Часть 4 (1/1)

Эйсе никак не удавалось уснуть. Он понимал, что для сна ему необходимо прежде всего привести в порядок свои мысли, принять несколько важных решений, даже если принимать их очень не хочется. Выйдя на хрупкий лед, больше всего думаешь о том, чтобы вернуться в безопасность, но если по другую сторону замерзшего ручья кто-то, кому ты нужен, идти придется. И дело даже не в том, что он может быть нужен Фину, нет, он осознал в какой-то мере себя как самостоятельную единицу, способную изменять другие жизни. Мрачная решимость в нем наконец достигла конечной точки. Он готов посмотреть на всю жизнь с другого ракурса и продолжить движение вперед, даже если это стоит всех его привычек. Он не сразу понял, что происходит. Сначала он подумал, что кровать вибрирует от того, что мимо проезжает метро – так часто бывало и дома, особенно по ночам. Однако затем он вспомнил, что находится не на первом этаже в своей комнате, а на третьем этаже довольно престижного дома, далеко не в своей спальне. Он перевернулся на другой бок, не зная, стоит ли будить Фина, когда осознал, что он и есть источник этой вибрации. В полумраке спальни Эйса обнаружил, что Фина трясет так, как бывает при эпилепсии или что-то там такое похожее – Эйса не был специалистом в заболеваниях. Однако он тут же подскочил на кровати, не зная, что ему делать. Он с некоторым облегчением увидел, что Фин в сознании. Он спросил шепотом, что происходит, положил руку ему на плечо, что моментально уловила всю его дрожь. - Фин, я боюсь, - признался он, пытаясь погладить его по плечу. – Что происходит? Что мне сделать? Одна за другой догадки вспыхивали в его голове, но это не помогало ему действовать. Он только положил другую руку ему на лоб, предполагая температуру, однако кожа Фина наоборот оказалась холодной. Он пытался поднять Фина, но тот лишь крепче укутался в одеяло. - Сейчас пройдет, - послышался наконец глухой ответ. - Точно? Может быть, воды принести или что-нибудь, - Эйса беспомощно сидел рядом с ним, разглядывая кулек одеяла. - Я же сказал, что пройдет, - прорычал Фин. – Ложись и спи. - Ну да, конечно, так я и уснул, - пробормотал Эйса, пытаясь отнять у него край одеяла. – Да что происходит, черт возьми, ну скажи, я ведь… Я ведь не чужой, - он лишь немного запнулся, прежде чем понял это. Да, он не спал с Фином в общепринятом смысле, да, он целовал его, может быть, всего раз пять, но прошлой ночью, на ледяном променаде, он осознал, насколько он и Фин связаны, хотят они этого или нет. – Фин! – Эйса повысил голос, раздраженно пыхтя. Фин сдался, демонстративно игнорируя попытки Эйсы ему помочь. Он уставился в потолок, и лицо его было близко к понятию абсолютной ярости, да только Эйсу она пугала в тот момент не так сильно, как его странная дрожь. – Перестань вести себя, как упрямый ребенок, ну же, - он наконец смог подобраться в жаркое пространство между Фином и одеялом, чтобы постараться обнять его и защитить собой от того, что заставляло его так трястись. Несмотря на все свое недовольство, Фин покорился, целиком спрятавшись в его руках, хотя, казалось бы, разница в масштабах мешала им сотворить подобное. И все же Эйса смог спрятать его хотя бы от самого себя, нежно проводя руками поочередно по длинным волосам. Наконец он уловил снижение амплитуды колебаний его тела и обнял еще крепче. - Поговори со мной, пожалуйста, - попросил Эйса в очередной раз, пытаясь убрать все его длинные кудри с мокрой шеи, что вспотела так же, как и его лоб. Без очков и линз Эйса видел мир лишь темными, серыми или белыми пятнами с редким вкраплением желтого отсвета фонарей, но в тот момент ему не нужно было зрение. Он старался уловить сердцем. – Раз уж моя фотография тут все же висит, - попробовал Эйса тихо пошутить, волнуясь за то, что на самом деле так сильно гложет Фина. Фин говорил ему много раз, но Эйсе не верилось, что он действительно настолько сильно страдает от этого. - Я забыл. - Что ты забыл? – подождав, спросил Эйса. Ему становилось так же жарко, как и самому Фину, однако он собирался терпеть до его последнего слова. Он чувствовал себя неловко перед мамой, которой звонил вечером и которой пытался аккуратно сказать, что занят личными делами, но мама, конечно, тут же обрадовалась тому, что ее сын наконец-то нашел себе девушку. Огорчить ее – значило бы просто убить, но Эйса надеялся по-глупому просто, что однажды все решится само по себе. - Кто я такой. Эйса вздохнул. Он не мог представить себе подобной ситуации, но раз Фину действительно было так плохо, придется ему поверить в то, что это может стать проблемой. - Значит, вспомним. - А если вспоминать нечего?- Создадим. Молчание совсем не казалось уютным. Эйса старался дышать как можно тише, волнуясь за то, что может пропустить момент того, как Фин уснет. И все же Фин не спал, безвольно оставаясь в его руках. - Это кажется тебе глупым, да?- Нет. Ну, я не очень понимаю, это правда, но это не глупо. Раз… раз тебя так трясет, - добавил Эйса совсем тихо, продолжая нежно поглаживать большим пальцем крошечный участок влажной шеи. – Глупо думать, что если закрыть глаза, проблемы не станет. Ведь… Ведь неважно, сейчас или летом, мне все равно придется сказать маме. И в школе тоже придется как-то доучиться. Так я буду идиотом, наверное, если попробую пройти через это один. И тем более еще большим идиотом, если… Если откажусь от тебя. - Я схожу с ума. Или уже сошел. Иногда я теряю ощущение реальности, и не знаю, что правда, а что только в моей голове. Это мешает спать, и я могу однажды… Могу сорваться. Это не так сложно, когда видишь таких же, как и ты. Выхода ведь нет. - Подожди, Фин, подожди, я должен знать, чего ты так боишься, слышишь, - Эйса попробовал поднять его голову. – Я боюсь однажды быть избитым до больницы. Боюсь, что мама больше никогда не захочет со мной разговаривать. Боюсь уезжать в университет, и в то же время боюсь стать никем. Я