День первый (1/1)

Смешавшиеся ароматы зелёного чая и крепкого кофе витали в воздухе. Кёя напряжённо всматривался в отца, который с невозмутимым видом сидел напротив с газетой в руках и пил ненавистный сыну напиток. Сатору был высоким японцем и, в отличие от сына, не таким суровым. Шизука хозяйничала возле плиты и слушала новости по маленькому кухонному телевизору. Ей смело можно было дать лет тридцать пять, учитывая прямые чёрные волосы и приятную, не тронутую возрастом внешность. Работали они оба в одной крупной юридической конторе, отчего их подолгу не было дома, и, несмотря на то что подобное утро в семейном кругу, совсем как у нормальных людей, было исключительной редкостью, одного взгляда хватало, чтобы понять, что в их отношениях царят мир и взаимопонимание. вероятно потому, что каждый предоставлен сам себеКёя ответственный. Пропускает, порой, уроки и волком смотрит на учителей, но Устав школы соблюдает строже шаолиньского монаха, появляется своевременно, уходит не позже положенного, следит за своей внешностью (все эти выглаженные, выстиранные брюки-пиджаки, идеальная длина волос и рукавов, ноль пирсинга и, боже упаси, тату с макияжем), ещё и нарушителей карает.Но этот ответственный Кёя — ребёнок, и, когда родители весь день дома, он остаётся в школе допоздна, пользуясь положением главы Комитета: даже сторож предпочитает нервно игнорировать его, выходящего из ворот школы, порой, в десять вечера. Когда родители встают рано, он встаёт ещё раньше, стремится уйти от бесед об успехах и школьных друзьях. У Кёи нет друзей, только он и его эго, — родители знают об этом и, не скрывая, смеются над ним. ?Точно ещё ребёнок?, — говорят, будто видят на сорок лет вперёд: и битвы, и мафию, и победы, и поражения, и взаимопомощь, и бескорыстность, и инициативу. Кёя не верит им. Переходный возраст — у кого угодно, только не у него. Юношеский максимализм — миф. Он не знает, что даже Кёя из десятилетнего будущего посмеётся над ним.— На мосту пригородного железнодорожного вокзала ?Намимори? был обнаружен труп школьницы, — вещала диктор из телевизора приятным и бодрым голосом, что не соответствовал передаваемым новостям. — Девушка была убита около десяти вечера прошедшего дня. Орудие убийства пока установить...На экране были показаны с трудом выхваченные журналистами кадры с места преступления, но частично скрытые цензурой телевидения: девушка в форме средней школы, учащихся которой Хибари встречал очень редко, была разрезана напополам; ноги лежали брошенными, а верхняя часть туловища застыла в позе ползущего человека. Волосы, слипшиеся от крови, плотным одеялом укутали лицо, но, парень был уверен, под ними скрывалась гримаса ужаса и мольбы о пощаде — сам такое видел. Мост был перекрыт лентой, а рядом шныряла полиция, иногда вылетала вспышка фотоаппаратов. Умеют же СМИ первыми найти интригующую тему и извернуться, чтобы обнародовать что имеют.— Я в школу.Кёя неожиданно для родителей поднялся из-за стола, не допив чай. Не взглянув ни на кого, парень вышел в прихожую, где, как и всегда, уже стояла на полу его школьная сумка, а в стенном шкафу на нижней полочке — туфли.— Подожди, — мать мгновенно оказалась рядом. Кёя собирал свои манатки, желая улизнуть, довольно быстро, но Шизука, как истинная мать, была проворнее, а потому успела крепко обнять, поцеловать в щёку и взъерошить всегда аккуратно лежащие волосы, хотя сын только взялся за ручку двери. — Аккуратнее, а то сам видел, что творится.Он закатил глаза. А внутри зрели стыд и гнев.— Пока. И удачи, — она похлопала его по плечу с улыбкой.Дверь закрыл он тихо, уважительно. Пинок в спину и удар по шее он отдал Саваде. Зверёк бежал на всех порах в школу, дабы не опоздать и не упасть в грязь лицом, но Кёя даже видя чужие старания отправил его жрать землю.— Заправь рубашку и причеши волосы, — бросил он, в шаге наступая на ладонь мальчика, — травоядное.И никто не знал, чего это он так. ?Да он так всегда?.День прошёл скудно и скучно. Кёя всё не мог выкинуть из головы утренние новости. На его территории, да ещё и такое — кто посмел?А кто посмел, тот получит по заслугам, Кёя знал себя (больше наперёд загадывал, самоуверенно, по-детски). Ещё Кёя знал Малыша и Саваду с его дружками. Если это не имеет отношения к ?мафии? (а скорее всего не имеет, ведь вся эта мафия, все эти крысы да белки, вертящиеся в колесе, умеют заметать за собой следы и скрывать то, что нужно скрыть), значит нужно действовать срочно. Те идиоты определённо в это ввяжутся, если полиция поскорее не замнёт происходящее в городе. Он был ответственен за свою школу, за свой город, за своих соучеников. Не то что за безопасность, — за дисциплину.