Пролог (1/1)

– Tu si? nie pali*.– Owszem**.Он предпочёл бы обменять вторую чашку кофе на два по сорок хорошего виски, несмотря на то, что за окном только-только вовсю просыпались честные работяги Вроцлава. Девятнадцать часов в полёте, две пересадки, девять часов разницы: после такого двойная порция казалась откровенно заманчивой идеей. Место за стойкой предполагало задушевные разговоры, и, судя по внешнему виду расторопного лохматого парнишки, натирающего высокий стакан и с любопытством разглядывающего первого посетителя, поболтать он был совсем не против. – Ska,d pan jest?*** – всё-таки решается спросить вихрастый, закидывая натирку на плечо и упираясь локтями в матовую поверхность стойки. – Przepraszam, nie rozumiem po polsku****, – почти не соврав, отвечает посетитель, принимаясь в который раз размешивать отсутствующий сахар в белой чашке. За долгие годы работы города и люди сливались в одно. Пригороды Хамирфеста можно было отыскать на окраине Ушуая. Пуэрто-Уильямс в свою очередь казался похожим на Уэйлс. В каждом городке и столице мира можно отыскать ?тот самый бар для знающих? на пересечении авеню и стрит, где подают ?самый лучший? виски, ?самый лучший? стаут, ?самых лучших? женщин. Поначалу различия бросались в глаза. Но со временем ?самое лучшее? проевратилось в не лучше и не хуже, чем на другом конце грёбаной планеты. Отличался только тон кожи, разрез глаз да мягкость и пластичность языка. Даже кофе в белой матовой чашке с плохо оттёртым отпечатком ядовито-красной помады по ободку подозрительно напоминал кофе на одной из придорожных заправок Сакраменто. Всё можно было бы списать на кризис среднего возраста – когда и солнце не светит, и трава не становится зеленее, но рациональность и холодный рассудок услужливо подсказывали, что дело отнюдь не в местах и людях, не в количестве прожитых лет, не в пресности происходящих изо дня в день повторяющихся событий (клиент, цена, предоплата, остаток по факту выполненной работы): просто мир вокруг становился слишком однообразным. И бармен Томаш подозрительно смахивал на посыльного Томаса из пригорода Лондона: те же горящие глаза с затаённой надеждой. Когда-нибудь плоскости и реалии сместятся, и место посетителя, неспешно допивающего свой утренний кофе, займёт амбициозный парнишка с растрёпанными волосами. И уже другой Томас будет предлагать ему добавку и пытаться развести на стандартный разговор по расписанным стандартам обслуживания. Она всегда появляется внезапно: обольстительная и статная. В обтягивающем белом брючном костюме и чёрных туфлях на острых каблуках. Отдающая облаком вишнёвого табака и острым запахом дальневосточных специй и пряностей. О её прибытии возвещает колокольчик над входной дверью и раскачивающаяся из стороны в сторону табличка, оповещающая всех желающих приобрести утренний кофе по пути на работу, что, к сожалению, кафетерий пока закрыт. Она его внутренний голос. Голос разнузданной подпитой девчонки, растягивающей гласные звуки и отчаянно пытающейся сойти за свою. И только посвящённые ?Дамокла? знают, что она без труда может пробить остротой своей шпильки горло очередного подонка и ублюдка, рискнувшего приблизиться слишком близко. Опасная как змея – с той же плавной грацией и отточенными движениями раскачивающихся бёдер. Она как чертовски талантливая актриса, её образ слился с реальностью, стал её искажением. И каждый вокруг принимает предложенную маску за чистую монету, даже не зная истиной натуры красавицы-посредницы. Она занимает место за барной стойкой рядом с мужчиной. Одним кивком прогоняет вихрастого бармена в подсобное помещение, располагает перед собой длинный мундштук, портсигар и солнечные очки. Погода отнюдь не летняя, но её рыжие волосы подсказывают мужчине, что сегодня душой и образом она далеко на Майорке в окружении девиц с упругими задницами и бокалом ?Пина Колады?. – Привет, Дункан, – улыбка Мона Лизы, загадочная и чувственная, как и её голос: никогда не знаешь, огладит по скуле, одарит поцелуем в щёку на расстоянии миллиметра от кожи или сообщит, что на сегодня ты труп. Впрочем, последнее мужчине едва ли грозит: ?