боюсь из-за своей глупости остаться один. Это все мои страхи, видишь, они простые, но мне… Мне с ними не справиться. Я только сейчас это понял. - Я понятия не имею, - Фин резко развернулся, устраиваясь на спине. Руки его оказались в волосах, и весь он был отображением сильного, невыразимого отчаяния. – Боюсь, что как только окажусь на всех этих вечеринках, нажрусь до потери пульса. Ненавижу каждое рыло, что там обитает, даже если его задница из золота, - выдал он чуть тише. – Я не один из них. Я вообще придуманный персонаж. - Я могу ходить с тобой. Могу… Могу тебя контролировать. Если это то, что ты имеешь в виду, - рискнул предположить Эйса, обнимая колени. – Ты ведь искал меня именно за этим, правда? - Даже если и так, это плохо? – Фин повернул голову, посмотрев на него достаточно пристально, чтобы Эйса ощутил себя помидором на рынке. У которого, кстати, лежалый бочок. - Зачем тогда было придумывать все это… Всю эту канитель? Ведь можно было просто попросить. Можно было бы и друзьями быть, - несколько отчаянно пробормотал Эйса, уже не понимая, как отнестись к тому, что между ними происходило. Было ли это просто способом привязать его к себе? Фин зарычал. Гнев его распространялся по комнате ощутимыми волнами, и Эйса напрягся задолго до того, как руки Фина сжали его плечи. - Ты упрямый, узколобый и невыносимый кретин, - сообщил он Эйсе. И хотя это должно было выглядеть жутко, Эйсе почему-то стало смешно. Он прикрыл рот рукой, понимая, что это отчасти такая же правда, как и его попытка назвать Фина ублюдком некоторое время назад. – Я не тыкал в первого попавшегося. Я неделю туда ходил. Неделю, прежде чем нашел тебя, - Эйса скрыл улыбку, стараясь смотреть в окно, но не на Фина. – Давай уже определим кое-что раз и навсегда, идет? Эйса кивнул, допуская, что это нужно для старта порядка внутри него. - Я нравлюсь тебе? – спросил Фин спокойно, продолжая держать его за плечи. - Конечно, - Эйса посмотрел на него в искреннем удивлении. - Не мое лицо, - раздраженно выдал Фин. – Не то, что мне приходится… Приходится играть. Если ты не видишь разницы, тогда все это не имеет никакого…- Ты нравишься мне, несмотря на всю твою известность, на все твои проблемы, на все твои странности, - признался Эйса. – Я хотел бы, чтобы ты не был таким красивым. Я немного ревную. И фотографии эти… Черт, они мои, я тебя так устроил, - ворчливо закончил он, стремительно краснея. - Ну, можно попробовать сделать операцию,- и это было достаточно забавным предположением, чтобы снять львиную долю напряжения. Эйса не мог себе врать – он ощущал в Фине что-то очень родное, что-то необходимое, что помогало им разговаривать, пусть внешне они казались разными. – И ты нравишься мне. Ты не обязан… ходить со мной на все эти мероприятия, пусть я действительно хотел бы этого. Но без тебя я вряд ли справлюсь. - Что… Что случилось с тем парнем? – это было единственным, что заставляло Эйсу пытаться думать рационально, несмотря на горячую привязанность, что росла с каждой секундой. – С твоим… бывшим? - Неудачно его толкнул. Он полетел с лестницы, но решил, что это отличный повод отсудить кучу денег, - Фин говорил об этом с большой неохотой. – У меня теперь даже судебный запрет есть, как если бы я мечтал снова увидеть этого урода. - Ты не хочешь об этом говорить? – уточнил Эйса, понимая, что у него самого совсем нет таких уж запретных тем. Он рос, словно тепличное растение, в кругу крохотной семьи, в среднем достатке, никогда особо ни в чем не нуждаясь из-за скромных своих потребностей. Он боялся в основном того, что ему как раз нечего будет рассказать. - Бесит. - А. Ладно. Ну, можно пока поспать. Утром все всегда выглядит лучше, - Эйса мысленно вручил себе самую нелицеприятную премию за свои способности утешать. Всю жизнь он предполагал, что все происходит словно в книгах – ты встречаешь человека, начинаешь разговаривать с ним, и слово в слово либо совпадаешь, либо понимаешь. В Фином его роднил какой-то один процент его скромной души, которая хотела бы быть буйной, самоуверенной и такой же яркой, как и полагается в его возрасте. – Знаешь, мне иногда очень хочется совершить что-то безумное. Абстрактно хочется, конечно, просто я обычно слишком сильно волнуюсь за тысячу разных вероятных неблагоприятных исходов…- Вот сейчас было много лишних слов. - Иногда я ловлю себя на том, что хочу быть другим. Но это все невозможно, ведь у меня… У меня не было примера для этого, - он робко вложил ладонь в руку в Фина. – Я хочу быть отчасти похожим на тебя. В том, как ты вообще находишь самого себя в этом мире. Тебе только кажется, что ты никто, но в своей борьбе ты уже существуешь и ничего не забыл. Ты помнишь, за что сражаешься, и это уже кое-что. Может быть, я могу кое-что отдать взамен. Я всегда думал, - он замялся. – Опять много лишних слов? - Даже мало, - Фин потянул его на себя, и на этот раз выпал черед Эйсе прятаться в его руках, что казалось таким… правильным. – Продолжай. - Я всегда думал, что людям очень важна внешность. Все вокруг продается через определенную внешность, через образ, который избран непонятно кем и когда, и если ты не попадаешь под этот образ, то ты чужак и лишний. Я всегда думал, что получаю за то, что ношу странные вещи и очки, за то, что решаю задачи быстрее всех, но ведь на самом деле многие не подходят под те же образы. Все дело в том, позволяешь ли ты кому-то иметь власть над собой, признаешь ли ты чью-то силу выше себя, все дело в том, насколько ты любишь себя. Я понял вдруг, что люди видят ровно того же, каким я себя вижу. А я себя вижу… Ну, не очень, - поспешно закончил Эйса. Для него подобные монологи не были странными, просто обычно они звучали в голове. Он редко произносил вслух так много слов. Это было приятное ощущение того, словно он оказался способен на законченную мысль, смог высказать часть себя и открыть в себе крошечное окошечко в окружающий мир, которому