4. игра в психолога (Хосок, Чимин) (1/1)

Чимин смотрит внимательно, пытливо; в его глазах клубится тьма морского дна, куда не проникает на капли света. Хосоку кажется, что злобные мелкоглазые рыбы с зубами острее, чем лезвия, проникли ему под кожу и копошатся там вместе с морскими червями. мурашки рассыпаются по золоту, окутавшему косточки и органы.он поправляет очки и крутит ручку между пальцев.— и всё-таки, — он замечает, как от его голоса Чимин ведёт головой, будто не видит его вовсе, но отлично видит — совсем как тварь с глубин, — что послужило причиной вашего самоубийства?у Чимина когти на пальцах такие острые и опасные, но руки связаны за спиной рукавами безразмерной рубашки... ну, или наоборот — руки связаны, но рубашка бесполезна, потому что, если бы Чимин захотел, он смог бы выбраться.Чимин хмурится. бледно-голубые глаза смотрят с непониманием.— я не самоубивался.— в отчётах говорится совсем другое.— в них говорится, что я мёртв, — скалится, — но посмотрите на меня.Хосок подавляет улыбку, тянущую губы при этой вспышке. Чимин единственный, кто так болезненно относится к своей смерти, потому что он один вышел из моря, грязного и безжалостного, и никто его не искал. он был слишком привязан к своей семье, к той жизни, что осталась на берегу, за линией буйков и кривой рифов. потому что Чимин не считает себя мёртвым; он ведь сидит здесь, разговаривает. не дышит. его сердце не бьётся — там, в его грудине, маленький водоворот, который зовёт его к истокам, обратно на глубину, но в то же время отталкивает, и Чимин постоянно где-то между мирами, между водой и сушей, задыхается от воздуха, который нужен Юнги, чтобы гореть, и Хосоку, чтобы летать и — да — дышать.— что же послужило причиной? — вместо всего этого говорит Хосок. нимб печёт кожу головы, вены зудят от того, что помнят ощущение, которым сопровождается чистка. только благодаря Чимину он здесь, если честно.Чимин же недовольно выдыхает, натягивает ткань рубашки на плечах, трещит волокнами и швами, звенит пряжками — он отходящая вода, нарастающая вдалеке волна, готовая обрушиться на берег сносящим цунами — и затихает. успокаивается. Хосок чует в воздухе сгустившуюся опасность, ощущает её каждой клеточкой тела. тяжесть скапливается в пустых косточках крыльев, застывших за спиной, склеивает жёсткие перья.но в следующий миг перед ним сидит вовсе не опасный дух, которому много-много лет, не кровожадный демон, способный заставить твою кровь циркулировать в обратном направлении. перед ним подросток, в теле которого он заперт, мальчишка, лишившийся жизни под толщей воды, где живым места нет.— меня тянуло, — признаётся Чимин. пульсация мышц под кожей успокаивается, и он оказывается всего лишь человеком в смирительной рубашке, которую спокойно может вспороть. но они договаривались. он терпит.— что вы чувствовали?вопрос, который Чимин ощущает болезненно. он поджимает губы и хмурится, тревожно-печальная складка укладывается в пространство меж бровей. бледные глаза смотрят будто внутрь, не видят ничего.— боль, — хриплым голосом из самой груди, — одиночество. я хотел многого, но никто не хотел меня, и я просто…— это дало вам что-то? — Хосок щурится. — успокоение? облегчение? понимание?Чимин усмехается открыто и выпрямляется. ни следа боли на его лице, ни капли надлома в линии плеч.— я познакомился с другими такими же и разными. иногда потрахиваю огненного, чтоб его, и ангела. — хитрый блеск оседает в глазах, как лунная тропа по воде, ведущая к краю горизонта, где ловушка уже готова схлопнуться вокруг твоей глотки. — дало мне другое имя. силу.а вместе с ней, Хосок знает, дикий голод неизученных впадин, который никогда не проходит, и ярость штормов, которую он успокаивает своими ладонями, собирая его злость и боль, скручивающую кости изнутри.губы Чимина растягиваются в спокойной улыбке, а глаза прикрываются, и он смотрит на Хосока с хищновато-блаженным выражением. море всегда тянется к небу, всегда пытается поглотить солнце. но это он защищает.даже когда Чимин освобождается, рубашка лоскутами вьётся у ног, похожая на крылья, Хосок, чьи крылья настоящие, не пытается удрать. потому что во тьме ночной даже море может заблудиться.