Кёя, задумавшись, смотрел из окон своего кабинета на двор и даже не заметил, как начало темнеть. Школа уже была почти пуста, только некоторые классы были заняты уборкой. Возле главных ворот стояло несколько девиц годами двумя младше. Что-то не складывалось и не укладывалось, как надо. Чувство потери, чувство ожидания, опустошённость, всё это настораживало и зажимало в тиски. Кёе даже казалось, что это — страх....глупость какая...И всё это так раздражало.Девочки побежали, догоняемые ветром, оставляя позади себя задорный смех. Хибари тоже собрался уходить. Выключил свет, закрыл кабинет снаружи на ключ, и обнаружил ещё одно странное чувство. Тревожное и двоякое, словно маска Хання: наклони её, и она заплачет, выведает тебе всё что помнила столько лет.Сумерки сгущались, и он упрямо шёл к мосту, что показывали утром в новостях. Ждать нарушителя на месте происшествия было пустой тратой времени, но ему нужно было всё осмотреть самостоятельно, даже если весь мост и весь асфальт зачистили до блеска.Вроде бы человек идеальный собранный, кого все боятся, но ему порой в голову взбредала непередаваемая глупость, а он и бровью не поводил — не осознавал этого, слепо следуя своей идее. Глупо. Глупо. Глупо.Только взошёл он на мост, как тут же его обдало холодом, запахло, на удивление, землёй, да ещё и с гнильцой, как на кладбище. Гробовую тишину нарушали лишь медленные шаги парня, всё равно что по музею ходил, рассматривая скучные экспонаты. Сырой после дождя воздух пронзила негромкая мелодия гимна школы, записанная на его собственный телефон.Слух Хибари уловил сквозь ветер и звонок тихий шорох. Хибари сначала покосился, а потом и вовсе развернулся на сто восемьдесят градусов, но никого не заметил. Нервы сдали? Уголки губ парня медленно опустились, а губы задрожали в гневе; всё это до тошноты напоминало иллюзию, однако её он спутать ни с чем не мог и знал: то было явью.— Алло.— Кёя, где ты пропадаешь? — в трубке звучал взволнованный голос матери. — Мы с отцом беспокоимся.— Был в школе. Скоро буду.— Только осторожно. И иди по людным местам, — наставляла Шизука.Кёя положил трубку и врезал по перилам, осыпая бетон ошмётками краски. Семейная любовь и родительская забота угнетали и сковывали.Парень сошёл с моста и свернул к автостоянке, как тут же увидел перед собой, шагах в десяти, труп. При обзоре с моста его закрывали лестница, ограждение и автомобили. Кёя осмотрелся. Поездов не было, людей тоже. Пустошь и тьма, местность освещал одинокий фонарь, а следующий был впереди, метрах в ста, где уже начинались переулок и город. Стояли автомобили по правую руку от Хибари, по левую — невысокие деревья, месяц назад посаженные на выжженном давним пожаром пустыре, и какое-то невысокое здание вдалеке. И всё же он что-то чувствовал, что-то, что ощутить, увидеть или услышать можно только здесь. Хибари размеренным шагом направился вперёд, чтобы осмотреть тело. Как он и подозревал, оказалось, что труп разрублен на две части: туловище, спиной к верху, лежало близко к ногам. Наверняка женщина убегала от преступника, но споткнулась и упала лицом вниз, а затем нож гильотины не оставил ей и шанса. Присев на корточки, Кёя разглядывал женщину. Ногти содраны в попытке ползти вперёд, в уголках глаз — соль высохших слёз, волосы разметались по асфальту, дорогой серый плащ запачкан кровью. Ни следов насилия.убийство ради убийстваКёя дотронулся до лужи крови, замершей в окружности — загустевшая. Справа от женщины виднелась узкая неглубокая вмятина напротив разреза, уходящая прямо в кровь. Кёя осторожно провёл пальцем посередине холодной, вязкой лужи, в направлении углубления — след был и там. Случайно парень задел кровавый низ туловища женщины и разорванную толстую кишку. Наблюдая, как уже начавшая сворачиваться кровь заметает оставленную пальцем дорожку, Кёя чувствовал по-домашнему приятное тепло на коже. Глянув вниз, он рефлекторно отдёрнул руку: всё это время его пальцев касались чужие внутренности, полуостывшие и тошнотворные. Кёя учуял запах фекалий (может, это мозг сыграл с ним дурную шутку) и быстро поднялся, брезгливо вытирая кровь платком, достал сотовый, набрал номер полиции, сообщил, где находится, что произошло, и отправился домой.Всего за несколько минут он успел испытать широкую гамму ощущений и эмоций и приобрести опыт, какого он и сам не ждал. Но сохранять спокойствие и хладнокровие было прежде всего.Улица была пустынна, в воздухе чувствовалась духота, несмотря на ощутимую прохладу. Фонари и разноцветные одно- и двухэтажные домики выстроились в ряд по обеим сторонам дороги, не замечая лишнего среди своих — небольшой продовольственный магазинчик. Во многих окнах домов горел свет. Какие-то были зашторенными, а через другие можно было увидеть, как молодая женщина моет посуду, сменяются кадры в телевизоре или делают домашнее задание дети.Дома, избегая родителей, Хибари, по обычаю хмурый, поднялся к себе в комнату. Ужинал он в своей комнате и одиночестве, в идеальной, как он сам, любимой тишине.