так долго не доверял. – Ведь люди ничем не отличаются от стаи хищников, где главарь – тот, кто смог уничтожить больше всего врагов, слабых и немощных, но все же врагов. Когда им некого уничтожать подле себя, они идут на бой с кем-то столь же сильным, столь же… И есть те, кто понимает, что суть – совсем не в борьбе. Что жизнь не создана для того, чтобы сражаться друг с другом, ведь внутри нас все совсем одинаковое. И ведь собери таких бунтарей вместе, и получится новый прайд, способный противостоять, способный ответить всем законам животного мира. Я должен попробовать изменить хоть что-то в своей школе. - Я думал, тебе удобнее сидеть в библиотеке, - подкол получился почти нежным, учитывая то, как медленно рука Фина перебирала волосы Эйсы. Он вздохнул, затем зевнул. - А еще я думал, что лучше всего ночевать дома. - Так что же изменилось? - Кажется, пора создавать свой. ***Эйса откинулся на спинку стула. В линзах мир казался намного отчетливее, да и боковые поля зрения теперь позволяли замечать больше. Он стоял утром перед зеркалом почти двадцать минут, привыкая к тому, что выглядит иначе. Как хирург высшего класса, он сшивал в самом себе робкое ощущение нового Эйсы и внешний вид, опираясь на него, как на самую лучшую поддержку. Он стал выглядеть старше, что, наверное, будет в плюс шумихе, что обязательно поднимется со дня на день. Он стал выглядеть серьезнее, что дает ему внешне некоторое преимущество. Конечно, Эйса не чувствует себя безопаснее, но чувство несправедливости и желания заставить всех отвернуться от себя достаточно сильно, чтобы Эйса смог им подпитаться. Он много раз тянулся к своему новому кардигану, но каждый раз отдергивал руки. Получалось, что намного эффективнее будет сразу и навсегда отвыкнуть от потребности во внешней защите. Он сам себе должен быть защитой. Должен научиться отвечать, дерзить, возможно, когда-нибудь и драться. Эти планы пугали его до дрожи, но очень глубоко, там, где теперь засела его пассивная личность, уступив место активной. Именно об этом и думал Эйса, уставившись в окно на обществознании. Он часто ловил себя на двух диаметрально противоположных точках зрения. Получается, что в нем самом – и может быть, в каждом человеке, живет две личности, каждая из которых создается в своем полушарии. Одна становится активной, а другая пассивной, и какие-то условия помогают одной личности взять верх на протяжении жизни. Эйса часто ловил себя на спорах с самим собой, и это не казалось ему совсем уж шизофреничным. Это всегда казалось ему признаком рациональности. Утром перед зеркалом он вспоминал каждый порыв своей активной личности, чтобы сложить ее целиком и стать кем-то другим. Ему не хватало врожденных особенностей характера, не хватало наглости, дерзости и самовлюбленности, и это оставляло в новом его ментальном образе огромные дыры. Однако дыры – это не пропасть. Он ощущал себя собой, тем Эйсой, которого всегда глушил инстинкт самосохранения, рациональность, способность к прогнозированию событий и излишняя предусмотрительность. Все это осталось, но словно бы отошло на другой план, осознав, что не особенно помогает Эйсе в его жизни. Внимание Эйсы привлекли два белых фургона, что друг за другом заезжали на парковку. Он инстинктивно сел прямо, понимая, что буквально через несколько секунд его жизнь круто изменится. Все утро он слышал шипение и угрозы, но воспринимал их скорее как звуковой шум. Большинство из этих существ вокруг – жалкие трусы, способные лишь на повторение угроз и на питание страхом. Он смотрел на некоторых из них достаточно прямо в течение нескольких уроков, не вызывая на бой, но и не собираясь сдаваться. Некоторые из его одноклассников взгляд опустили, как будто обнаружили нелепость своего поведения. Но некоторые продолжали. Холод бежал по спине от части пристальных ненавидящих взглядов, и Эйса чувствовал, что ненависть их имеет более сложный базис, чем просто зависть или желание проучить. Ненависть к собственной жизни превращается в ненависть кому-то одному, объекту всех несправедливостей, и Эйса может поплатиться даже не за свою ориентацию и своего парня, а за то, что при всем этом не нуждается и не живет с родителями-алкашами. И в этом, на самом деле, никто не виноват. Но это не поможет детям, что росли в уличных условиях. Эйса вызвал в памяти потрясающее воспоминание родом из утра. Утром он обнаружил Фина в ванной, и на нем не было ни следа ночной депрессии. Его мобильник бесконечно жужжал на стиральной машине, и Эйсе пришлось взять его в руки. Сообщения валились одно за одним, и по ним получалось, что Фин абсолютно не следует логике своего менеджера, по сути, не выполняя свою работу. Он попробовал, было, сказать Фину, что так нельзя, но Фин отказался слушать. И поэтому он просто поменялся с ним телефоном, решив, что сможет разобраться в жизни Фина и понять. Последний урок он посвятил сортировке. Он выписал всех адресатов и цели их сообщений, пролистал всю электронную почту и разделил всю информацию на несколько групп. Ему было сложно оценить важность каждой из них, так что Эйса не нашел ничего лучше, как позвонить Тиму. Тим был удивлен его звонком, чуть больше, чем просто опешил, но все же достаточно быстро оправился от того, что Эйса хотел у него спросить. Его веселили намерения Эйсы, однако он пообещал ответить на все вопросы в студии, где Фин пропадал третий день. Эйса обещал приехать туда сам. И это было тем фактором, что заставлял его немного нервничать и ждать конца учебного дня. Он пролистал свои записи и еще раз подумал над вопросами, что должен задать и Фину, и Тиму. Многое оставалось неясным: что составляет обязанности человека вроде Фина, что делать можно, но не обязательно, а что нельзя категорически. Нужны были рамки, в пределах которых Эйса мог бы действовать. Подобное крючкотворство очень нравилось Эйсе, особенно сортировка информации. Время летело незаметно, и