Глава 1. У всех случаются падения (1/2)

Положив ногу на ногу и вольготно раскинувшись на широкой, дорогой софе, Ынхёк неторопливо потягивает обезжиренный соевый кофе латте и приходит к выводу, что Прада, запущенная в масс-маркет, вполне способна отравить его жизнь.- Как вам? - дизайнер машет в воздухе парой шипованных кожаных перчаток, но Ынхёк вдруг чувствует прилив отвращения, как будто вот-вот чихнет, и внезапно выплескивает свой кофе прямо на девушку.Говорят, брендовые вещи отражают степень тщеславия их владельцев, и Ынхёк согласен. Дело не в качестве или эффектности вещей, дело в имени и цене, которую он платит за это самое имя, в цене, которую он может себе позволить. Именно поэтому Ынхёк носит только те вещи, которые с наибольшей скоростью разоряют его бумажник. Тщеславие забавляет Ынхёка - оно для богатых, он отворачивается и говорит:- Выглядит дешево.- Но это ручная работа Джорджио Армани.Ынхёк наклоняется вперед, чувствуя, как кожаная куртка натягивается складками на спине, это слегка заводит, поэтому следующие слова звучат чуть резче, чем должны были бы прозвучать:- Тогда почему, блять, они до сих пор не у меня на руках?

___

Ынхёк умирает как минимум раз в сутки, иногда посреди дня, иногда по четыре раза за час - небольшой комплимент от средств для снятия макияжа Апекс. И когда умирает Ынхёк, в зеркальном отражении появляется Хёкдже, никому не нужный призрак, тот, кого никто не захочет помнить. Он тусклый, жалкий и озадаченный, и они оба знают, что все сложилось бы куда лучше, если бы он вовсе не существовал, ведь все, что он делает - оставляет за собой паршивое послевкусие сожаления и вины. Никого не волнует, есть он или же нет, никого, за исключением подвыпившего Ынхёка в плохом настроении и, возможно, Донхэ. К счастью, Донхэ.___- Хичоль возвращается из Франции. Он запустил свой собственный лейбл, - говорит Донхэ, в то время как Ынхёк рассматривает свой новый маникюр. - Он планирует показ и—- Хочет меня на подиуме.- Ну, да. По сути.- Только вот мы терпеть друг друга не можем.

- Я знаю, Ынхёк, знаю. Но предложение поступило именно тебе.Ынхёк посылает Донхэ недовольный взгляд, но парень уже продолжает.- Это отличный шанс. У Хичоля все еще есть определенное влияние в старых кругах, и—Донхэ замолкает, поймав взгляд Ынхёка, и моментально меняет тактику.- Или ты можешь воспринимать это как благотворительный акт. Ты спасешь старика...Лекция Донхэ исчезает в бессмысленном бормотании, а Ынхёк позволяет сухой улыбке скользнуть по губам. Он ничего не говорит, потому что не слушает. Отчаянные крики папарацци за окнами лимузина кажутся более интересными, чем его двуликие отношения с этой бездарной, постаревшей, элитной сукой, которая однажды пыталась выбить его из бизнеса. А теперь Хичоль в его власти, и хоть Ынхёк не из тех, кто умеет прощать и вообще разбираться в человеческих взаимоотношениях, он отлично знает, что хорошо для его карьеры. Ради того, чтобы добиться цели, он готов продать душу. Ну, или собственную гордость, которой на самом деле не так уж много.

Ынхёк затягивается сигаретой и посылает поцелуй вместе с облаком сигаретного дыма толпе, старательно вглядывающейся в его автомобиль. Белый туман ударяется о стекло окна, застилая весь вид, и это вызывает всеобщий возглас негодования снаружи. Как ни странно, спустя годы, Ынхёк начал испытывать какое-то садистское удовольствие, когда злил папарацци. Дым рассеивается, и они снова начинают щелкать затворами камер, а Ынхёк приказывает водителю: "Гони, блять, уже и увези нас куда подальше. Эти ублюдки фотографируют меня бесплатно".

- Так ты участвуешь или нет? - требовательно спрашивает Донхэ, пока они мчатся вниз по улицам к одному из пентхаусов Ынхёка. Парень вдруг задумывается о том, куда именно они едут и понимает, что пентхаусов у него теперь примерно столько же, сколько пар обуви.- Конечно, почему бы не покормить того, кто кусает мою руку? Это же мой конек.

