1. Два одиночества (1/1)

Очередной день благословил солнцем счастливые земли острова Тир-Фради.Облака вокруг головы огромного вулкана собирались, словно вожди на Совет?— сосредоточенно, вальяжно, и порой устраивали настоящие бури, о которых, по счастью, знало только чашеобразное жерло.Таинственная тёмная зелень Фрасонегада манила ночной свежестью и отталкивала призрачными тенями ядовитых и вечно голодных тенланов — ящероподобных хищников со своеобразными представлениями о доминировании.Красные листья Ведрада скрывали тысячи загадок, будто само Время выбрало эти земли для своих игр, смешивая неизвестное и тщательно забытое прошлое со странным и порой парадоксальным настоящим. От взгляда непосвящённого были укрыты и древние святилища, и резные замшелые камни, оставленные с незапамятных времён — возможно, с самых Первых Обетов между людьми и Тысячеликим богом.Чёрные земли Тир-Доб хранили память о единственном извержении, выбросившем на поверхность множество блестящих камней.Огромные кости невиданных зверей Глендгнамвара хранили почтение перед памятью времён, но у каждого клана были свои представления о чести и правильности. И не было среди племён единства и взаимного доверия.Когда на остров прибыли чужаки, renaigse1, первое, что они сделали,?— тщательно собрали всё, до чего смогли дотянуться. В том числе и цветные блестящие камни, вынутые из недр мудрым вулканом. Ну, а уже после разработали поэтапный план освоения новых земель. Вернее, самовольного отъёма их у местного населения, союза племён детей Тир-Фради. Тем пришлось отступить вглубь острова и оставить прибрежную линию городам-государствам чужаков.У renaigse на вооружении была магия Телемы под покровительством Просветлённого и самые прогрессивные технологии Мостового Альянса: огнестрельное оружие и яды. У детей Тир-Фради?— агрессивная местная флора и фауна, магия острова и защита en on míl frichtimen2, Тысячеликого бога. И огромные чудовища-хранители, nadaíga3, воплотившие свирепые силы природы.Так они и жили, по возможности поддерживая нейтралитет. Вооружённый нейтралитет.***Где-то в районе скалистого подножия вулкана, Стейгер-Фалаг, в укромном гроте сидели молодые мужчины-аборигены, со следами всё ещё живого детства на юных лицах. Их объединяла дружба: оба вожди, оба жрецы, оба утомлённые делами своих племён. Между ними лежала расчерченная дощечка, по которой те задумчиво раскладывали камешки, силясь выдавить соседа с доски.Разделяли же их взаимоисключающие принципы: один из них считал, что дети Тир-Фради на то и дети, что своего ума не имеют и нуждаются в твёрдой, а порой и жёсткой руке; другой?— что милосердие и терпение суть ключи к сердцам и умам земляков.Один из них был недавно избранным Верховным Королём, главой всех племён и кланов острова. Его звали Винбарр. Он происходил из племени воинов, Ткачей Ветра, хотя поговаривали, что ещё младенцем его принесла в деревню самка nadaíg. Впрочем, в каждом слухе была и своя частица правды. Долговязый, угловатый, Винбарр всё ещё напоминал подростка, однако груз непомерного долга перед Тысячеликим богом и земляками, а также необходимость принимать жизненно важные решения внесли в его резкие черты раннюю зрелость. Скверный характер, цинизм и агрессивная внешность надёжно прятали от непосвящённых справедливого и порядочного человека, вождя, что пренебрегает собственными желаниями и живёт единственно во благо своего народа.Другой же был талантливым лекарем, увлечённым поиском лекарства от всех болезней, вождём и жрецом племени Речных Целителей. Не было того недуга, который не сдался бы под его настойчивостью и не отступил. Неизменно спокойный, добродушный и дипломатичный, Катасах стал бы искусным политиком, если бы только захотел. Но ему куда важнее было исцелять больных и нести землякам просвещение, обучать, как ухаживать за заболевшими и справляться с хворями, когда целителей не хватает.Катасах с трудом не выдавал волнения:—?Наивысочайший, если мужчине нравится женщина, как обычно её можно обрадовать?—?В смысле?— обрадовать? —?в голосе Винбарра не слышалось ни удивления, ни?— к прискорбию?— хоть малейшей заинтересованности. —?Попроси её испечь тебе супружеский пирог или помыть ноги. Даже не знаю… Ну пусть отполирует твой меч, что ли… —?не меняя выражения лица, отчеканил Винбарр.Катасах позволил себе разочарованный вздох:—?…Нашёл, у кого спрашивать…***Хранительница мудрости лежала под увядающим деревом и дремала в кольцах хвостов леволанов. Катасах стоял неподалёку и искал слова. Леволаны тревожно тянули носами воздух, но ничего не видели. По старинке Катасах ступал осторожно, опасаясь гнева ящериц. Потом, немного подумав, зашагал более уверенно. Леволаны грозно зашипели и повернулись в его сторону.—?Ладно вам, я уже мёртв, вы не сумеете навредить,?— весело, но тихо, сказал он.