вскоре Эйса примерно ощущал, что стоит сделать Фину, а что нет. Каждый раз, когда имя Фина всплывало в его сознании, он вспоминал утро. Как Фин заявил, что поедет на станцию в его кардигане. На нем кардиган выглядел странно, как будто бы лишним, но в то же время – как будто фишкой, как будто так и надо. Кардиган делал его для Эйсы еще ближе и роднее, и он с удовольствием подался в объятие, скрытый отчасти Фином, отчасти – своим же кардиганом, который ему пришлось бессовестно бросить. Он хотел бы промотать время на год вперед – справятся ли они, разделят ли самую обычную размеренную жизнь, где слава устоится, где Эйса навсегда покинет стены, которые давят на него в желании сделать квадратным из круглого, не такого. Он сидел на подоконнике в безлюдном уголке за коридором химии, разглядывая сообщение со своего же номера о том, что ему нужно позвонить по какому-то номеру. Он набрал номер, хотя не любил разговаривать по телефону. Перед разговором он испытывал неприятное волнение и неудобство, как будто разговор этот требовал много сил и энергии, что не принесет в ответ. Палец его почти нажал на звонок, когда перед ним материализовалось сразу несколько парней. Они были младше него, выглядели самым обычным образом и почти не запоминались бы, если бы не проколы в ушах. И Эйса точно помнил, что на одном из них, Алексе, проколов буквально вчера не было. - Рады видеть тебя живым и здоровым. - Я тоже не жалуюсь, - осторожно отозвался Эйса. Пусть он и сказал Фину, что готов набрать себе команду, то сейчас он точно представлял, что просто понятия не имеет, что с этой командой делать. - Там репортеры на улице пасут тебя с трех дня, - продолжил Алекс. – Это, кстати, Марк, - Эйса пожал руку хмурому темноволосому парню. Он выглядел чуть старше за счет высокого роста и резких черт лица. В нем было что-то неуловимо азиатское. – И поэтому учителя запретили тебя трогать. На физкультуре, мы сами слышали, - Марк подтвердил сухим кивком. – Сейчас у тебя есть некоторое временное преимущество. Пока ты будешь для них желанен, тебя будут ждать здесь днем и ночью, и это будет тебя спасать. Нужно успеть как можно больше. - Успеть чего? - Успеть рассказать людям, что значит быть нами. Эйса вздохнул. Он и не стал бы жаловаться на свою жизнь, если бы не встретил Фина. Теперь он ясно понимал, о чем именно хочет объявить всему миру этот мальчишка, да вот только Эйса понимал, что мир ответ совсем не ласково. И все же он мог бы попробовать. Ведь у него есть Фин. - Знать бы, кто такие мы, - уточнил Эйса, крутя в руках телефон. - Можем встретиться все вместе. Завтра, после школы, где-нибудь в нормальном людном месте. Можно в Старбаксе, - пожал плечами Алекс. – Тебе стоит познакомиться со всеми. Диана сейчас в больнице, конечно, но и с ней ты успеешь поговорить. Она вообще очень боевая, лезет в пекло, а потом вот лежит…- Я абсолютно не знаю, о ком ты говоришь, - прервал его аккуратно Эйса. – Напиши мне, во сколько и где, идет? - Договорились, - он пожал Эйсе руку. – Только не приводи свою звезду. Засветит. Эйса остался сидеть один, не понимая, что мешает этому деятельному мальчишке устроить революцию самому. Наконец он набрал номер, панически ожидая ответа. Спустя всего минуту он спокойно выдохнул, понимая, что это всего лишь тот фотограф, Филипп, который решил сообщить ему, что фотография принесла немало денег, часть из которых он считает нужным отдать Эйсе. Эйса пообещал приехать около четырех, смущенный тем, что своей внешностью может заработать деньги. До сих пор деньги не имели для него никакого значения, однако сейчас он вдруг понял, что может помочь родителям, который работали много лет, чтобы у него было все, чтобы учиться, ходить в школу… И даже встретить Фина. Он осознал, что скучает. Номер набрался автоматически. Никакого волнения. - Давай ты станешь достаточно знаменитым, чтобы я досрочно ушел на пенсию? – вместо приветствия произнес Фин достаточно громко. На заднем фоне играла шумная мелодия. – Выкладывай. Сколько там контрактов? Сотня? Две? Я видел журнал. Невероятно. - Я просо заеду за деньгами и все, никаких контрактов, - ему показалось, что Фин усмехнулся. – Знаешь, можно было бы встретиться там, а потом снова в студию. Тебе полезно вылезать оттуда иногда. - Ты знаешь путь к моему сердцу, - иронично заметил Фин. – С радостью свалю отсюда под любым предлогом. И кстати страница на фикбуке у тебя просто стильный огонь. Ты уверен, что вообще знаешь слова дафлкот и пейсли? - Думаю, что где-то слышал, - осторожно заметил Эйса. – Это что, я вроде модного монстра? А мне что, купят карманную собачку, и я должен буду переодвать ей каждый день пальто со стразами? - Мне нравится ход твоих мыслей, - ему понравился смех Фина. Он казался искренним. – Нет, на самом деле, мне показалось, что там какие-то обзоры. Или отзывы. Эйса слегка покраснел. Одно время он смотрел шоу про дизайнеров и искренне болел за каждую серию, в которой задания были почти невозможными, вроде платья из материалов строительного магазина. Он действительно знал много слов и испытывал некоторую тягу к происходящему там, но старался это скрывать. - Скелеты в шкафу, - почти шепотом отозвался он, краснея и больше. - Я думал, это называется хобби. - Такое хобби совсем не…- Хобби может быть каким угодно. А что, если я на досуге люблю стричь этих маленьких собак? - Тогда моя собака будет лысой. - Но зато в пальто. - Со стразами. - Розовыми? - Сейчас в моде желтый. - Я не то, чтобы специалист, но я не видел желтых страз. - Это эксклюзивные. - Точно. Тысяча долларов за штуку. - О чем мы вообще? - Я не помню. - Я тоже. Эйса улыбнулся. Прислонившись к стене, он снова посмотрел за окно. - Фин, тут репортеры. Они кажется, очень меня ждут. Что мне делать? – спросил он искренне, понимая, что его поведение может сильно навредить Фину, а может и помочь. - А что ты хочешь? - Свалить через черный ход. - Ничего