Глава 2. Королева прошлого (1/2)

В ярком свете люстры ресницы Шивона кажутся намного длиннее. Он смотрит на Хёкдже, и его острый взгляд проникает прямо за душу парня. Чуть наклонившись вперед, Шивон берет его за руку и игриво целует костяшки пальцев: "Расслабься. Я сделаю все так, как тебе нравится"... Короткая пауза. Смешок. "Но ты пока и сам не знаешь, что тебе нравится, правда?"

Ынхёк внезапно осознает, насколько красивые у Шивона глаза - темные, ясные и жестокие. Но затем он понимает, что это всего лишь глаза. Зрачки и радужка. В точности как у Донхэ. Ынхёк думает, что, возможно, в Донхэ на самом деле нет ничего особого. Возможно, он, как Шивон и Хичоль - просто человек с другим лицом и другими глазами. Зрачки и радужка. Нет никаких причин, чтобы его любить. Впрочем, нет никаких причин, чтобы любить хоть кого-то.

"Покажи мне", - произносит Ынхёк сухим и тяжелым голосом. Он отводит руку назад, проводит пальцами по волосам и касается запястьем острой ключицы, поворачивает голову и показывает Шивону линию своих скул. Секс - это всего лишь количество поз. Кольца с бриллиантами, скользящие по увлажненным блеском губам. Хорошее освещение и ведро звездной пыли, фальшивой.

При помощи пальцев и языка, скользящих во рту блондина, Шивон показывает Ынхёку то, что ему нравится. Это приятно, решает Ынхёк. Приятно. Жарко. Идеально, быстро и сильно, а во время легких пауз они доказывают друг другу, что за романтикой и красивыми лицами нет ничего. Ынхёк зарывается в сатин и шелк, стонет, покрываясь пленкой пота, а Хёкдже в это время думает о поцелуях. Ему не нужны бриллиантовые кольца на липких от блеска губах, ему не нужны ни искусственный свет, ни пыль, ни холодное совершенство. Мягкий, застенчивый и зажатый поцелуй под палящим солнцем - это все, что ему нужно, но за последние годы он не получил ни одного, и теперь может только метаться в своих воспоминаниях, так же судорожно, как Ынхёк мечется на простынях. Он забирается под запятнанную потом простынь и низкие стоны Ынхёка и начинает собирать себя по кускам.

___Хёкдже вспоминает день, когда Донхэ собирался уйти. Это была суббота, пасмурная и немного ветреная, день первой фотосессии Хёкдже за рубежом. Тогда он вернулся из Франции. Или, быть может, Бразилии. Устав ждать Донхэ в аэропорту, он остановил первое попавшееся такси и поехал домой. Он ожидал увидеть Донхэ в кровати, сонным, но вместо этого нашел его заплаканным и растрепанным на кухонном полу.- Я не могу, - все время твердил Донхэ. - Я тяну тебя вниз. Ты мог попасть на обложку журнала, но я упустил этот шанс и... прости. Я не имею права быть твоим менеджером. Ты должен был послушать Итука и нанять Шивона вместо меня. Я не гожусь на эту работу. Просто... Все, что у меня есть - это любовь, мои чувства к тебе, но этого мало. Я не знаю, что делать. Я ухожу.- Нет, - Хёкдже обнял Донхэ за шею и притянул его ближе к себе. - Нет. Возможно, ты не знаешь, что делать, но я тоже не знаю. Когда ты уйдешь, я не смогу понять, как мне быть. Ты не можешь вот так меня бросить.Хёкдже не помнит, как эти слова привели к поцелую, зажатому и короткому, но. Не помнит, как тот поцелуй опрокинул их на стоптанный половик. Они парили на волшебном ковре где-то у берегов Сеула, и ничто другое не имело смысл. Только они, здесь и сейчас. Колени и руки, языки и ресницы, долгие взгляды и застенчивые слова. Боль и желание. Короткие поцелуи. Мальчишки, неуверенные в себе, но страстные, двигавшиеся навстречу друг другу, подстраивавшиеся под медленный ритм.

