. (1/1)
Как только она его увидела, в Пенелопе что-то одновременно ожило и погибло.
Его расшитая золотом одежда и королевский красный плащ с пышным мехом на воротнике не давали и шанса на сомнения в его персоне. Алый был ему к лицу. Отлично сочетался с уникальными, как и он сам, глазами.
Стоило ему только войти – и время остановилось. Никто не смел проронить и звука, затаив дыхание и, наверное, даже замедлив ритм своего сердца. Хотя, может, Пенелопа всё выдумала. Все ведь знают, как она это любит. Возможно, это только она тогда замерла, не в силах пошевелиться, уставилась на него немигающим взглядом, намертво впечатывая в своей памяти облик человека, что не поднял на неё даже взгляда. Мало ли в мире одиноких? Недостаточно ли сумасшедших? Неужели это так удивительно: быть презираемым обществом и отвергаться всеми? Пенелопе не раз приходилось с такими встречаться. Они, будучи изгоями, никогда не станут водиться с подобными себе, всё ещё тщетно надеясь, что что-то однажды изменится – и они обязательно покинут этот клуб отщепенцев. Пенелопа их, таких жалких и слабых, всей душой презирала и отчаянно – отчаянно – отчаянноотчаянноотчаянноотчаянно отрицала, что является одной из них.
Но что-то неизбежно, необратимо изменилось, стоило ей увидеть его краем глаза.Словно внутри неё какая-то шатающаяся, хлипкая постройка, за которую она так крепко держалась, внезапно обрушилась, ударив по голове уничижительным озарением и ничего после себя не оставив.
Вот как? Вот, значит, как. Значит, так тоже можно. Не унижаться и не пытаться выглядеть лучше. Не опускать смиренно голову, терпя все оскорбления и не сгибать ноги в коленях, умоляя о любви, словно дворняга. Оказывается, можно ненавидеть тех, кто на тебя плевать хотел, вгрызаясь в глотку тем, кто плюнул в тебя яд.
Посеяв хаос в бальном зале и девичьей душе, Каллисто, столь же невозмутимо, сколь и вошёл, покинул знатных гостей. И Пенелопа, сквозь всё ещё ошеломлённую толпу, впервые наплевав на окрик своих братьев, погналась вслед за ним. Да как он смеет? Да как ему не стыдно? Как он может вот так, разрушив все её жизненные ориентиры, оставив пепелище от того, во что она беспрекословно верила с самого детства, так просто развернуться и уйти, оставив её, такую беззащитную и потерянную, одну, среди этой кучки стервятников, что резко перестали быть родными? Она бежит за ним, пытаясь вспомнить, как делала это когда-то в детстве, когда хотела избежать работорговцев, подворачивает ногу, забыв снять свои абсурдно высокие и вычурные каблуки, встаёт и падает снова. Она пугается, когда внезапно обнаруживает, что он пропал из её поля зрения, срывает горло в бешенном крике и разбивает туфли, истерично ударяя ими изо всех сил о землю. Пенелопа вздрагивает, когда чувствует холодный клинок у своей шеи. Не обращая внимание на оружие, девушка в резком жесте разворачивается, хватая принца за рукав. Она всё ещё боится смерти, но ей нет больше за что держатся и ради чего продолжать жить. Отныне он – её единственная надежда, и она смотрит на него так, словно являйся он для неё целым миром. Если он её сейчас убьёт, она ни за что его не простит. За то, что не ворвался в её жизнь гораздо раньше. За то, что ей глаза раскрыл так поздно. Не успел принц произнести и слова, как она, забывая выдыхать, протараторила, боясь, что её перебьют: - Я помогу тебе согреться. А ты взамен согрей меня. Прошу, мне так нужно согреться. Мне так нужно, чтобы меня кто-то согрел.
- Что ты несёшь? Тронулась головой от страха? – презрительно кидает Каллисто, пытаясь вытащить плащ из захвата. - Не отталкивай! – вцепила она в него ещё крепче – Не отталкивай меня! Разве сделала я что-то не так? Разве я заслужила чем-то, чтобы вот так безжалостно меня оттолкнули? Я ведь знаю: мы похожи. Я вижу, что тебя тоже некому согреть. Ты можешь делать вид, что тебя это не волнует, но меня этим не обмануть. Посмотри на меня. Взгляни в мои глаза. Разве они не те же, что каждый день взирают на тебя с зеркал? Ты – хладнокровный, безжалостный принц-убийца, которому не следовало и рождаться. И я, сумасшедшая сука с давно оледеневшей совестью, чьей смерти будут только рады. Разве ты не согласен, что только я могу тебя любить? А ты, взамен, люби только меня. Я буду для тебя верной собакой, а ты, взамен, убей для меня тех, кто отказался мне дарить тепло. Каллисто понимал, что она не в своём уме. Она не походила на тех влюблённых дам, без конца клеящихся к его брату в надежде разделить нежные чувства. Пенелопа была сломленной и разбитой; её потребность в любви не была нежной, но отчаянной и всепоглощающей. Он видел, что ей не стоит доверять, что от столь больного человека не приходится ждать тепла и заботы, о которых она грезила столь безнадёжно. Но, взглянув в её глаза, горящие последним, словно перед смертью, самым ярким огнём, у него не было и шанса ей не поверить.
Он, сам того не желая, аккуратно, как никого до этого, поднял её на руки и унёс куда-то далеко-далеко, вглядываясь в её лицо, меняющее своё выражение от понимания того, что от неё не отказались, и осознания, на что она только что подписалась. Он вслушивался в её быстрое сердцебиение и громкое от паники дыхание, и совсем ненадолго, возможно, всего на пару секунд, ему показалось, будто внутри него капельку, совсем чуть-чуть потеплело.
????? По окончанию бала была обыскана вся территория, с особенной тщательностью сад, где обнаружились её любимые туфли, но, сколько бы Эккарты не звали, Пенелопа так и не отозвалась.