не имею против. - Думаешь, они и там меня ждут? - И даже у пожарных выходов. - Серьезно? Это осада. - А ты что думал, в сказку попал? - Но я не хочу с ними разговаривать. - Значит, укради паранджу и прикинься исламской девицей. - Это мысль. - Только умоляю, сделай селфи. - Исламские девочки делают селфи? - Я как-то не думал об этом. - Фин. - Да? - Я…Он замолчал. Естественный порыв был остановлен его вечно сомневающейся личностью, которую следовало бы просто прибить, если честно. - Я так рад. - Я тоже. И пусть это прозвучало не в тех словах, Эйса ощутил горячую волну благодарности и признательности, что под легкостью общения превращалась во что-то абсолютно настоящее. - Буду ждать у Филиппа, - голос Фина вернул его в реальность, и он снова улыбнулся. - Хорошо, только сегодня мне нужно домой, - пробормотал он стыдливо. – Мама, она волнуется и очень хочет все узнать, хотя черт, я совсем к этому не готов. - Вообще-то… Вообще-то вечером я договорился об одной встрече, и ты мне нужен. - Ты опять не хочешь меня спросить прежде чем…- Это самая важная встреча, которая только может быть. Эйса в задумчивости посмотрел на телефон в своей руке. Он не особенно доверял звукопроведению телефона, но уловил в голосе Фина просто умопомрачительную серьезность. - Тогда завтра, - согласился он, прощаясь. Выключая экран разговора, он рискнул зайти на свою страницу. Своя фотография казалась ухваченной тайком, и точно – он узнал декорации фотостудии, в которой он так беспечно читал книгу, ожидая Фина. Пролистнув, он обнаружил даже альбом, в котором к своему стыду и вспышке ревности обнаружил кадры с процесса съемок Фина. Это было что-то очень личное, и Эйса даже порывался скрыть альбом, но, конечно, его логин и пароль совсем не подходил. Это родило в нем бунтарскую мысль. Он спешно вытащил из рюкзака свой нетбук, крошечный, старый, но переустановленный всего неделю назад. Спустя десять минут у него был свой, чистый профиль, в котором он был свободен, и плевать, что там делают с его личностью. Он останется собой. Чтобы помочь в этом Фину. ***Эйса сел на потертый диван, смешно поглощая рисовые пирожки. Он был смертельно голоден. Покинув школу через стадион, он доехал до студии Филиппа за сорок минут, после чего жизнь понеслась с огромной скоростью. Он сидел в этой огромной студии с кирпичными облезлыми, но очень стильными стенами, собираясь скрыть от всех свой маленький секрет, но вид камеры подсказал ему идею. Эйса мялся в ожидании Филиппа, чтобы попросить его о том, чтобы он сделал ему новую аватарку. Сражаться нужно не камнем против меча, не щитом против гамма-ножа, нет, он должен понять, что за стандарты в этом мире, чтобы не выглядеть здесь полным идиотом. Он сидел и смотрел на камеру так долго, что Фин вздохнул. - Я в восторге. Эйса поднял бровь, посмотрев на него. Фин развернул к нему экран телефона, и Эйса слегка порозовел. - Как ты, - Эйса закусил губу. – Ладно, хорошо, я удалю. - Ты не понял, - Фин покачал головой. – Я в восторге. И хочу в долю. - Что? - В долю страницы. Хочу общую. Настоящую. Которую не взломать, - Фин сел ровнее, положив ладонь ему на колено. – Хочу строить рожи, какие захочу, и плевать, сколько лайков они соберут. - У тебя не получится скорчить стремную рожу, - возразил Эйса, но тут же с трудом сдержал смех. – Ну допустим, погорячился, - признал он, давясь новым приступом смеха. Смешные рожи Фина ему чрезвычайно понравились. Он коснулся пальцами забытого фотоаппарата. – Знаешь, я… Давай я сфотографирую тебя. С твоими чудесными рожицами. - А потом продашь репортерам возле школы, разбогатеешь и…- Малыш, ты неправильно держишь мою детку, - Филипп грузно вошел в комнату, держа в руках бумажный подстаканник с кофе. – Дай мне минутку, и мы все сфотографируем как надо.Эйса не знал, сколько точно времени прошло в фотостудии. Он слушал Филиппа так, как никогда не слушал на занятии. Слушал о диафрагме, о свете, о режимах фотоаппарата, о том, как правильно поставить человека. Это было потрясающе, учитывая, что в объективе кривлялся Фин. Смех его, чрезвычайно необычная мимика и уникальность этих моментов рождали в Эйсе странную, ни с чем не сравнимую легкость. Часть его паниковала, переживая, что все это может закончится внезапно, что Эйса может испытать сильную боль, что ему не стоит так радоваться, но в действительности он носился за Фином по всей студии, черт знает зачем, честно говоря. Ему нравились кривые солнечные лучи, проникающие сюда сквозь старые многорамные окна, нравились блики от старых витражей, что стоили теперь огромного количества денег. Ему нравилось быть здесь, как если бы целого мира снаружи не существовало. Он фотографировал, а затем смотрел вместе с Фином фотографии на компьютере, затем снова носился за ним или убегал, лишь бы Фин его не снимал. Это было похоже на какую-то игру, словно он снова ребенок, но только в самом положительном качестве. Он замер перед самой старой, самой изъеденной временем стеной, зачарованный тем, как неправильно геометрически на нее падают квадраты света сквозь толстое пыльное стекло. Через открытую форточку он слышал типичные звуки улицы, звон велосипеда и чьи-то веселые крики. Он осознал, что живет. И живет не просто так. Это ощущение напоминало крылья. Оно помогало ему лететь, хотя кроссовки его крепко впечатались в пол. Это помогало ему улыбаться, хотя внешне для этого не было причины. Он дышал глубже и глубже, испытывая дурацкое желание чихнуть. Все было… Все было по-настоящему, как будто в первый раз в его жизни. Он повернулся лицом к Фину.