах.- То, что нужно.Он берет ?ту-что-нужно? смазку, свинчивает крышку и аккуратно оставляет ее на прикроватном столике, рядом со стопкой пушистых полотенец для лица.- Наверняка одно из них когда-нибудь окажется в ванной босса.Луссурия заискивающе смеется. Верно. Полотенца стираются огромной грудой и кладутся в общий шкаф, чтобы их можно было взять в любое время по необходимости. Скуало передергивает, когда он представляет, сколько раз об махровые тряпки вытирали испачканные спермой руки. Свое он купит себе сам. Завтра же.- Ты, наверное, шутишь? Хочешь, чтобы половина штаба сбежалась на еблю?Луссурия охает, снимая очки.- Ску, как ты можешь так говорить о своей девственности?!Они долго спорят на пониженных тонах. Скуало шепчет, что не собирается ебаться прямо в особняке Варии. Напоминает, что дверь в кабинет босса – дальше по коридору, третья слева. Заявляет, что никогда не замечал глухоты ни за кем из штаба Варии. Луссурия несет хуйню про ?важные шаги?, про шлюх в клубах и малолетних хастлеров на улицах. Рассказывает про свой первый раз, периодически водит подушечкой пальца по подбородку Скуало, прикрывая удивленно распахнутый рот. Обещает, что все будет ?сказочно? и, если получится, ?волшебно?.Скуало затыкает своим кулаком его рот и быстро расстегивает замок ширинки. Луссурия складывает губы в удивленное ?о?, немного растеряно запирая дверь. Скуало глотает свою гордость, что с горьким вкусом виски, отсоединяет меч, по привычке надевая на руку длинную перчатку. Стоит колом и низ живота разрывает от желания ощутить член внутри. Хочется стать одним из тех пляжных парней, обгорающих на солнце день за днем. Чтобы не нужно было быть сильным, за кем-то идти, за кого-то сражаться. Чтобы единственное глобальное проблемой стало раскрытие капризного шезлонга каждое утро. Спрятаться от солнца и не видеть неба. Неба, блядь, не видеть.Скуало смотрит на отражение тусклых ламп в очках Луссурии. Когда он спускает штаны, вынимая член, хранитель солнца хватается за дужку, срывая их с лица. Он присвистывает, пожирая беззащитными глазами карамельно-розовый член, блестящий от смазки, как глянцевый. Скуало цыкает, с силой ударяя в упругий бок.- Прости-прости, я всего лишь засмотрелся. Ты чудесен, всего лишь чудесен.- Всего лишь прекрати быть таким педиком.Скуало хочется орать, но он шепчет и пытается скрыть смущенность. Луссурия скидывает с плеч пальто, оставаясь в тонкой майке. Тянет руки к нагому, и осторожно скользит умелыми пальцами по головке. Проводит вдоль по всей длине, взвешивая в ладонях потяжелевшие яйца, царапает ногтями плюшевую кожу мошонки, спускаясь к щели между ягодицами.Супербиа трясет от прикосновений. Он делит стыд напополам с накатывающим ленивыми волнами удовольствием. Он почти кончает, когда Луссурия водит подушечками пальцев по окружности ануса, и когда думает о Занзасе. Руки у босса – вот это ?волшебно?. Он как будто из тех смазливых мальчиков под солнцем. Босс с ним бы не стал церемониться, просто вставил бы и спустил, втрахивая своего мечника в кровать. Не стал бы. Трахать не стал, Скуало точно знает.Но есть опытный Луссурия, помогающий избавиться ему от трогательных комплексов. А он уже и думал, что помрет девственником. И другого-то не ждал, просто не рассчитывал, что доживет до того времени, когда решится, наконец, с кем-нибудь перепихнуться. С его-то работой. Надо было еще в школе, когда не так больно и не так стыдно. А сейчас его гордости очень больно.Луссурия просит встать раком, и Скуало тут же распахивает глаза, и даже говорить не приходится, что кто-то тут охуел. Мамочка терпеливо объясняет, что так ему будет легче, потому что ?кольцо сфинктера будет в меньшем напряжении? и ?это облегчит проникновение инородного предмета?, и ?полушария ягодиц раскроются естественным образом, как бутон розы расцветает на рассвете, Ску-чан, как бутон на рассвете?. Скуало не знал, что так поэтично можно описывать пальцы в заднице. Пораженный лирикой, он переворачивается на живот, поправляя член, упирающийся в матрас.- Я же сказал ?на корточки?, Ску…Скуало упирается коленями в матрас, и, видимо, делает что-то неправильно, потому что Луссурия в следующую секунду шипит ?