7. Спиной к спине (1/1)

Следующие три праздника Катасах приходил без опозданий, с почтительными подношениями, такой же дружелюбный, что и раньше, но словно раненый. Да он и не лечил себя вовсе. Мев замечала, как его тело покрывается незаживающими язвами, которые раз от раза все разрастались. Шутить он перестал совсем. Просто приходил в хижину, опускал взгляд и не поднимал его до окончания церемонии.—?Может целитель ставит на себе новый опыт? —?думала она, с сожалением глядя, как его тело слабеет и начинает приближаться к первым стадиям негодности.Она пыталась заговорить с ним всего один раз, но разговора не получилось. Он мучительно уводил тему в сторону, и всё кончилось обсуждением рецептов новой противоожоговой мази. Стоит ли говорить, что их церемонии перестали быть такими насыщенными и яркими, и несли скорее усталость плоти, чем торжество духа.Мев наблюдала за ним отрешенно, подняв брови и опустив глаза.—?Может и правда, быть тебе мечом?— моей вещью, а не мечом?— острием моего духа…И лекарь начал быть её вещью. Любимой, опекаемой, единственной в своем роде, но?— вещью. Мев сама лечила его, замешивала мази из одной ей ведомых ингредиентов, и раздраженно замечала, как он отстраняется от её прикосновений. В конце концов она не на шутку рассердилась и не велела приходить, пока он не приведет себя в порядок.Не было больше случайных касаний запястий, очарования смущения и законченных друг за другом фраз. Не было откровенных взглядов до церемонии и крепнущего притяжения после…—?Мне надо идти,?— обычно говорила Мев, делая один за одним маленькие шаги назад.—?О, великая, да расцветает камень под твоими ногами,?— отвечал Катасах прощаясь, и сделав хитрый маневр, оказывался ровно на том месте, куда ступала её нога в маленьком сапожке.Всякий раз Мев очень терялась и не понимала, как это так смогла отдавить босую ногу целителя, и извинялась, но Катасах брал её за плечи и не давал сходить с его стопы на землю.—?Нелюдимая Мев, видишь как выходит?— куда бы ты ни ступила?— везде глупый Катасах,?— он с самым серьезным видом высчитывал пропорции окружавших их полян, выводя своего рода доказательства, что он, Катасах, суть почва под её мудрыми ногами, и пока Мев следила за путаной нитью его рассуждений, обнимал и тихонько прижимал к себе. Спустя долгие минуты Мев наконец замечала уловку, поднимала к нему острый подбородок и наблюдала как двигаются его губы и меняется мимика, пока он вдохновенно говорит чепуху, и, словно змея на солнцепеке, грелась в радуге сердечной теплоты, которую он дарил.На Катасаха смотрели многие женщины?— и островитянки, и renaigse1. Ему были хорошо знакомы эти взгляды: страстные, оценивающие, игривые, зовущие, обещающие, благодарные. И только Мев смотрела на него с восхищением и восторгом, только она вдохновляла его на новые глупости и рискованные открытия, на которые как мальчишка был готов целитель, лишь бы она не сводила с него сияющих зелёных глаз.Он подкрадывался сзади, и его танцующие натруженные руки пробегали по белой коже, по шее, вдоль встающей дыбом линии роста волос, гладили скулы и опущенные веки, и Мев вытягивалась в струну, ожидая его прикосновений, затаиваясь в страхе, что он вот-вот может прекратить их.Катасах читал Мев, как древний камень святилищ, испещренный священными знаками и остатками подношений. Во время церемоний Мев вела их души, после?— их тела вёл Катасах. Он ценил её внутреннюю силу и знания, но боготворил?— её саму. Робкую, неловко и невпопад отвечающую на вопросы, внезапно смеющуюся или застывшую в оцепенении перед важным видением. Насколько целитель был увлечен силой самой жизни и её энергией, настолько же Мев была погружена в материи боли, смерти и ужаса. Погружена, но не тонула, а играла и раскрывалась, словно юркий левольг. Он клал тёмную ладонь ей на живот, в то время как другая прижимала её бедра к своим, и Мев льнула к нему, обвивая руками, скрываясь от всего мира за его широкими плечами, унося на себе в чащу его запах. Она была его пучиной, в которой отдыхало его солнце. Катасах улыбался, не открывая глаз, когда Мев клала голову ему на грудь и заводила беседы с его сердцем, как если бы сам Катасах был где-то далеко и не мог их слышать.—?Скажи ему, что Мев боится переполнить собой его большое сердце,?— она умолкала, слушая возражения весёлого ритма,?— ещё скажи ему, что Мев боится ослепнуть, ибо в Катасахе слишком много солнца.—?Пусть не боится,?— ворчал Катасах, целуя её в макушку,?— хранительница мудрости храбрее любого, кого знает Катасах.