Z popielnika na Wojtusia — Польская колыбельная, Fem!Глютик (1/1)

—?Лютик, Плотва тебе что, ломовой для твоей бренчащей поклажи? —?бухтит Геральдина, испепеляя янтарём своих глаз новое приобретение барда, спрятанное в бархатном футляре. Ранимой душе Юлианы впору бы вспыхнуть и обидеться, но это же Гера, характер просто такой. Сейчас поворчит немного и успокоится, может, позднее осадит лошадь, чтобы сравняться с поступью менестреля и предложить сесть верхом. Да ведьмачка уже сожалеет о своих резких словах от затянувшегося молчания, а Плотва только подливает масла в огонь, пренебрежительно фыркает и всем взглядом так и говорит: ?Мол, что ты бранишься, довезу я всё, лучше девчонку пригрей словом тёплым?. Знает ведь о чувствах к Лютик, скотина понимающая. Только вот не умеет Геральдина в слова красивые, предел ораторства?— жалящие оскорбления да сальные шутки с подъёбами, коим место в трактире среди пьяных рож. Но Лютик непритязательная, за годы совместного странствования с ведьмачкой научилась парировать в ответ?— плескаться ядом, как тёзка-цветок, стоит лишь дотронуться до тонкого стебелька:—?Хочешь сказать, что моя фидель тяжелее, чем пудовые трофейные бошки, что ты привязываешь к седлу? Тебе так тяжело, Плотвичка? Лошадь мотает головой из стороны в сторону, обозначая тем самым отрицательный ответ. Юлиана победно улыбается, чешет копытную предательницу за ухом, а животина так и млеет. Геральдине только и остаётся, что дивиться: с каких пор суровая ведьмачья кобыла дозволяет в свой адрес такие нежности? А, наверное, с тех самых, как сама Геральдина пропала от этой светозарной улыбки и нежного влюбленного взгляда из-под пушистых ресниц. Глаза, как осколки небесной синевы, что сейчас чересчур внимательно рассматривают ведьмачку на лошади вкупе с насмешливой улыбкой. И чарует всем видом своим, как колдовством тёмным, так что даже знаменитая Йеннифер из Венгерберга стоит в сторонке, не сумев удержать возле себя Белого Волка. Зато рядом со скромнягой бардом Геральдина застывает, как вкопанная, вместе с лошадью, слишком долго любуясь чертами Лютик. И так сильно застопорилась, что только от касания мягкой ладони, не приученной держать меч, оживает весь облик Геральдины. Юлиана тихо хихикает, смакуя двойную победу, в этот раз над ведьмачкой, но пепельноволосая добавляет всё же ложку дёгтя:—?По мне, так вторая лютня. Геральдина кивает в сторону фиделя в чехле и ждёт гневной тирады, о том, какая ведьмачка ?глухая к искусству чурбанка?. Но этого не происходит, Лютик лишь безнадёжно вздыхает, сообщая:—?Ох, Гера, ты не представляешь, как глубоко ты ошибаешься!—?Даже понятия не имею,?— глумится ведьмачка. Юлиана что-то с секунду раздумывает, а затем её осеняет таким взглядом, из разряда которых обещается, как минимум, десятичасовой марафон ?Ведьмаку заплатите…?. Геральдине уже поплохело от этого взгляда и следующей фразы за ней:—?Я сыграю тебе сегодня вечером!—?Уважь, нет,?— отмахивается от угрозы ведьмачка.—?А вот и да! —?если что-то и придёт в голову Лютик, то так просто она от этого не отступится.—?Зараза… Геральдина ждёт вечера, как будущий висельник ожидает своей участи. На их ночном привале ведьмачка максимально быстро расправляется с обустройством ночлега и поеданием ужина, как только можно быстро, лишь бы не услышать: ?