Тогда был их первый раз, но они почти не говорили об этом, были слишком взволнованы и до боли возбуждены. Не говорили почти, потому что знали - лишние разговоры разрушат все. Любые неправильные слова были острыми и угловатыми, а их эмоции с точностью до наоборот, поэтому они лишь цеплялись за неуклюжие руки друг друга, колени и стоны, и пусть получался уродливый хаос, этот хаос был слаще всего.

Удовольствие окрашивалось желтым светом, проскальзывая меж проникающих в комнату солнечных лучей. Черные тени, подобно душам, сливались в одну. Донхэ изучал тело Хёкдже, не пропуская ни сантиметра кожи, оставлял за собой поцелуи - мягкие, гладкие, страстные, оставлял поцелуи, но не болезненные следы от зубов, ведь тело Хёкдже было для него слишком дорого, а тело Ынхёка не принадлежало ни одному из них.

Донхэ кончил, выкрикивая имя Хёкдже, и парень мог бы поклясться, что никогда больше не был настолько счастлив и рад слышать свое имя, слетающее с губ Донхэ. Из него вытекала кровь, и все болело настолько, что он не мог толком дышать, но ему было все равно, он был счастлив. И хотя боль не приносила ему удовольствия, он всхлипывал в руках Донхэ как ребенок и заставлял парня ощутить все степени своей вины. Хёкдже было, в общем-то, все равно какие именно эмоции испытывал Донхэ, пока речь шла о нем, о них двоих.

Он перебирал пальцами их тонкие тени, пока они лежали, свернувшись в объятиях друг друга, и обещал себе, что так будет всегда. "Однажды мы разбогатеем и станем известными", - сказал Хёкдже, уткнувшись носом в шею Донхэ. "Мы разбогатеем, но между нами ничего не изменится". И не важно, на каком дорогом ковре они будут заниматься сексом, пока их собственный волшебный ковер будет парить над Лондоном или Нью-Йорком, или даже пролетать гребаный Санкт-Петербург, солнечный свет всегда будет ласкать их лица. Так Хёкдже думал и верил в то, что эта мечта не будет иметь конца.___Очевидно, ей все же пришел конец, раз теперь Хёкдже в одиночестве копается в этом воспоминании. Он сидит в бесконечном стеклянном особняке Шивона и абсолютно не чувствует на себе ни одного солнечного луча. Хёкдже наблюдает за тем, как Ынхёк развязывает на Шивоне галстук от Джорджио Армани, и в его голове возникает вопрос: сможет ли он когда-нибудь снова заняться любовью как в тот раз с Донхэ? Вопросу, конечно же, не достается ответ. От Хёкдже осталось слишком мало, и вопрос даже озвучить по-настоящему некому, слишком мало осталось и от Донхэ - теперь некому услышать ответ. Донхэ повзрослел слишком быстро, изменился слишком серьезно за прошедшие десять лет, теперь он ушел, и предпринимать что-то уже слишком поздно. Поздно и все. Прощайте, солнечные поцелуи.Над кроватью Шивона расположено зеркало. Хёкдже вглядывается в отражение, смотрит, как напрягаются и сокращаются его мускулы, пялится на себя, на Ынхёка, на Хёкдже и вдруг понимает, что изменился сам. В отражении кто-то другой, кто-то, кого он даже не узнает. Дело не в макияже, просто этот кто-то больше никто. Он даже не человек, а всего лишь красивый кусок человеческой плоти и химии, раскинувшийся на дорогих простынях. Хёкдже любопытно - неужели он тоже успел повзрослеть слишком быстро? Измениться и повзрослеть?