Дамокл? не откажется от самого талантливого сотрудника за обычную промашку. – И тебе не хворать, Вивиан, – пожимает он плечами, допивая свой кофе и оборачиваясь к женщине. – Мне начать или ты предпочтёшь объясниться сам? – она расстёгивает пиджак, наклоняясь вперёд так близко, что Дункан успевает рассмотреть ложбинку между округлых грудей в низком вырезе её глянцевой майки. – Еда в самолётах как обычно дерьмовая. Заказчик остался доволен. Пациент покоится на дне Американ-Ривер, – рапортует Дункан, встречаясь с женщиной взглядом. Та только откидывается назад, пробарабанив ритм тихо играющей песни на заднем фоне. – Тебе повезло, что Блут любит шоу, – на этой фразе Дункан только саркастически усмехается, – Леопард в "William Wild". Было совсем не обязательно устраивать всё это дерьмо, попавшее на первые полосы новостных газет.– У меня был час до встречи, – просто отвечает мужчина, пожимая плечами, – в Сакраменто не так много мест. Выбор невелик. Либо железнодорожный музей, либо зоопарк. Не люблю поезда. – В следующий раз составлю тебе экскурсионный план, найму автобус и хорошенького гида, чтобы развлекала тебя на время поездки, – яд сочится изо рта Вивиан. Опасная, едкая кобра. Чёрная мамба, сворачивающаяся кольцами на солнечных пляжах и неизменно отравляющая, стоит неудачно по случайности наступить на неё в высокой траве. Они с Дунканом одно время пытались сойтись, но дальше пары ночей дело не зашло. Он оказался для неё слишком закрытым, она для него слишком злопамятная. Отчётливо проецирующая любое слово в воспоминание. В ?Дамокле? нельзя найти никого, кто был бы чертовски счастлив. Никто не станет заниматься убийством людей, будучи на пике гармонии с самим собой. Милашка Синди, роскошная красотка, раскрепощённая и сексуально опасная. Она ненавидит мужчин, в каждом рано или поздно подмечающая черты своего козла-отчима, больного озабоченного извращенца. Хельда, одарённая и умная девочка, притягательная и обжигающая. Проститутка со стажем, замочила последнего клиента, вошла во вкус. Сочетающая в себе утончённость и плавность движений и неимоверную тягу отрезать член каждому, кто решит, что имеет на неё хотя бы какое-то право. Она ограничила сферу влияния даже для Блута, найдя в нём отражение собственного идеала: не считая себя хоть сколько-то привлекательной, вбила себе в голову установку, что ей не светит ни семейная жизнь, ни ползунки и слюнявчики, а вот для отребья, возносящего её в ранг божества, она в самый раз. Не нужно быть прозорливым психологом, чтобы понять, что ?Дамокл? – семья для тех, у кого ниже только подворотня, кишащая крысами, приходами и торчками-клиентами без гроша за душой. – Меньше слов, больше дела, – замечает Дункан, постукивая ногтем по наручным часам, – ты не просто так вытянула меня из Сакраменто в забытую богом Польшу. Деньги можно было перевести на любой из известных тебе счетов. К тому же, Блут ещё никогда не оплачивал услуги наличкой. Вивиан окладисто улыбается, отбрасывает назад яркие волосы, тянется к мундштуку и закуривает. – Прозорлив как всегда, – усмехается она, вставляя сигарету в мундштук. Про себя Дункан просит высшие силы уберечь его от приторно-сладкого вишнёвого запаха, но сегодня у него просчёт по всем фронтам. Женщина всё же закуривает, воспользовавшись спичками, которые она забирает, приподнявшись на барном стуле и перегнувшись через стойку. Наличие системы противопожарной безопасности её нисколько не пугает – или, может, она заранее озаботилась её отключением, чтобы не отказывать себе в наслаждении. Она никогда не отказывала. – До окончания нашего благотворного сотрудничества остался один год, – начинает она, но Дункан перебивает её, поморщив нос от терпкого запаха сладкого дыма.– Один год, пятьдесят два дня, двадцать пять часов и тридцать минут, – поправляет он женщину, вызывая лишь её раздражённую улыбку. – Оставь эти подсчёты себе, – Вивиан отмахивается, прижимается губами к кончику мундштука (неимоверно прокуренному, думает Дункан, либо она покупает один и тот же на протяжении нескольких лет), – дело стоящее. Тебе понравится. После её улыбки, размытой завесой плотного дыма, Дункану представляются помойки Индии и свалки Пакистана, толпы грязных детей, изнурённые женщины и напыщенные, пахнущие острым потом мужчины. Но Кайзер ничего не комментирует, давая Вивиан возможность высказаться. Она поводит плечом, оглядываясь в поисках пепельницы и, не найдя