Розовый (1/1)

Юнги не любит слово?— одиночество, чуждое, мерзкое на вкус. Холодные липкие страхи, жалость к самому себе, своей пустой, безликой жизни, беспечный и порочный круг из которого невозможно вырваться, вдохнуть полной грудью?— все это синоним треклятого одиночества.Боль в душе сжирающая чувства и долгие дни, что тянуться сжеванной жвачкой, привкус крови от разодранных губ?— действительность. Эти пустые советы: найди себе друзей, займись делом, оставь прошлое позади и улыбка на губах, что все больше и больше напоминала гримасу.Юнги устал дышать. Так до безумного странно, что обычные функции организма заставляют рычать от бессилия и топить это в океане алкоголя.Алкоголь это по сути свиное пойло, с разными этикетками и названиями, на вкус как моча и горькая редька. Или может это он утерял последний способ расслабиться, забыться? Напряжение, почти вечное и так много странных умозаключений в черепной коробке, и чем дальше тем страшнее они становились.Мин думал, что чувств у него больше нет и оказался прав. Никаких эмоций, только тупая жалость, жадность и агрессия. Он думал, что так и сдохнет дефектный, пока случайно не заговорил с барменом, все еще трезвый и в своем уме, слушал какую-то пробивающую на слезы историю со счастливым концом. Помнил как эта радость за другого человека поглотила его измученное, тяжелыми думами сердце.Это стало его новой зависимость. Бракованный сам по себе, едва не с рождения, мог лишь жить за счет других чувств и как паразит, поглощать их, как жадный, изголодавшийся пес. Он не завидовал другим, потому что не мог, перестал тешить себя надеждами, которых никогда и не было, забылся в чужих мирах и хотя бы изредка не ощущал пресловутого одиночества.Так просто стало ненавидеть вечера и так легко полюбилось раннее утро. И каждый день загорался зеленым, стоило взойти солнцу, он вновь мог присосаться к кому-то и на некоторое время стать полноценным.Разве он был таким всегда? Юнги не помнил. Все цвета его жизни слились в один?— серый. Родители умерли в детстве, бабка, что воспитывала его, возможно и была хорошей, но не умела выражать свои чувства, только изъявлять претензии. А потом умерла, как-то особенно глупо, зацепилась за корягу и ударилась головой о камень, в холодный зимний день. Он остался один. Совершенно.Гнетущее настоящее лишило его всего или он и раньше жил так же? За счет его усопшей бабули.Да и имело ли это значение? Он все еще был один, затравленный своим ?Я?.Пока однажды не увидел в клубе розовую макушку. Всплеск эмоций, неясность движений, экспрессия и неконтролируемый поток энергии заточенный в хрупком теле.Мальчишка, пахнущий клубничным джемом и жвачкой со вкусом дыни, сладкое лицо и детская припухлость, льющийся голосок, с плохо поставленной речью. Это манило так сильно, что Юнги перестал дышать на мгновение, ослепленный этим сиянием.Он хочет отобрать у него все, поглотить улыбку отчаянно яркую, плавность движений и инфантильность. Это его желание, взрыв конфетти в голове и внутренний возглас, требующий источник энергии.—?Ты чего? —?мальчишка, не умеет скрывать своих эмоций, особенно когда приставляет пистолет к его лбу, очаровательно выпучив подкрашенные глаза,?— у тебя сейчас будет дырка в голове, а ты смеешься?Юнги пугается на секунду чужих слов, не поверив сначала, пока не прислоняет пальцы к собственным губам. Улыбка и вправду расползлась по его лицу, непривычно радостная, и лицо обычно хмурое, вдруг стало выражать что-то.—?Можно поцеловать тебя? —?вдруг задает вопрос Юнги, отодвигая пистолет в сторону, страх то, чего у него все еще нет,?— я хочу поглотить как можно больше.И они оба догадываются чего именно, мальчишка готов поделиться, тем, что когда-нибудь взорвет его телу и душу. Переполненный смесью из чувств, возникающих везде и постоянно, вспыхивающий как спичка, при любом направленном на него взгляде, неосторожном движении.У Чимина горят щеки ярко-розовым, он мычит, что-то про себя, опуская руку вниз. Юнги целует отчаянно, будто пытаясь съесть, кусает до крови и впитывает излишки. Он паразит и он зависим от первого встречного парня, с мягкими губами и бездонными, карими глазами.Кто-то кричит, так громко, что в темном переулке за несколько сотен шагов это слышно слишком отчетливо. Голос женский, тонкий и скрипучий, чем отвлекает Чимина, затапливая его злостью, от того, что ему не дали насладиться его первым в жизни поцелуем.—?Хочу пристрелить ее, чтобы она заткнулась,?— хрипит Пак, прислонившись лбом к лбу мужчины.—?В следующий раз.И Чимин впервые слушается чужого приказа.