Не зажимайся!?. А он зажимается, и полушария ягодиц совсем не хотят раскрываться бутоном на рассвете. Он видит на своем члене сильную мужскую руку, оттягивающую крайнюю плоть, обнажающую глянцево-розовую головку, и все получается. Возбуждение обрушивается как ливень в сезон дождей, стоит ему только посмотреть на загорелые пальцы, поглаживающие вздувшееся вены на члене. Гордость задыхается в его желании, Скуало как будто самому пережали трубки с кислородом – такие ему всегда ставят в больницах, когда он чуть-чуть умирает.Он упирается ладонями в кровать, наступая на волосы, свалявшиеся в мелкие колтуны. Луссурия трогает его, сжимает пальцы на члене, перекатывает в руке тяжелые шары, водит ладонью по расселине между ягодиц, незаметно смазывая вход. Скуало толкается навстречу ладони, и он медленно проталкивает внутрь палец.Супербиа разом вспоминает каждую свою стыдливую дрочку в душевой, сперму на зеленом мраморе и собственные пальцы, вставленные в его нутро. Он сначала пробовал больной рукой, той, что не родная, а просто игрушка из гибкого пластика, как у манекенов в магазинах. Думал, что так почувствует больше. Пластмассовые конечности слушались плохо, и с тем же успехом он мог запихнуть себе банку шампуня в зад. Тогда – не так как теперь.Скуало стонет как-то по-бабски, тихо охает, когда Луссурия быстро присоединяет второй палец. Шепчет что-то про ?чтобы сразу расширить? и уже трахает его, глухо хрипя. Наваливается сверху, прижимаясь пахом к бледному бедру, трется грубой тканью джинсов о тонкую кожу и сгибает пальцы внутри.Когда открывается дверь, Луссурия уже сам стонет в ухо Скуало, лежа грудью на его спине. Возбуждение снимает холодный взгляд карих глаз, а Супербиа как будто вкатили анестезию и сделали трепанацию одновременно. Хранитель солнца уже бегло извиняется, и, долбоеб, вынимает пальцы из него. Вынима-а-а-а-ет. С отвратительным чмокающим звуком, все липкие от смазки и еще хер знает чего.Занзас проходит в комнату и кладет бумаги на стол. Луссурия хватает пушистые полотенца с тумбочки, вытирая пальцы, а Скуало даже прикрыться не в состоянии – так и стоит раком перед боссом. Он оживает, когда Занзас переступает порог, деликатно поправляя плащ на плечах. Босс не закрывает за собой двери, а Скуало до сих пор стоит с раскрытым на рассвете бутоном.Луссурия рассыпает извинения и пытается прикрыть тряпкой мокрое пятно на штанах. И Скуало даже не получил удовольствия, их босс отлично умеет ломать кайф. Они с Супербиа не раз портили утреннее пробуждение всему штату, надрывая глотки по субботам. И воскресеньям. И все будни на пролет, пока Занзас не выхватывал пистолеты из кобуры, не те, что с пламенем, а самые обычные ?Беретты?, простреливая тонкие стены насквозь. Скуало оставалось молиться, что в соседней комнате никого нет, и пуля босса не угодит в чью-нибудь тупую башку.Он, наконец, переворачивается на спину, когда Луссурия торопливо надевает очки. Скуало хочет спросить, почему он называет себя их ?Мамочкой?, если он только что кончил без рук, прижимаясь членом к его бедру. И ни одна мать не стала бы пихать пальцы в зад своему сыну. И узнать, что ему делать.Выспросить у Луссурии, насколько расстраивается потенциальный босс Вонголы, когда его боевой капитан вязнет в случайных связях. И он немного пидорас вообще-то. Заместитель потенциального босса. И ему пару раз в месяц снится хер будущего главы итальянской мафии. Или пару раз в неделю. Или каждый раз, когда он видит сны.Скуало уверен, что чопорные итальянцы, которые давно ?в игре?, не оценят внезапно обнаружившихся пристрастий босса Варии. Он сам хочет не думать во время долгих муторных совещаний о своем нездоровом влечении. Не обращать внимания на яростный взгляд и вызывающую ухмылку. Хочет подойти к Занзасу и без лишних мыслей по-приятельски хлопнуть его по плечу, мол, ты был охуенен босс, нас теперь не боится только слепо-глухо-немой с атрофированным осязанием. Ему проще отрезать себе вторую руку, чем не смотреть на Занзаса. Проще отпилить себе башку, чем не хотеть Занзаса.Луссурия приятельски хлопает по плечу, мол, полно таких, как его Занзас. И как будто свет клином не сошелся.Скуало машет пластмассовой рукой, крича, что сошелся, и чтобы убирался, запрещает дрочить на себя и, заодно, на босса. Зловеще обещает, что они больше никогда.