***

Шивон сообщает Хёкдже, что он получит контракт. Накидывает на плечи халат и просит поцелуй на прощание, говорит: "Эй, оставайся на связи, ладно? Завтра у меня вечеринка на крыше, там будут леди из высшего света, можешь прийти и попытаться выловить парочку предложений"... Голос Шивона вдруг пропадает на задний план, а Хёкдже рассматривает огромный, больше чем сама жизнь, портрет Хичоля, который висит на стене. На самом деле ему плевать на какие-то там предложения - он все равно падает, так какая разница с какой скоростью он слетит ко дну?- А что насчет Хичоля? - спрашивает Хёкдже, а Шивон замолкает, всего на секунду, перехватывает направление его взгляда, чтобы тоже посмотреть на портрет.- Он приглашен.- Он любил тебя. И все еще любит.

- Я его тоже.И Хёкдже бьет Шивона в лицо. В последний раз он дрался еще в шестом классе, когда Чонун съел его вермишель, и сейчас ему хорошо. Он чувствует себя виноватым, сожалеет в меру, но не из-за Шивона или Хичоля, а из-за Ынхёка, из-за того, что разбил костяшки его идеальных пальцев.Хёкдже меняется и не знает, в кого превратится, но все в порядке. Все хорошо. Он раз за разом повторяет себе, что все хорошо, и покидает особняк Шивона, пройдясь по дорожкам лучше, чем Ынхёк когда-либо выходил на подиум.

Абсолютновсехорошо.***Хёкдже проваливается в долгий сон, пока Ынхёк подписывает многостраничные контракты от крупных лейблов, названия которых Хёкдже даже не пытается запомнить - в конце концов, именитых брендов настоящая тьма, но по сути это не имеет никакого значения. Ни сейчас, ни раньше, они никогда не волновали Хёкдже.

Ынхёк идет на вечеринку Шивона, изящную за краями бокалов шампанского и абсолютно грязную изнутри. В свете огней и шуме смеха он обретает уверенность в себе и величие, а у Хёкдже от происходящего начинает раскалываться голова. Поэтому он засыпает и начинает мечтать о прошлом. Всего десять лет назад, плюс минус несколько минут, за которые для Донхэ ничего не изменилось, и за которые Хёкдже лишился воздуха, они были простыми мальчишками с плохим юмором и плохими манерами, были никем в городе с населением в миллионы людей.

- Но я не никто, - настаивал на своем Донхэ, он был шумным и самоуверенным, и Хёкдже с нежностью мог различить его Мокпо-акцент. - Однажды я стану известным. Я стану супермоделью, а потом актером, уеду в Голливуд и познакомлюсь с тем певцом, у которого еще светлые волосы, знаешь.Хёкдже всегда был большим реалистом, потому что... ну как двое парней, которым даже не хватает смелости попробовать пиво, могут устоять на вершине мира? К тому же блондины из Голливуда не говорят по-корейски, а Донхэ выпадал из английской речи с такой же скоростью, с какой Хёкдже забивал в футбольные ворота мячи. У них появится куча коммуникативных проблем и, наверняка, проблем с питанием - Донхэ ведь обязательно растолстеет, если будет есть слишком много гамбургеров. Но Хёкдже никогда не говорил об этом Донхэ, он выглядел слишком трогательным и глупым, мечтая о своих зарубежных певцах. К тому же, кто знает, может, однажды его мечты осуществятся.

Они лежали, вытянувшись, на крыше, смотрели на облака и составляли свои великие подростковые аналогии о связи Сеула и их душ, а Хёкдже пытался представить, каково это - общаться с кем-то известным.

- Ты забудешь меня? - спросил он. - Когда станешь знаменитостью.- Нет, конечно же, - Донхэ ответил без малейшего намека на колебания, и это заставило Хёкдже занервничать.- Я серьезно, Хэ. А что если ты изменишься, когда обретешь славу? Ты же помнишь весь этот ужас, о котором мы читаем в газетах. Помнишь все те скандалы? Я не хочу, чтобы ты изменился. Ты очень нравишься мне таким, какой ты сейчас.Разумеется, радио работало слишком громко, а Донхэ был слишком наивным, чтобы услышать в голосе Хёкдже неподдельное беспокойство.