таковую, придвигает ближе к себе опустевшую чашку Дункана. Стряхивает в неё изрядный столбик пепла, без интереса взглянув на отпечаток помады на ободке. Вивиан подносит кружку к лицу, прижимаясь губами и перекрывая яркий след. – Блут хочет, чтобы ты отправился на Манхэттен, – наконец говорит она, доставая из сумочки плотный конверт и подталкивая его к Дункану, – сведений не много, так что остальное на тебе. Могу сказать только то, что ублюдок держит казино на Бродвее. Если тебе интересно, на Рождество они обычно устраивают благотворительный розыгрыш. Ну, знаешь, много богатых шишек встречаются в одном месте, выкладывают бабки и играют в элитные игры, трясут перед друг другом яйцами и пытаются понять, кто же в итоге хозяин Нью-Йорка. – А хозяином в итоге оказывается владелец казино, – бормочет Дункан, доставая из нагрудного кармана очки, надевая их и распаковывая содержимое конверта. Ничего определённого: ни имён, ни адреса. Только случайные смазанные кадры, статистика доходов и расходов, здания поблизости. Изучать местность самостоятельно было увлекательно лет, эдак, двадцать назад. Сейчас Дункан предпочитал работать в разведанной обстановке, – и с чего ты взяла, что именно мне будет это интересно? – он решил не спрашивать, на кой чёрт Блуту понадобилось казино, учитывая, что после смерти владельца все акции переходят к учредителям и членам совета директоров. Убрать одного большого человека обычно не значит смести с лица земли всю организацию. Вивиан тянется ближе, почти касаясь губами мочки уха мужчины: он может чувствовать её горячее дыхание на своей коже.– Ларри, его зовут Ларри, – шепчет она, отчего по спине Дункана пробегают мурашки. Не от её голоса. От звука этого имени, которое он не слышал слишком давно. Не слышал, но никогда не забывал. Всего одно движение, и рука мужчины крепко сжимает тонкое девичье запястье, от чего Вивиан коротко вздыхает, поднося опасно близко зажжённую сигарету. – Если ты врёшь мне, – шепчет Дункан, даже не взглянув на горящую опасность вблизи его глаза.– То ты имеешь полное право выбить мне зубы, – хлёстко отвечает Вивиан, не теряя своей улыбки, – вот только логичнее всего поехать и проверить всё самому.Пальцы разжимаются слишком медленно. А на запястье женщины видны отпечатки его собственной несдержанности. Дункан встаёт и направляется уверенными шагами к выходу, даже не взглянув на Вивиан. – Знаешь, почему у нас не получилось? – неожиданный вопрос прилетает ему в спину, заставляя остановиться у самой двери.– Потому что мы оба охотники, – продолжает женщина, – если бы ты подождал ещё секунду, я бы, не раздумывая, прожгла тебе глаз, – голос Вивиан больше не сочится ядом. Он смесь удобно скрытого разочарования и горечь неоправданных надежд. – Вот поэтому для тебя в моей жизни есть только тридцать секунд, – отвечает мужчина и под звук стонущего колокольчика выходит из кофейни. Вивиан перекидывает ногу, опирается локтем о стойку. Она не может врать себе, что если бы Дункан предложил ей по-быстрому трахнуться в кабинке польского туалета, она бы не отказала. Но ей остаётся только наблюдать, как мужчина садится за руль взятой в аренду машины (представляя на её месте неизменную любовь Дункана – Ford Bronco, старьё из девяностых, хотя мужчина может позволить себе любую коллекционную модель мира) и уезжает.– Это был Чёрный Кайзер? – спрашивает выглянувший от подсобки вихрастый бармен, наблюдая за отъезжающим автомобилем.Вивиан устало стряхивает пепел в предложенную пареньком пепельницу и тяжело вздыхает. – Хотел бы я поработать с ним, – восхищённо продолжает мальчишка на идеальном американском. Что вызывает только усмешку на ярких губах Вивиан.– С ним работают либо самоубийцы, либо убийцы, – подмечает женщина, двинув бёдрами по неудобному барному табурету, – а ты, малыш, не тянешь ни на одного, ни на другого. Простая шестёрка, а будешь много болтать, Блут разрешит своим кобелям отыметь тебя как сучку. Паренёк опускает голову, а Вивиан победно поводит плечом. Осталось дождаться, когда Кайзер соизволит связаться с ней для уточнения адреса его дальнейшего проживания, порядка оплаты и подробностей порученного дела. Её персональные тридцать секунд. Большее он не способен предоставить никому в своей размеренной, но такой непостоянной жизни.