Часть I. Глава 2 (1/1)
Дома меня не любили.Уэльс открыто ненавидел, а Шотландия и Ирландия относились пренебрежительно и смотрели на меня свысока. Причин этого я не понимал. Конечно, мне много раз объясняли, что я другой, что во мне течет кровь чужих германских племен... Но разве это повод для такой ненависти или куда более болезненного для меня безразличия??Мне же совсем немного надо: всего лишь чуть-чуть любви и понимания... Но даже этой малости я был лишен с тех пор, как исчезла мама.Мы жили в стареньком домике, который стоял далеко от деревни, в полях. Братья с утра уходили на рыбалку или охоту, но меня с собой никогда не брали - я и там был для них обузой. Целыми днями я сидел в углу комнаты и листал книги, которые мне приносил отец Джеймс. Даже пытался читать, медленно, по слогам, долго вникая в смысл. Братья, завидев это, фыркали и отворачивались, считая чтение пустой тратой времени.?Благодаря книгам я познавал мир.?Многие из них рассказывали о славных подвигах знаменитого Древнего Рима. Я уже смутно помнил эту империю, да и видел его только пару раз, когда он зачем-то приходил к нам домой. Они с мамой ругались во дворе, потом Рим уходил, а мама возвращалась в слезах. Уэльс тогда подходил к ней и молча обнимал, пытаясь успокоить, а она все рыдала и рыдала, поглаживая его светлые локоны.Еще были книги про Францию, но их я лишь мельком проглядывал и откладывал в сторону - тупицы-Франциска мне хватало и в жизни. ?Были красивые, с истершейся от времени позолотой, книги о разных святых, но в них я лишь смотрел картинки - замысловатые, полные благоговения тексты были не для меня.Иногда наставал черед идти в деревню за ?едой. Скотт оставлял немного монет на столе, и тогда вместо того, чтобы спокойно посидеть в углу с книгой на коленях, мне приходилось отправляться в деревенскую лавчонку, где я брал хлеб и вяленое мясо.?Деревенские дети тоже не любили меня и не хотели со мной играть. Они считали меня колдуном из-за моих зеленых глаз и норовили при встрече закидать камнями или обозвать дурными словами из-за угла. И я видел их страх, видел, как они боятся, что я наведу на них порчу или что похуже. Это было неприятно. Я изо всех сил старался казаться дружелюбнее, но становилось только хуже... Понимая, что я не буду сопротивляться, дети становились еще изощреннее в своих издевательствах.Мне было боязно ходить в деревню. Не раз в меня уже попадали увесистыми камнями и я возвращался домой с ссадинами на спине. Но Уэльс лишь злорадствовал, Скотт пожимал плечами, а Джек, будто делая одолжение, покрывал мои раны какой-то странной, резко пахнущей мазью. А через несколько дней мне снова приходилось отправляться на растерзание в эту чертову деревню, которую я тайком проклинал по ночам, рыдая от боли и несправедливости.?Единственным лучом света в этом царстве тьмы была моя своеобразная дружба с Джеймсом, который, несмотря на свое положение, не считал меня дьявольским отродьем, за что я был ему безмерно благодарен. Он давал мне книги, он учил меня читать, советовал, поддерживал, отвечал на мои бесчисленные вопросы... Единственный человек, к которому я испытывал ни с чем не сравнимые чувства и которому полностью доверял.?Почему-то Скотт не одобрял эти отношения, запрещая мне общаться с Джеймсом. Но, наплевав на запреты, я все равно день за днем приходил в небольшую церковь к своему единственному другу.?Именно во время сегодняшнего такого визита Рид и нашел меня. Пока он, до боли сильно сжимая мою руку, тянул меня по дороге в полях, я кусал губы, пытаясь сдержать слезы, которые несомненно разозлили бы моего братца еще сильней.?Улучив момент, я толкнул Рида и заехал ему локтем по ребрам, вырываясь из хватки. Тот зарычал от злости и боли, а затем кинулся на меня с твердым намерением убить к чертовой бабке. Я отскочил, развернулся и что есть мочи рванул к видневшемуся за холмом лесу, решив не испытывать судьбу.?Уэльс бежал за мной, но все больше и больше отставал, то и дело спотыкаясь. Он остановился на вершине холма, не продолжая преследование.Оказавшись в лесу, я пробежал еще около шести ярдов и остановился, прислонившись спиной к высокой сосне и пытаясь отдышаться. Затем абсолютно без сил сполз по стволу вниз, на покрытую мхом и слоем опавшей хвои землю. Сердце в груди колотилось как бешеное.?Было страшно, было обидно и горько, было стыдно и... И было холодно. Я попробовал укутаться в плащ, но это мало помогло - ткань была слишком тонкая, чтобы согреть.?Внезапно накатила жалость к себе, да такая сильная, что хотелось свернуться в клубочек и рыдать, рыдать, рыдать... Пока кто-нибудь сильный и добрый не придет и не успокоит, не приласкает и не скажет, что все будет хорошо...?Увы, но с такими, как я, подобные чудеса не происходят. Никто не захочет утешать зеленоглазого выродка, который чужой везде, даже в своем доме. А рыдания лишь приманят диких зверей.?Но пока я пытался размышлять здраво, из глаз уже покатились непрерывным потоком слезы. Прав был Ирландия когда-то - я нытик, надоедливое расхлябанное создание, которое даже распускание соплей контролировать не может! Слабовольный дурак!От этих мыслей ?плакать хотелось только сильнее. Я подтянул колени к груди и положил на них подбородок, прикрывая глаза.?В лесу пахло хвоей, свежестью и немного фиалками, которые сейчас цвели повсюду. Я громко шмыгнул носом и откинулся спиной на ствол сосны.?Было слышно щебетание птиц, солнце, с трудом пробивающееся сквозь ветви деревьев, светило мне прямо в лицо, осушая слезы и немного согревая. ?Жутко хотелось спать, и через несколько минут я, уже не плача, ?плотнее сомкнул веки и спокойно уснул, свернувшись на мягком мхе и подложив под голову свернутый плащ.А в моем сне кто-то одновременно знакомый и чужой обнимал меня и гладил по волосам, тихо зовя по имени.