- Значит, я не буду меняться, ради тебя.Хёкдже знал, что Донхэ не понял его вопроса, и это было нормально, потому что они стояли на минном поле неправильных ответов, а вопрос был из числа тех, что не щадят душу. Он только надеялся, что они смогут прожить без этого самого ответа как можно дольше. Слегка приподнявшись на локтях, Хёкдже посмотрел на Донхэ, который качал головой в такт музыке, увидел его светлые, чистые глаза и начал молиться Господу, чтобы его лучший друг оказался недостаточно высоким, чтобы ходить по подиуму.Господь ответил на его молитвы летом, во время их последних школьных каникул, ответил через телефонный звонок. Хёкдже сидел на кровати, скрестив ноги, и гипнотизируя взглядом плакат Манчестер Юнайтед, думал о том, что хорошо бы разучить новую хореографию, раз уж он собрался становиться танцором. А затем из динамиков телефона послышался голос Итука и разрушил все надежды на раз. Важные люди хотят встретиться с ним, - сказал Итук, - да-да, с ним, Ли Хёкдже, а не с Ли Донхэ. Хотят встретиться и обсудить контракт, и нет, здесь нет никаких ошибок.Тогда Хёкдже почувствовал себя по-настоящему виноватым, частично потому, что Донхэ так отчаянно мечтал о славе и высокой моде, но в основном потому, что ему не было его жаль. Он чувствовал себя виноватым за то, что радовался - слава не хочет принимать и отбирать у него Донхэ. Хёкдже извинился перед Господом за то, что он такой эгоистичный друг и за то, что уже начал придумывать хореографию для Донхэ, выдумывать для друга позицию в будущей студии танцев Хёкдже. Его мысли не изменились и через час после звонка Итука. Он верил, что Донхэ, возможно, согласится заниматься танцами вместе с ним. Они могут вместе стать королями танца или кем-то вроде того. Могут быть как Нам Хён Чжун, он ведь жутко крутой.Только вот этот план полетел к чертям, когда Донхэ вернулся и начал кричать от радости, вместо того, чтобы плакать, начал обнимать Хёкдже, вместо того, чтобы позволить Хёкдже обнять его.

- Господи, ты же будешь супермоделью! - Донхэ кричал так громко, что Хёкдже не был уверен в том, как он скажет Донхэ о своих планах открыть танцевальную студию. В конечном итоге он промолчал. Он видел, как Донхэ пытался скрыть радостью свою боль от отказа, пытался улыбаться, глотая слезы. Разве Хёкдже мог отобрать у него это прикрытие? Какое право он на это имел?- Нет, я, наверное, просто... - Хёкдже хотел сказать, что наверняка слишком быстро провалится в этом бизнесе, но волнение в надломленном голосе Донхэ заставило его просто смущенно улыбнуться. - Да, я буду моделью.- Супермоделью!- Супермоделью, - повторил Хёкдже эхом, когда слезы Донхэ уже пропитали его рубашку и прижгли кожу прямо напротив сердца. С неслышным вздохом он позволил своим мечтам о королях танца Донхэ и Хёкдже медленно обратиться в пепел. Донхэ было больно, он плакал, лишившись своей мечты, а Хёкдже прекрасно знал, что без мечты он не сможет. Донхэ всегда был слишком наивным и хрупким, чтобы пробиваться в мире, не имея мечты. Поэтому Хёкдже дал ему новую:

- Ты будешь моим менеджером. Мы станем знаменитыми вместе.- А потом ты станешь известным актером, поедешь в Голливуд и заберешь меня с собой, чтобы мы познакомились с теми певцами и увидели настоящие футбольные матчи...Хёкдже родился не слишком сильным, но стал намного сильнее, отказавшись от своих стремлений ради мечты Донхэ, ради его Голливуда, певцов и футбольных матчей. И как ни странно, это сделало его гораздо счастливее, чем он вообще мог бы себе представить.***- Мне кажется, ты расплющил лицо, когда падал, - замечает Хичоль, втыкая в Ынхёка огромное множество мелких булавок. Он бросает своему ассистенту несколько безразличных всем остальным слов на английском, а двумя минутами позже разрешает Ынхёку уже в сотый раз за примерку раздеться до нижнего белья. Хичоль оценивающе смотрит на его тело и добавляет:

- А еще ты переспал с Шивоном.- Я...- Не отнекивайся. Я знаю. Только Шивон оставляет после себя такие уродливые синяки, - Хичоль ведет себя практически грубо, но Ынхёк не пытается с ним ругаться - нет никаких сомнений, что он выиграет в борьбе двух характеров и оставит экс Шивона рыдать, размазывая по щекам подводку для глаз черным, широким слоем. И все же, ему любопытно - почему так легко смотреть на дрожащие от тихих всхлипываний плечи Хичоля? Куда вообще подевалось сердце? А впрочем, какая разница? Есть у него сердце или же нет, пока люди восхищаются его внешностью, он может быть хоть каннибалом, и никто не посмеет его осудить. За исключением, может быть, Хёкдже. Как жаль, что никому дела нет до его мыслей. Как жаль, что он сейчас далеко.

***

Хёкдже парит над своими воспоминаниями на волшебном ковре, также как Ынхёк пролетает сквозь облака на частных, дорогих самолетах. Он закрывает глаза, и разные сцены вспыхивают в его мыслях, как фотографии, пропущенные через розовый фильтр.

В одной из таких сцен Итук приводит восемнадцатилетнего Хёкдже в огромную комнату, которая выглядит точно из телевизора, а может даже и лучше. Стеклянные потолки уходят к самому небу, маленькие точечные лампочки падают вниз словно звезды, пылающие мягкие огни красных и синих оттенков скользят по идеальным лицам прекрасных людей. Хёкдже с трудом верит в то, что все это на самом деле, но в определенный момент понимает, почему Донхэ выбрал для себя именно такую мечту. Подобное совершенство прельщает. Слишком. Устрашающее, безупречное совершенство, способное надломить мужество Хёкдже.

Хёкдже разглядывает незнакомых людей, они разглядывают его в ответ. Наклонив головы и прищурив глаза, отбивают наманикюренными пальцами раздражающие мелодии. Они разговаривают друг с другом, не сводя глаз с Хёкдже, вроде бы и замечают его существование, но отказываются его признавать, поэтому под их общим взглядом Хёкдже сжимается, уменьшается, кажется, до размеров пылинки в прозрачном воздухе. Он пытается успокоиться, сосредоточиться на чем-то неодушевленном, смотрит на белые диваны и кремовые коврики, но даже они раздражают его и заставляют нервничать.- Друзья, - Итук опускает руку на плечо Хёкдже, а тот изо всех сил борется с искушением вцепиться в парня и начать умолять выпустить его из этой комнаты, вернуть его под солнце, которому он принадлежит. - Поздоровайтесь с Хёкдже.Между моделями прокатывается несколько волн абсолютного равнодушия и скептицизма. Они уже потеряли секундный интерес к Хёкдже, и большинство теперь даже не отрывается от журналов или сотовых телефонов, лежащих на их коленях. Впрочем, те, кто стоят чуть дальше выглядят совсем иначе - так, будто они вообще свалились с другой планеты. Они продолжают свою жужжащую болтовню, даже не замечая слова Итука.- Шивон, если ты не против, может, уделишь нам немного внимания? - говорит Итук, и один скромный с виду, хорошо воспитанный парень растягивает губы в спокойной улыбке. Рядом с ним сидит вызывающе одетый брюнет, который создает настоящую суету и вдруг начинает шуметь еще громче. Хёкдже кажется странным, что Итук не обратился сразу к нему.- Давай, представься всем, - Итук обращает общее внимание на Хёкдже, а Хёкдже тихо радуется тому, что его толком не слушают и уж точно слушать не хотят.

- Я Ли Хёк—