***Вспышки. Щелк, щелк, щелк. Ынхёк обнимает Хичоля за шею почти нежно, настолько ласково, насколько может, чтобы сдержаться и не вцепиться в его только что завитые волосы. Хичоль показывает камере свой старый сердитый взгляд, но на этот раз он все равно не такой острый, как раньше. Он смягчился и теперь отражает не светскую парижскую жизнь, а лишь дешевую бумажную упаковку бутылок вина, и на секунду Ынхёк задумывается над тем, должен ли он сочувствовать парню или испытывать страх.- Я всегда наблюдал за Хичолем, - говорит Ынхёк, обнажая зубы в ироничной улыбке. Он вспоминает все те времена, когда действительно ловил насмешливые взгляды Хичоля, времена, когда он просто перешагивал через него, а Ынхёк терпел и показывал миру осторожную улыбку. - Он был лучшим хёном, о котором я мог мечтать.И снова вспышки. Ынхёк почти ждал от Хичоля такого ответа, поэтому совсем не удивляется, когда парень ничего не предпринимает. Вероятно, он даже не слушает. Мысленно пьянеет от парижских выхлопных газов, ловит потрепанные такси в темных аллеях или чем он там занимался последние пять лет, что теперь так паршиво выглядит.

- Ынхёк великолепен. Я с нетерпением жду нашей совместной работы, - и это все, что говорит Хичоль. Как и следовало ожидать, через два часа, находясь в гримерке, он меняет свое мнение. - Вот так исчезнешь на пять лет, а Корея превратится в свалку горбунов из Нотр-Дам. Ты выглядишь еще уродливее и ниже, чем раньше.- Тогда почему бы тебе не вернуться и не лечь еще под пару французов? - произносит Ынхёк и смотрит на Хичоля через зеркало. - Раз уж корейцы слишком коротки, чтобы удовлетворить твои потребности.

В первые два мгновения их молчания Ынхёк наслаждается ароматом насмешливой, сладкой победы. Но потом он замечает небольшую вспышку в обработанных ботексом глазах Хичоля и хмурый взгляд Донхэ, замершего в дверях. Удовольствия больше нет.___

Ынхёк наблюдает пустое выражение на лице Донхэ и предчувствует бурю, поэтому пытается открыть зонт, чтобы разогнать облака частичкой паршивого юмора.

- Эй, помнишь мой первый контракт с тренером? Мне предложили воды, но попросили не пить и не касаться губ, потому что им не хотелось переделывать макияж. Потом я сказал, что настолько сильно хочу пить, что вот-вот свалюсь в обморок, а они только потребовали, чтобы я не падал на съемочной площадке, потому что пол пыльный, и я испорчу костюм. Тогда я прибежал к тебе и ревел всю ночь, помнишь?

Он говорит оживленно, запинаясь и глотая слова, но это совершенно не имеет значения, пока его болтовня вызывает у Донхэ улыбку. Ынхёк знает, что у него проблемы и извиняется за это, чувствуя, как колотится сердце, а душа отражается в глазах. Он готов сказать что угодно, кроме настоящих извинений. Смеется. Нервно. Стоп. Донхэ даже не отрывает взгляда от своего блокнота.

- Мм... Ага.Душа и сердце Ынхёка обрываются вместе.- Проблема в твоем отношении. Хёкдже, ты должен разобраться с этим. Мы не можем позволить себе еще один случай с Дольче & Габбана.

- Не называй меня Хёкдже, - шипит Ынхёк, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в том, что их не подслушивают. - Проблема не в отношении, Донхэ. Это не моя проблема. Ты мой менеджер, вот и разберись с этой херней. Серьезно, я даже не обязан работать с Хичолем.

- Обязан.

- Что?- Тот журналист из Эсквайр, которого ты пережевал в прошлое воскресенье, вытащил из твоих слов несколько нелицеприятных строк, и теперь Виттон думает о том, чтобы тебя заменить...Донхэ прикусывает щеку и отводит взгляд, а Хёкдже думает лишь об одном: "Не смей так со мной поступать, не смей так со мной поступать", но Донхэ все равно продолжает:- Ынхёк, послушай. Открой глаза и как следует осмотрись. Пожалуйста. Ты уже миновал свой пик и теперь больше не можешь выбирать контракты. Ынхёк, тебе двадцать девять. Ну же. Пожалуйста. Не усложняй себе жизнь и просто поладь с Хичолем—- О чем ты говоришь? - Ынхёк переспрашивает, хотя слышал все предельно четко, прочел между строк даже мелкий шрифт.

- Просто не ссорься с Хичолем. Возможно, он уже не так хорош, как раньше, но он все еще—- То есть ты хочешь сказать, что мне нужно цепляться за всякий переработанный мусор, потому что я уже настолько отчаялся? Думаешь, мне не хватит достоинств, чтобы протащить его через все то дерьмо, через которое он протащил меня?Донхэ не отвечает. Он даже не поднимает взгляда, и это пропускает Ынхёка через все стадии гнева, вынуждает говорить неправильные вещи.

