Пролог (1/1)

2006 годЕсли говорить начистоту, Фрехан никогда не был силен в физике, так что подсчитать скорость падающего тела, которому было предано значительное ускорение, он категорически не успевал: нужно было найти школьные учебники, рассчитать угол поверхности, по которой проходило ускорение, угол трамплина, еще массу деталей, без которых требуемый расчет было абсолютно невозможно сделать. Пришлось совершенно ненаучно прикидывать расстояние на глаз и бросаться вперед, не имея никаких подтвержденных формулами гарантий – и все равно, без них шанс поймать счастливо визжащую племянницу, ласточкой слетевшую с лестничных перил, оказался много выше, нежели с ними. Усадив трехлетнюю сорвиголову на стоящий неподалеку пуфик, ирландец скрестил руки на груди и следующего любителя экстремальных развлечений встречал строгим ликом и внушительной позой. Двенадцатилетний Гэр, секунду назад – ровно до того, как ступил на твердый пол – заливавшийся веселым смехом, заметно стушевался под взглядом дядюшки, но быстро опомнился:- Но ведь ничего же не случилось, правда? Нам кузина предложила…В нечастых визитах на родину, бесспорно, есть свое очарование. И заключается оно именно в редкостности таких визитов и их недолговременности. Если бы Фрехану пришлось проводить в обществе семьи больше недели в сезон, он бы совершенно точно рехнулся – даже для него, известного в семье именно своей терпимостью, общество такого количества разновозрастных оболтусов было несколько… выбивающим из колеи. Впрочем, это как раз можно было легко понять: любой человек в конце концов выйдет из себя, если ежедневно станет обнаруживать: меж страницами любимых книгкритическое для издания количество клея, кашу в ботинках, следы жевания на носках (стоило понадеяться, что занимались этим все же собаки), зубную пасту на лице поутру, а на волосах – обувной крем.

Однако, не смотря ни на что, свои визиты МакГейн любил. Более того любил детей, что делали их совершенно незабываемыми и мало выносимыми. Что и говорить, когнитивный диссонанс.

Будь на то воля Фрехана, количество посещений родного дома сократилось бы до двух раз в год.Стоит отметить, что в этот раз развитие семейного праздника происходило несколько не по сценарию. Ранее на семейных торжествах никогда не присутствовало посторонних. Конечно, нельзя сказать, что Фрехан знал в лицо абсолютно всех своих родственников – таким не мог похвастаться ни один МакГейн. Кроме, разве что, сто пятилетней бабули Гленнис, снискавшей себе славу именно тем, что в лицо она помнила абсолютно всех их, но только в лицо и только их. Но тот факт, что среди приглашенных не могло быть женщины с американской фамилией не нуждался в доказательствах и буквально кричал о своей однозначности, готовыйгрудью смести всякого несогласного. Если только у этого несогласного хватило бы фантазии представить факт антропоморфным существом, наделенным достаточного размера молочными железами.Да дело-то, в общем, было не в самой женщине, скорее, в её действиях. Фрехан был несколько обескуражен, когда его педагогическая деятельность по отношению к двоюродному племяннику была безапелляционно прервана, а сам неудавшийся педагог препровожден в гостиную, где собралось все нынешнее взрослое население дома МакГейнов – а на праздники собралось, по меньшей мере, тридцать совершеннолетних ирландцев, связанных родственными узами и связавших свою жизнь с медициной. Позже Фрехан был вынужден признать, что в тот момент он немало струхнул – первой мыслью было, что у него обнаружили какую-то страшную неизлечимую болезнь. По крайней мере, других причин такой серьезности на лицах в тот момент он просто не мог придумать.Примерно через полчаса стало еще хуже. Раньше бедняге никогда не приходилось столько времени выслушивать странного рода обвинения, подтвержденные еще более странными доказательствами, не лезущими ни в какие ворота аргументами и абсолютно нелогичными отступлениями от темы, окончательно вводящими присутствующих людей в состояние, близко к гипнотическому трансу. Будь мужчина обвиняемым на судебном слушании по делу об исчезновении садовых статуэток-гномиков, стараниями стороны обвинения, представляемой Каролиной Мурр, его бы уже осудили на пожизненное заключение. С этой точки зрения Фрехану однозначно повезло – максимум, что грозило именитому гематологу – это попасть в вечное рабство к страшной и удивительно внушающей женщине и её сыну, видимо, приобрётшему иммунитет к талантам матушки: юношу гораздо больше занимали его собственный фотоаппарат и собачья возня за окном, во дворе.Еще через полчаса Фрехан понял, что всю жизнь он был неправ. Не суть важно, в чем именно он был неправ – это была неправота принципиальная и касалась она всех сфер жизни. Тридцать – или около того – человек из рода МакГейнов глядели на страшную женщину так, будто она была ключом к их спасению – спасению от позора, который Фрехан навлек на семью. Сам ирландец глядел на Каролину так, будто она была тем, кто вколотит в его гроб последний гвоздь.По истечению следующего получаса ирландец сдался.- Хорошо, миссис Мурр, - миролюбиво проговорил Фрехан, стараясь дышать глубоко и ровно. – Вы были столь убедительны и говорливы, что не оставили мне ни малейшего выбора. Я буду работать на Вас, леди. Только, очень прошу, прекратите протаптывать дорожку в ковре, я буквально слышу, как стонут ворсинки…