Спящая, Мев казалась ещё меньше и уязвимее, чем обычно. Зрачки метались под закрытыми веками, она постанывала. Катасах присел рядом, провёл рукой по её растрёпанным волосам и коснулся рожек. Вдруг Мев схватила его за руку и прижалась щекой к его ладони.Катасах так и не понял, как оказался на земле рядом с ней. Мев улыбнулась длинным ртом и обнажила зубы:—?Катасах… Как хорошо, что ты пришёл!.. Думала, ты?— сон Мев,?— она привстала на руках и начала его обнюхивать, глубоко дыша.—?Хранительница мудрости, глупый Катасах просто хотел кое о чём расспросить тебя… —?пробормотал он, глядя, как сияет Мев.—?Мев постарается ответить, жрец,?— пробубнила она сквозь его одежды и снова улыбнулась, закрыла глаза и прижалась к его груди.—?Скажи, как такое может быть: я мёртв, но меня переполняют чувства, и страсти кипят в душе,?— Катасах держал себя в руках изо всех сил и даже был рад, что больше не краснеет. —?Твои звери больше не пугают, ты сама кажешься совсем другой… Что я такое теперь?Мев ещё глубже зарылась в него и, едва касаясь костяшками пальцев его лица, проговорила:—?Мев привыкла верить тому, что видит, и тому, с кем говорит, но она не знает, что ты и где оказался. Ты пахнешь Катасахом, которого она знает как вождя, которого она знает как жреца. Знает как величайшего целителя на острове и за его пределами, целителя, который всю свою жизнь хватал смерть за хвост. Ещё знает твои всегда печальные глаза и бессонные ночи над больными детьми и скотом. Теперь Катасаха самого схватила смерть и держит его руку, но не его разум и не его сердце. Мев знает, как ты уходил, спасая брата on ol menawí?…Катасах сглотнул и, попятившись, сел:—?Прости, хранительница мудрости, глупый Катасах не готов такое слышать о себе… От тебя, лунная жрица!..Он в панике осмотрелся. Леволаны лежали на солнце бледными брюхами, разевая пасти для голодных птиц. Спина его упиралась в увядающее дерево. Перед ним стояла она и смотрела на него с такой радостью, какую однажды он видел у ульгицы, когда вернул к жизни её задавленного ульгижонка.Катасах вытер мокрые ладони о кафтан, мучительно подыскивая слова.—?Что было в твоём сне, хранительница мудрости?.. —?целитель с трудом разлепил пересохшие губы и нервно облизнулся.—?Во сне Мев снова была у твоих ног, жрец, как тогда, очень давно, три десятка циклов назад, когда мы праздновали Равноденствие,?— тихо сказала Мев и сделала маленький шаг навстречу. —?Мев снова была твоей Чашей, она снова видела en on míl frichtimen в Катасахе. Сейчас ты пахнешь как живой мужчина: Катасах, которого она не знает, и которого всегда хотела узнать больше всего на свете.?Не может быть. Всегда знал, что мы могли быть вместе… Чувствовал, что… И она молчала!.. Надо было умереть, чтобы набраться смелости и прийти!??— обрывки мыслей разбивались о грохот сердца. Катасах рассердился.Мев села к нему на колени, взъерошила волосы маленькими ладонями. И он не выдержал?— обхватил её талию и притянул к себе. Она поцеловала его лоб, глаза, складку между бровей, а её великолепные губы Катасах уже нашёл сам. Звери тактично разбрелись по полянке.Его глаза горели. Она пахла душной землёй, сыростью тайных пещер, травой, прорастающей сквозь лошадиные черепа, а ещё сладкими дымами и нездешними мирами. Она играла волосами на его груди и заглядывала в затуманенные глаза, словно спрашивая: ?Ты здесь, жрец, ты ещё со мной? Ты чувствуешь меня??. Он не сводил с неё взгляда и не отрывал жадных рук и пересохшего рта. Сколько циклов у него не было этой женщины? Как давно они не были вместе? Всё теряло значение и ценность. У него была нелюдимая Мев. Он был у нелюдимой Мев.Для Мев он пах ночным костром, каплями пота над умирающим, пах толчёным камнем и разорванными кольцами жизни, слезами благодарности исцелённых и, наконец, разбитым вдребезги одиночеством. Мев впитывала кожей его неукротимую волю и силу духа, подчинённые строгости разума. И нежность. Такую искреннюю, какой её окружали только звери и Хранители.Наконец Катасах выдохнул:—?Я понимал, всегда понимал, почему ты избегаешь людей. Мужчин. Надо было умереть, Мев, чтобы наконец решиться прийти к тебе, прийти за тобой. Мев, я баран. Глупый Катасах хочет быть твоим бараном, если позволишь.—?Ты пришёл вовремя. Но больше Мев не сможет тебя отпустить,?— она поцеловала его большие руки и прижала к своей груди. —?Хотя ты и волен уйти когда угодно и как угодно, для тебя нет пределов и преград, Целитель.Его осенило: он же бесплотный дух. Какое к чёрту дерево? Какие к чёрту границы? Но как, как тогда он может прикасаться к ней? Как улавливает запах? Смерти нет? Или, может, это всего лишь последний сон умирающего разума?…неважно.Катасах впервые в жизни любим, а значит?— неуязвим. И, судя по всему, впереди?— только вечность…***Целитель вздрогнул и проснулся.—?Приснится же такое,?— пробормотал он и пошёл умываться.