Ему на лицо шлепалась её белая ладонь, нащупывая рот и сильно сжимая губы.—?Скажи ему, это только твой с Мев разговор, зачем он слушает нас!Тогда его руки вдруг хватали её бока и коварно щекотали рёбра, и сердитый шепот Мев сменялся визгом и хохотом…Но его ждали пациенты и вызовы, её?— звери и бездны, и нужно было расходиться на долгие две луны…Больше не было ИХ Праздников. Были строго регламентированные церемонии, по итогам которых Катасах получал силы, необходимые для поддержания своего статуса Меча, и идущие на питание его целительского искусства. Были рутинные распределения токов Силы на остров, но исчезли вдохновенные прорывы, глубинные погружения в озёра небытия за новым Знанием.Были те же встречи по сложным хворям или редким способам лечения, но Катасах быстро учился, и необходимость видеться сводилась на нет. Мев было нечего передать ему. Целителю было нечего взять у неё.Мев так же безалаберно продолжала посещать заседания Совета, и проводила их в основном во сне, там же, на циновках возле Наивысочайшего и Катасаха. Ей не было дела до обсуждений, она просто исполняла заключённые с Винбарром договорённости.***Тогда же Катасах начал засматриваться на Керу. Он видел как холодно и раздраженно относится к ней Винбарр, и не раз пытался вмешаться, напоминая о долге Винбарра перед ней, как перед его minundhanem2. Каждый раз Винбарр зло чеканил, что это не его, Катасаха, дело. Пока наконец он сам вызвал его на одну из редких бесед по душам и оправдался.Жрецы сидели на болоте близ Ведвилви и пили беленную брагу. Где-то вдалеке играли Хранители, и их рёв тонул в тяжёлом воздухе. У ног целителя лежала сумка с комьями целебных жёлтых камней и кореньев, собранных по дороге. Винбарр щурился и вглядывался в дымку, и только Катасах знал, как сильно он тоскует по будущему.—?Она непроходима, как горная тропа после схода сели. И да, её разум столь же забит крошкой и суглинком, если ты понимаешь аналогию, брат мой,?— Винбарр сёрпал брагу и гонял её языком во рту.—?По-моему, ты слишком суров с ней,?— Катасах нащупал пару кособоких грибов и всё-таки решил закусить. Брага была крепкой и щипала язык,?— ради тебя Кера пожертвовала личной судьбой, заменив её заботой о твоём пути.—?Кера сама так решила. Я не просил её ни о чём таком. Лучше скажи, откуда у тебя эта ядрёная жидкость, у меня аж глаза щиплет.—?Думал ты вспомнишь,?— Катасах хитро улыбнулся,?— это ж Данкас ставит для обработки ран.—?Ну да, ну да, проказник Данкас,?— Винбарр сладко улыбнулся.—?Брат мой, Кера достойна большего. Дай ей мужчину, в котором она так нуждается,?— целитель опустил голову и нагнулся, выискивая дряблые шляпки в жухлой траве.Винбарр наконец дал себе волю. Он вскочил и начал размашисто ходить взад-вперёд.-…а не злого хозяина,?— добавил Катасах, следя за его угловатыми движениями,?— ты ведь нуждаешься в счастье, как никто.—?Я нуждаюсь в исполненном долге перед своей землёй! —?Винбарр тоскливо повернулся в сторону Хранителей вдалеке,?— вот ОНИ! —?мне не нужна для счастья женщина! И мужчина! и никто! И Кере это известно с самого начала, и Кера согласна с моим выбором, понимаешь? Или что, на твой взгляд, лучше было бы окружить её ласками и нежностями, как хочет каждая двуногая самка, чтобы потом однажды взять и навсегда уйти и навсегда забыть? Так будет для Керы лучше, да, Катасах? —?он стоял перед ним носом к носу, уперев ладони в колени и покачиваясь.—?Наивысочайший, ты загородил целителю обзор,?— Катасах хрюкнул,?— я тебя сейчас поцелую, если не уберешь свои эти рога и всё остальное.—?Не поцелуешь,?— Винбарр закатил глаза и отвернулся,?— брат мой, а ведь я пытался говорить с ней.—?Разве?—?Дважды или трижды. Или четырежды. Или я когда там наконец махнул рукой. Она только смотрит и моргает. Она ни шиша не понимает и не чувствует. Она смотрит и, что б ей камни варить, моргает. Думаешь, мне бы не хотелось подругу, которая говорит со мной на одном языке? —?Катасаху показалось, Наивысочайший вот-вот заплачет.—?На, закуси.—?Знаешь, как хочется, чтобы став Хранителем, я бы просто дожидался её. Чтобы однажды она так же пришла в святилище вслед за мной, и положила свои семена на алтари, ради своей земли, ради своего народа, ради своего короля, чтобы мы стояли на страже Тир-Фради вместе. Вместе, Катасах. Вместе!Послышалось далёкое эхо то ли рёва одного из Хранителей, то ли крика Наивысочайшего.—?Вместе,?— Катасах сморщился, допивая которую по счёту плошку,?— просто будь добрее с Керой. Немного. Она ведь ничего не просит, и на всё готова ради тебя, ради своего Короля.—?Я ссам реш-шу.