И оказался пойманным объективом другой камеры. - Я думаю, это лучшая фотография сегодня, - Фин отправил что-то прямо на экран монитора. Эйса увидел себя в этот значимый момент со стороны, понимая, что эта перемена заметна в нем. Руки его держали фотоаппарат так уверенно, а сам он смотрел куда-то в сторону, улыбаясь своим мыслям. Он впервые показался сам себе таким гармоничным, таким… Уникальным. Как и должен ощущать себя человек. - Сложно поверить, что это я, - признался Эйса. - Я вижу тебя таким. Эйса отвел взгляд. - Мне кажется, я счастлив, - сказал он с большой опаской. Произнося что-то вслух, ты всегда рискуешь моментально навлечь на себя гнев с небес. – Я боюсь, что все это исчезнет, если я буду радоваться в полную силу, - говорить о своих искренних страхах было легче, чем ночью, легче, чем обычно. Он с благодарностью уткнулся в плечо Фина, понимая, что находит в этом приятную и родную привычку. Говорить о том, что думает. О том, что чувствует. Он открывается. - Это плохо? - Это страшно. - Ты боишься меня? - Нет, - Эйса покачал головой. – Ну что за глупости, конечно, нет, - повторил он ворчливо, понимая, что на данный момент это правда. Он позволил поймать себя за руки. – Я обычно никому не рассказывал ничего из того, что происходит. Все было только во мне, - он с признательностью прижался щекой к щеке Фина, обнимая его. Ему так чертовски хотелось, чтобы Фин стал для него домом. Чтобы он оторвался от своей привычной жизни, чтобы смог стать взрослым Эйсой. Эйсой, который на что-то способен. - Не понимаю, как можно столько всего чувствовать, - заметил Фин слегка иронично. – Либо тебе хорошо, либо нет. - А что чувствуешь ты? – робко спросил он Фина, пропуская его замечание. Он испытал желание отвести взгляд, и все же не стал, надеясь уловить в Фине искренность. Эйса шарил взглядом по его лицу даже тогда, когда его губы оказались под губами Фина. Он терпел фиаско – он понятия не имел, как распознать правду, а как ложь. Ему нужно было только довериться, что было страшнее всего. Когда-то он считал, что поцелуй – это просто какое-то бесполезное механическое действие, потом подрос и завидовал каждому, что вообще был на это способен и имел доступного для этого человека, сейчас же он должен был привыкнуть к тому, что поцелуй – это все равно, что новый язык общения. В кротком соприкосновении губ он угадал что-то похожее на признание Фина в том, что и он испытывает то же самое. Эйса едва не выпустил камеру из рук, испугавшись за нее и отстраняясь для того, чтобы опустить ее на диван рядом. Он плохо соображал, оказываясь участником неспешного, нежного поцелуя, что даже не претендовал стать глубоким. Эйса боролся с тысячью привычных для него сомнений, просто чтобы поверить Фину до конца. Он сделал так много так много с помощью нового себя, так почему же ему не поверить в себя сейчас? Он положил руки на плечи Фина. Объятие выходило естественным, словно он обнимал Фина уже тысячу раз. В свое объятие он вложил всю надежду на то, что через год, два или черт знает сколько им отведено судьбой, он еще будет иметь возможность обнимать Фина. Руки, тело, губы – все слилось, отвечало Фину само по себе, а Эйса мог регулировать лишь силу своего ответа. Он жалел, что даже самый страстный, самый глубокий поцелуй, на который он все равно не способен сейчас, не поможет выразить ту глубину чувства к Фину. Его привязанность перерастала во влюбленность, что всегда была наивной и слепой. Эйса боялся влюбиться, как делал это всегда – ведь влюбленность эта никогда не была ответной. Сейчас же он оказывался на шаг от того, чтобы позволить себе врасти в Фина всеми эмоциями, всеми потребностями. Это было опасно. Он много раз обжигался еще до того, как ему ответят. Много раз убеждал себя, что на самом деле сам во всем виноват. Все это слишком похоже на чудо. Хорошо, что отчасти Эйса еще совсем ребенок. Он мягко проводил кончиками пальцев вдоль скул Фина. - Может быть, я смогу помочь тебе со всем этим бардаком в твоем телефоне? – спросил Эйса в попытке скрыть правду за шуткой, задевая носом его нос. - Будешь пинать меня в сторону какой-нибудь общественно полезной дребедени? – уточнил Фин, проникая рукой под ворот его рубашки и расстегивая первые пуговицы. – Я что-то не уверен, что Тим подвинется на своей золотой должности. - Я думаю, что если ты хочешь… Хочешь остаться собой, нужно хотя бы понять, что тебе, собственно, может угрожать. Я сегодня столько всего сделал, вот, смотри, - Эйса выскользнул из рук Фина и порылся в рюкзаке. – Я тут вот написал… - Он развернулся, замолкая и утыкаясь прямо в грудь Фина. Он снова предательски покраснел, понимая, что Фин снял футболку не просто так. Сердце в его груди моментально взяло космический ритм, и он прижал тетрадь к груди. - Сфотографируй меня так, как видишь ты, - и камера ткнулась в его руки. Эйса посмотрел на нее, не особенно понимая, что происходит. – Или каким хочешь видеть. Он ел рисовые шарики на потертом диване в студии и смотрел то на свою… их страницу в фейсбуке, то на Фина, что за толстым стеклом в больших наушниках искренне пытался совладать с новой песней. Эйса не знал, хорошо ли то, что количество запросов в друзья росло со скоростью света, как не знал, будут ли они вообще кого-то добавлять, открывать страницу больше, чем доступно сейчас. Он посмотрел на свою фотографию, удивляясь тому, как камера может поймать сущность человека, даже если он сам ее не до конца понимает. И затем он перелистнул на следующую, ту, что удалось сделать ему. В этой фотографии Фина не было ничего необычного – и это был ее самый большой достаток. Она была естественнее, чем все предыдущие, и Эйса мог бы смотреть на нее часами, хотя испытывал совсем не те чувства, что от профессиональной фотосессии. Впервые в жизни он задумался о том, что составляет человеческие отношения. Как и все подростки, он был уверен, что вся взрослая жизнь строится на сексе, но сейчас, глядя на то, как Фин улыбается, Эйса начинал понимать, что смысл как раз не в сексе. Он так хотел бы понять, что составляет Фина и что будет составлять его после того, как они смогут с Эйсой прожить хотя бы год. Или месяц. Это казалось невозможным, и Эйса снова краснел – круглыми сутками только и это делал. Ему нравилось