7. яндере (Чимин) (1/1)

Чимин смеётся, запрокинув голову: звук низкий, глубокий, затягивающий. блеск у него глазах обещает не рай на земле — что-то около ада, откуда вышел сам, куда затянул дитя небес и солнца вместе с другим, таким же. тень тянется из-под тяжёлых ботинок по мокрому асфальту, усеянному лужами и осколками бутылок, каким-то мелким мусором, и натекает прямо на руки человека, ради которого сегодня здесь.Чимин не выглядит как тот, кто может убить — он похож на того, кого убьют. в нём всё безобидно: оно плавное и перетекающее, никаких резких линий, никаких острых выступов. никогда не подумаешь, что он может перегрызть горло.да только с когтей уже сочится чужая кровь, а рот выкрашен в красное. пухлые губы, блестящие от слюны и крови, обнажают опасные зубы, выстроенные в два ряда снизу и сверху, тонкие, острые, как у акул — страх накатывает ледяной волной, одурманивающей в самом худшем из смыслов.— я-я… — паренёк, чьи руки в плену этой тени, дрожит, задыхается и путается в словах. Чимину смешно, но смеяться не хочется. он зол. — я ничего не сделал, пожалуйста…— разве? — Чимин урчит и забавно вытягивает губы трубочкой, присаживается на корточки и разводит колени шире. видит, как за ним следят, и находит это весёлым тоже, но только насмешливо фыркает и сдувает чёлку с глаз. — ты задолжал крупную сумму моему другу…— я всё отдам! — парень дёргается вперёд, но тут же отшатывается с криком. Чиминовы когти оставляют глубокие борозды у него на переносице, задевают открытые глазные яблоки. раздражением демона трещит в воздухе под мигающим фонарём. — нет! пожалуйста!— ты обидел моего ангела, — заметно ниже произносит Чимин, словно зачитывает приговор, только в “ангела” всё равно проникает благоговение. — мы так посчитали с ещё одним парнем... если бы ты и твои дружки помогли ему, отделался бы этим. — он подбирается ближе, больше не на корточках, возвышается над мерзким человеком, что посмел прикоснуться к ангелу, к дитю божьему, чёртому божеству, без спроса, надругался над ним, запятнал белоснежные перья грязью, которой переполнен сам, хотя должен был ноги ему целовать.— но вы бросили его там, — понижает голос до льдистых корок, пробирающихся сквозь кожу к самым нервным окончаниям, чтобы пронзить их, — и за это заплатит каждый из вас. соизмеримо вине, конечно же.— умоляю, — плачет парень, утирая кровь руками, дрожащими так сильно, что смотреть на них раздражает, — я ничего не делал!— нет? почему тогда на твоих руках кровь ангела? — шёпотом звучит Чимин и смотрит сверху. человек открывает глаза и устремляет на него взгляд сквозь кровь, заливающую глаза. Чимин знает, что он там видит: он повёлся на миловидную внешность, на открытую улыбку и сияющие глаза, и это не странно — никто никогда не думает, что самые опасные убийцы скрываются в телах таких, как он.улыбка снова стелется по сочным губам, а глаза прикрываются умиротворённо, когда он склоняет голову. убивать для Чимина не в новинку, он ведь этим живёт. а этот человек нанёс его маленькому богу, человеку, несущему солнце в венах, ранения, которые заживают быстро, но помнятся долго. он должен заплатить.— за каждый удар, — мурлычет ласково и проводит по краю чужой щеки пальцами, чувствует пульс под кожей и как паника наполняет жилы, — заберу твою жизнь.парень ловит ртом воздух и бьёт по ладони, кидаясь прочь, но Чимин быстрее и сильнее. он вцепляется в чужие волосы пальцами и с силой прикладывает головой о стену.этой ночью, одной из самых чёрных в году, он освобождает Хосоковы плечи от тяжести чужого греха и берёт эту часть на себя.