- По-твоему я в пролете, да? Думаешь, я в том положении, что должен целовать задницу какой-то жалкой шлюхи лишь бы спасти карьеру. Думаешь, что я тону быстрее, чем он. Так ведь?Ынхёк выкрикивает все эти слова, чтобы его исправили. Он ждет, что Донхэ скажет ему нет, скажет, что он неправильно его понял и на самом деле он все так же хорош, как и два года назад, когда он спускался по лестницам Милана и Токио, ходил по красным дорожкам Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Но он лишь камень, который катится вниз со склона. Он знает, что для Донхэ проще сдаться и скатиться вниз вместе с ним, но вместо этого он предпочел бы, чтобы Донхэ сломал руку, пытаясь его остановить, чтобы он подтолкнул его обратно к вершине.

Донхэ не исправляет его, как бы сильно Ынхёк не повышал голос, как бы тяжело на него не смотрел, и страх парня растет. Его слова бьются эхом под потолком, проходятся по длинным белым коридорам, и Ынхёк превращается в параноика - он знает, что его слышали все. А хуже то, что об этом все давно знали, а теперь смотрят на него и тихо посмеиваются за спиной.- Ты изменился, Хёкдже, - Донхэ говорит это настолько мягко, что Ынхёку кажется, будто он издевается. Он находит первое, что попадается под руку и швыряет эту вещь прямо в лицо Донхэ. Впечатляющий дождь светлых теней радуги. Красная лента на щеке Донхэ. Ынхёк вдруг понимает, что в его руках была стеклянная ваза, и что Донхэ мог умереть.

После инцидента рождается тишина. Тишина, которая ранит. Хёкдже делает два тяжелых шага назад и теряет почву под ногами, падает вместе с чувством вины, способный лишь испуганно смотреть на Донхэ широко распахнутыми глазами. А Ынхёк усмехается и уходит. Стук каблуков. Блеск. И слезы.Для Ынхёка победа - единственное, что имеет значение, в то время как Хёкдже вечно проливает реки слез из-за эмоциональных жертв и сломанных отношений. Иногда Ынхёк пытается объяснить Хёкдже, что отношения выдыхаются, как пузырьки в шампанском, а поскольку на вкус шампанское все равно отвратительно, то не стоит и волноваться о том, чтобы пожертвовать несколькими бокалами. Но Хёкдже неизменно начинает плакать, ведь отношения сотканы из душ, а не из воды, и в итоге они оказываются беспомощны.***- Не ожидал увидеть тебя здесь, Ынхёк.Слова падают и легко ложатся между бокалами, разбросанными по столу, и долгое время Ынхёк не хочет поднимать их, ведь они так удачно маскируются между кричащими цветами и сложным парфюмом. Голова кажется слишком тяжелой, поэтому он продолжает лежать на столе, пробормотав что-то похожее на приветствие, но отвратительно отдающее грубостью "иди на хуй".Конечно же, Шивон никуда не уходит, потому что на самом деле никому из них это не нужно. К тому же он играет в прилежного христианина и, разыгрывая свою чепуху, спрашивает: "Что случилось?"Хёкдже думает, что вот-вот выпалит все, но проблема в том, что он и сам не знает, что же случилось. Или просто не хочет знать, потому что воспоминания - это больно, а алкоголь настойчиво говорит ему, что он не хочет ничего знать. Поэтому он лишь притворяется, что не было никакой ссоры между ним и Донхэ. Он чуть было не убил собственное солнце дорогой вазой, привезенной из Испании, Бразилии или откуда-то там еще? Не было такого.

- Дело в Донхэ? - Шивон просит скотч, но как только стакан оказывается в его ладони, он не пьет, просто вертит его и наблюдает за тем, как крупный кусок льда ворочается кругами на дне. - Знаешь, не стоит срываться на своего менеджера.- Да, нет. Я не... - Хёкдже поворачивает голову и трется лбом о стеклянную столешницу, размазывая сливки, масляные капли выпивки, пот и слезы. Пьяный до визга. Шивон не смотрит на грязное искусство, созданное Ынхёком, достает свой бумажник и оставляет на столе внушительные, красивые чаевые.

- Точно. Ладно, у меня назначена встреча. Держи голову выше, Ынхёк... и давай поговорим о случившемся, когда ты будешь готов. Просто знаешь, позвони мне.

Шивон хлопает Ынхёка по плечу и пропадает, как дым, растворяется между диско огнями и блестками, также легко, как и его голос закручивается в волнах жары. Хёкдже пытается найти свою Зиппо или сигареты, бутылку водки или хоть что-нибудь, что уведет его еще глубже в состояние опьянения. Туда, где он исчезнет. В конечном итоге, остается только Ынхёк, упивающийся неоновыми напитками и серыми кольцами дыма. А еще номер Шивона, выведенный на салфетке, которую парень убирает к себе в карман.

***