в студии, где свет приглушен почти везде, кроме кабинки Фина, где ни одного звука не раздается оттуда, и что там за песня – большая тайна, и где Эйса лежит на диване, вытянув гудящие ноги, довольный тем, где он вообще находится. Он ловил свое отражение в витринах магазинах, в зеркалах и удивлялся, не узнавая себя, как будто много лет он был слеп, и теперь наконец познакомился сам с собой. Если бы он когда-нибудь серьезно задумывался над тем, каким хочет вырасти, он был бы доволен собой сейчас. Он вырос бы именно таким, каким и хотел. Оставалась лишь таинственная встреча. Что за встреча такая в десять вечера? Эйса дремал на диване. Ему казалось, что это встреча с толпой на стадионе, потом снилась собственная мама, которая была расстроена им, и этот сон оставил его в легкой грусти сразу же после пробуждения. - Пойдем. Эйса сонно поднялся на ноги, принимая руку Фина. Привалившись к его плечу, он дремал в его машине, не замечая ни мелькающих за окном огней, ни легкого жужжания печки, ощущая лишь тепло и руку Фина на своей руке. - Тебе ведь нравится. Нравится музыка, - прошептал он, видя перед собой Фина за стеклом. Он наблюдал часами за тем, как Фин реагирует на музыку, под которую должен спеть. – Но тебе кажется, что слова ей не подходят. И ты не можешь спеть, правда? - Я думал, ты только в очках такой наблюдательный, - влажное пальто Фина пахло приближающейся зимой. Эйса потерся щекой о его плечо, стараясь прогнать дрему. – Идиотские слова. Какой только полный дебил мог…- Напиши те, какие ты смог бы спеть. - Что? - Напиши свои. - Я не могу. - Почему? - Потому что не могу. - Ты не пробовал. - Ошибаешься. - Значит, просто не было подходящего момента. - Эйса, я не творец…- Я помогу. Фин хотел возразить, но потом отмахнулся. Эйса мог бы праздновать победу. - Есть шанс узнать, что за встреча? Кажется, мы едем, - он чуть было не ляпнул ?домой?. - Через десять минут все и сам узнаешь, - Фин неловко потянул себя за длинную прядь волос. Эйса внимательно посмотрел на него – все указывало на то, что он волнуется. Чем искреннее были его эмоции, тем неуловимо теплее и живее становилось его лицо, теряя суровую красоту. Он все еще был красивым, но не вызывающе, а скорее приятно красивым. Эйса смотрел вместе с ним на страницу в фейсбуке, не особенно раздумывая над тем, что говорит в споре Фином о первом посте. - Проще будет, если каждый будет постить то, что захочет, - вздохнул Эйса, первым выходя из машины. Хрупкие крошечные хлопья снега таяли в воздухе перед ним. – Когда же зима уже кончится. Он поднимался по лестнице, мечтая о том, чтобы рухнуть в кровать. Он немного привык к тому, насколько удобная кровать у Фина, привык к своей – уже своей – пижаме и тем более к теплым рукам на своей талии. Эйса немного беспокоился о том, что все это неправильно с точки зрения общепринятых отношений, ведь сначала люди спят друг с другом, потом встречаются, и только потом начинают жить вместе. Он испытывает к Фину сильные чувства, но они не превращаются в возбуждение сами по себе, мучительно бесконтрольно. Фин же спокойно спит рядом с ним, как если бы Эйса совсем ему не нравился. Думать об этом просто стыдно. Но Эйса действительно переживал за то, что их отношения идут в обратном порядке. Эйса бросил рюкзак на сидение в прихожей. Сонно раздеваясь, он поглядывал за Фином, что умудрялся сохранять скорость движений даже под вечер. Он скользил по полу в носках, то от дивана, с которого они не убрали остатки вчерашнего вечера, то к столу, на котором включался ноутбук с огромным экраном. Эйса пригладил волосы, надеясь прошмыгнуть на кухню и оттуда продолжить наблюдение. Он поставил чайник, когда осознал, что слышит звук скайпа. Он напрягся. Развернувшись, он обнаружил, что Фин уже сидит перед монитором. Он волновался, и волнение это скидывало ему добрых пять лет. Беспорядок в волосах лишь добавлял плюсов к этому волнению, и весь он был просто комком нервов, который держится на месте только силой воли. Эйса с трудом допил воду в стакане. Если уж Фин нервничает, то что делать Эйсе? Он выскользнул с кухни, стараясь держаться вне поля зрения встроенной камеры. Установленное соединение едва не заставило его подпрыгнуть. - Финли, ты надел пальто. Кто он? - Привет, мам. Эйса развернулся, отчаянно желая посмотреть на экран и остаться незамеченным. Однако ему было доступно лишь выражение лица Фина. Кажется, он теперь прекрасно знал, как выглядит Фин, когда кого-то любит, и нечто подобное он уже видел сегодня. Эйса моментально вспотел и запретил себе думать об этом. Эта улыбка Фина теперь была ему знакома, и если сравнить причины, что ее вызвали, то… Эйса покачал головой. Идиот, нельзя так. Нельзя придумывать на пустом месте. - Финли, какое привет, я с четырех часов дня жду, когда же ты соизволишь мне сообщить. Я вообще-то уже все загуглила, так что это просто формальность, дорогой, но нет, на самом деле не формальность, я обижена…- Мам, ты что, в фейсбуке сидишь? - В перерывах между активными кардиотренировками, конечно. И бегом, точно. Ну что за глупые вопросы, Финли, что мне еще тут делать? Внуков я не дождусь, так хоть современные технологии освою. - Мам. - Не мамкай. Давай сюда, я же все понимаю, - вздохнул женский голос. Он был очень приятным, настолько приятным, что Эйса не удивился, признав в нем родство с голосом Фина. Фин откинулся на спинку стула, протягивая Эйсе руку. Еще никогда пять шагов не давались Эйсе с таким трудом. Ноги отказывались его держать, и он фактически грохнулся на Фина, искренне опасаясь того момента, когда окажется перед мамой Фина. Эйса уставился на клавиатуру, опасаясь посмотреть на экран. Ведь он может не понравиться. Он никогда и никому не нравится, с чего бы быть исключению? - Здравствуйте, - наконец пробормотал Эйса, ощутив, как Фин щипает его за бок. С большим трудом он смог набраться храбрости и посмотреть на экран. Он был удивлен тем, насколько молодо выглядела его мама. Конечно, пиксельное изображение стирает все признаки возраста, но ее густые кудрявые волосы были определенно доминантным признаком, как и голос. Яркие ее голубые глаза заставили Эйсу сжаться в комочек. Ему казалось, что она разглядывает его с презрением. - Чудо какое, - наконец мягко отозвалась она, и Эйса немного расслабился, сремительно краснея – ну что за напасть такая! Ему было совсем неловко сидеть на коленях Фина, но, с другой стороны, он так не чувствовал себя, словно школьник у доски. Некоторое время он смотрел на маму Фина, а она на него. – Дорогой, он тебя шантажирует? - Что? А, нет, - покачал головой Эйса.