Часть II. Глава 9. (1/2)
Мы с Уэльсом сидели на поросшем высокой травой холме, наблюдая за тем, как опускающееся за верхушки гор солнце окрашивает алым воды широкой реки. День выдался очень жарким, но к вечеру жара немного спала, и сейчас дул легкий влажный ветерок, заставляющий меня сильнее кутаться в свой старенький плащ и плотнее прижиматься к брату. Рид одной рукой обнимал меня за плечи, а второй крепко сжимал мою ладонь, будто боясь, что я исчезну. Он так сильно беспокоился обо мне, что не отпускал от себя ни на шаг с тех пор, как я смог встать на ноги...***Целую неделю после того, как выяснилось, что я не могу разговаривать, миссис Хоуп не разрешала мне вставать с лавки. Хотя жар прошел, и голова у меня больше не кружилась,женщина продолжала поить меня разными отварами, беспокоясь о моем здоровье. Для меня такое отношение было в новинку – братья, когда я болел, позволяли мне лежать без дела только если сил на то, чтобы встать, уже не оставалось.
Дома у травницы царила особая, не похожая ни на что атмосфера. В воздухе витал запах пустырника и настойки календулы, а от простыней пахло лавандой и полынью. Под потолком, подвешенные на одной длинной веревке, сушились пучки различных трав – от обычных, казалось бы, непримечательных бурьянов до причудливых, никогда не встречавшихся мне растений.Целыми днями хозяйка всего этого великолепия трудилась, не покладая рук. Глядя на нее, я поражался тому, как эта хрупкая женщина умудряется управляться в одиночку со всеми домашними хлопотами. Она варила отвары, убиралась, готовила нам еду, ухаживала за своим небольшим ?огородом?, где росли все те же диковинные растения. В свободное время миссис Хоуп шила или вышивала узоры на уже готовых нарядах. У нее не было прялки, поэтому она покупала в городе уже готовую ткань и за пару вечеров умудрялась сшить из нее передник или очередное платьице для Софи.
Травница сшила кое-что и для меня. Длинную рубаху из хлопка, легкую, почти невесомую. В деревне хлопковые рубашки одевали в основном в праздничные дни, но я не смог удержаться от соблазна и натянул ее сразу же, блаженно жмурясь от соприкосновения приятной на ощупь ткани с телом. Видя, что ее подарок пришелся мне по душе, женщина сшила для меня еще две рубахи – на этот раз льняные, длинные, точно по размеру, а не ?на вырост?, как у большинства деревенских детей – ведь вряд ли я из них быстро вырасту.
Я очень переживал, что не смогу сказать миссис Хоуп слова благодарности за такой поистине чудесный подарок.Скотт приходил каждый день. Они с миссис Хоуп подолгу разговаривали, сидя за столом, но так тихо, что я ничего не мог расслышать.
Шотландец мог подолгу сидеть у моей лавки, не говоря ни слова. Наверное, ему хотелось поддержать меня, но нужных фраз просто не находилось.
Я знал, что брат хочет забрать меня домой, и что миссис Хоуп раз за разом отказывает в ответ на эту просьбу. И даже знал почему: из-за Ирландии. Женщина боялась, что Джек снова сделает мне что-то плохое. Я очень хотел сказать ей, что это не так, что Ирландия хороший... Но не мог.
Целыми ночами я пытался произнести хоть звук, но тщетно. Преграда внутри никуда не девалась, мысли путались, а руки начинали дрожать, стоило мне только открыть рот. И я очень-очень боялся, что это навсегда. А еще я боялся, что об этом узнает Франциск и придет сюда, чтобы посмеяться надо мной. Для него бы показалось забавным то, что я не могу ответить на насмешки.
Уэльс же приходил по вечерам, после охоты. Он много говорил со мной, рассказывал о том, как идут дела дома, а порой еще и оставался сидеть подле моей лавки на всю ночь. Для меня это было непонятно. Почему Рид проводит ночи рядом с братом, которого всегда так ненавидел? Он же мог бы спокойно спать дома, обняв Скотта или Джека, а вместо этого сжимает мою руку, сонным голосом пытаясь продолжить начатый рассказ.Порой мне снились кошмары – тяжелые, вязкие сны, в которых была лишь мутная вода, заливающаяся мне в рот, вытесняющая последний воздух из груди... Я просыпался и тут же садился на лавке, чувствуя, как колотится сердце. Наверное, я бы кричал, если мог.
А Уэльс нежно обнимал меня и гладил по голове, пытаясь успокоить. Он шептал слова утешения, а я, сотрясаясь от беззвучных рыданий, сжимался в его объятиях, цепляясь руками за тонкую льняную рубаху братика. Хотя я по-прежнему боялся чужих прикосновений, но прикосновения Рида были для меня желанны.Однако Шотландия почему-то не одобрял нежности Уэльса. Когда он замечал меня в объятьях Рида, то недовольно хмурился и поджимал губы.
Уэльс, заметив мое беспокойство по этому поводу, ответил на невысказанный вопрос просто:- Скотт боится, что я сделаю с тобой что-то плохое. Но это глупости, я никогда-никогда снова не причиню тебе несчастье...
И я верил его словам.