- Может быть, ты в плену? – участливо спросила она. Ее лицо было достаточно круглым, а черты лица – очень нежными, что совсем не прослеживалось в лице Фина. - В некотором роде, - подумав, ответил Эйса и все же улыбнулся. Улыбнулась и она. Эйса с замиранием сердца осознал, что видит не спинку стула, а спинку инвалидной коляски. - Тогда беги, дорогой, - прошептала мама Фина, смешно склонившись к камере одним глазом. – Беги, а то это надолго. - Мама, - закатил глаза Фин. – Ну что ты начинаешь. - Я пытался, - ответил Эйса, и мама Фина ответила ему искренним смехом, что тоже был ему в некотором роде знаком. Он улыбнулся шире, понимая, что она сильно нравится ему, как, кажется, и он ей. - Ну и пойду, и умоюсь пока, - Фин аккуратно посадил его на свое место. – Мам, не пугай его, он впечатлительный.- И ничего я не… О, ничего себе, у вас столько книг, - восхищенно произнес Эйса, когда мама Фина поправила камеру. Она оглянулась вслед за взглядом Эйсы, затем снова посмотрела на него с непонятной нежностью. Как-то случайно получилось, что Эйса угадывал одну книгу за другой, прикидывая ее размер и цвет корешка, так как совсем не мог прочитать названия, кроме совсем крупных букв. Это превратилось в игру, и чем больше он угадывал, тем больше понимал, что ему есть, о чем с ней поговорить. Он остановился на ?Убить пересмешника?, когда Фин вежливо покашлял. - Уже одиннадцать, - с деланной ревностью пробормотал он, опираясь на спинку стула Эйсы. – Мам, вообще-то я тоже соскучился. - Дорогой, я тебя два десятка лет знаю, а этого малыша – всего полчаса, - очаровательно улыбнулась его мама. – И, честно говоря, мы еще не обсудили очень много вопросов, правда, Эйса? - Наверное, - он пожал плечами, не зная, почему так радуется тому, что смог поговорить с мамой Фина. – Знаете, я отойду, - и он запоздало сообразил, что Фин мог бы хотеть поговорить с мамой наедине. Он скрылся в ванной и принялся умываться, не понимая, почему же так дрожат руки, ведь все прошло хорошо. Даже слишком. Именно это его и пугало. Он едва не подпрыгнул на месте, когда дверь в ванную открылась. - В любом другом случае я решил бы, что ты подлизываешься. Эйса нахмурился, обиженный до глубины души. - Но именно в твоем я прекрасно понимаю, что нет. Ты больше похож на мою мать, чем я сам, - заметил Фин, улыбаясь несколько скрытно. – И я, в общем-то, этому рад. Она старается, как может, но она из тех, кто сидит в библиотеках и пьет там кофе, хотя ей нельзя. - Она сказала тебе идти туда? – осенила догадка Эйсу. – И ты выбрал меня из-за цвета глаз, да? - А что с твоим цветом глаз? – не очень искренне удивился Фин, а затем все же зашел. – Это действительно имеет значение? – ворчливо спросил он, обнимая Эйсу со спины. - Ну вообще-то да, это многое объясняет, - воодушевленно начал Эйса, но быстро замолк. – Мне понравилось разговаривать с твоей мамой. Надеюсь, я не показался ей занудным. - Ты показался ей чудесным. Я что-то никогда не слышал, чтобы она мне угрожала, если я кого-то обижу, - улыбку Фин спрятал в шее Эйсы. Эйса поежился, покрываясь мурашками рефлекторно даже от самого невесомого прикосновения к своей шее. - Завтра я должен быть на какой-то премьере фильма. Они взяли меня в саунтрек, и теперь я просто обязан там быть, - недовольство Фина зашкаливало. - Ходить в кино – это всегда интересно, - возразил Эйса. Было что-то невероятно волшебное в том, что он может накрыть сильные руки на своей талии своими и погладить их, ничего не стесняясь. – Я бы сходил. - Пойдем. - Это ты так приглашаешь на свидание? - Это я так констатирую свидание. Эйса решил не сопротивляться. Он действительно любил кино, хоть и не так сильно, как книги, ведь в книге только ты хозяин своему воображению, а в кино тебе предлагают готовый вариант, который не дает твоей голове повода для тренировки. Он чуть откинулся назад, замечая в зеркале нового Эйсу. - У нормальных людей ведь все наоборот, - решился Эйса произнести то, что мучило его весь день. – Сначала свидание, потом… Потом секс, - на этот раз он сосредоточился на том, чтобы не покраснеть, - и только потом, спустя год, они начинают вместе жить. Это они неправильные или мы? – спросил он сумбурно, сжимая руки Фина так, словно боялся, что реальностью его сейчас снесет. - Не вижу никакого смысла в том, чтобы отвечать на этот вопрос, - отрезал Фин достаточно жестко. На этот раз Эйсу совсем не испугало это проявление его нестабильного характера, наоборот – жесткость его отозвалась в нем новой, незнакомой волной, которая толкала его в объятия Фина. Он развернулся и обвил его шею руками, стараясь действительно поверить в то, что никакой разницы нет, кто поступает правильно, а кто нет. За этот день он ощутил себя действительно живым, действительно счастливым, и для этого не нужен был ни секс, ни алкоголь, ни наркотики. Воспоминание об этом моменте всегда будет с ним, и Эйсе оставалось лишь надеяться, что это далеко не последний подобный момент. - Я мастер глупых вопросов, - прошептал он Фину, осознавая, насколько же он устал. – Привыкай. - Я мастер прерывать глупые вопросы, - ответил ему не менее тихо Фин, задевая его губы своими. – Привыкай. У Эйсы слегка закружилась голова. Он уже привык. Полностью. Даже слишком.