А, кстати, я тебе же обещала…? На всякий случай, Геральдина заваливается на травяную подстилку, поворачиваясь к огню спиной и всем видом сообщая, что предпочтёт песнопениям крепкий и здоровый сон. И обычно это гарантированно срабатывало. Только вот у Лютик сегодня другие планы. Раскрытый чехол являет безмолвному лесу новомодный музыкальный инструмент, который девушка берёт в руки с затаённым дыханием. Ставит его к себе на колено на манер лютни и, непринужденно зажимая пальцами струны, выдаёт негромкие аккорды. Морщится, когда звук не выходит таким, как нужно, и достает из недр чехла прилагающийся смычок, укладывая фидель к себе на плечо. С непривычки Юлиане кажется, что он лежит неудобно, а потому бард елозит вместе с инструментом, пытается найти подходящее положение. Шорох рубашки и ёрзание одной неугомонной менестрельской задницы по траве порядком начинали раздражать нервы, и у старательно притворяющейся спящей Геральдины нахмурился лоб.?Почему у всех девушки как девушки, а у меня с шилом в гузно???— мысленно сокрушалась ведьмачка. Но, когда смычок занёсся в воздухе, Лютик нашла ту позу, где всё чувствуется идеально. Шорохи сменились звуками инструмента, и для неутонченного слуха ведьмачки казалось, что это жалейка звучит, а не та лютне подобная вещица. Пара немного скрежетающих нот в исполнении отвыкшего от смычка барда, и вот рука уже привыкла, выводит мягче, и лучше получается. Геральдина так и не поняла, как из несвязных, разных по громкости и повторяющихся аккордов начала складываться лиричная мелодия, пусть несколько и с паузами. Вроде всё тот же перебор струн, но под конец каждого отрезка обязательно выдавалась долгая нота, растягиваемая движением дрожащего смычка. А затем и вовсе все аккорды пошли длинными, протяжными, будто бы плачет инструмент. И получалось действительно красиво, и ново.?С такой хреновиной на балах бы играть, а не в дремучем лесу?,?— подумала про себя Геральдина. ?Хныкающая?, как её прозвала мысленно ведьмачка, фидель издала ещё несколько звуков и смолкла. В эту продолжительную паузу напомнить бы грозным голосом, что тут вообще-то спят и рулады не приветствуются, но Юлиана опередила Геральдину… запев.Z popielnika na Wojtusiaiskiereczka mruga.Chod? opowiem ci bajeczk?.Bajka b?dzie d?uga. Что бы там не говорила Геральдина про голос Лютик, в своём деле она была непревзойдённой. И стародавняя польская колыбельная из её уст звучит сладостнее, чем если бы это делала Висенна. Сравнивая их двоих, ведьмачка невольно думает, что из Юлианы вышла бы отличная мать, рассказывающая своим детишкам?— таким же шалопаям с небесными глазами?— сказки. Одну из них Геральдина готова послушать сейчас.By?a sobie raz krуlewna,pokocha?a grajka,krуl wyprawi? im weselei skończona bajka. На втором куплете ?хныкающая? дополнила пение барда, гармонично сочетаясь с вокалом. Получался заедающий в голове мотив, но ведьмачке к такому не привыкать?— у Лютик только такие баллады и бывают. Сна не было ни в одном глазу, даром, что колыбельная. Янтарные глаза осторожно раскрылись, наблюдая за отсветами от огня на деревьях и вслушиваясь в текст.?Krуlewna и grajka, значит???— хмыкает ведьмачка, слушая короткий сказ о любви. Только вот, если Юлиана действительно лабух, то королевской кровью от Геральдины точно не пахло.By?a sobie Baba Jaga,Mia?a chatk? z mas?a,A w tej chatce same dziwy…Cyt! iskierka zgas?a. Ведьмачка задумывается на данном месте, представляя вместо мифической Бабы Яги вполне реальную кладбищенскую бабу, которая могла создать пряничный домик, чтобы загонять к себе детей и их пожирать… Пепельноволосая трясёт головой из стороны в сторону, прогоняя тревожные мысли и окончательно разворачиваясь к Лютик и изображая, что всё ещё дремлет. Впрочем, эту актёрскую игру уже было можно опустить за ненадобностью, ведь Юлиана стояла спиной к своему слушателю, увлеченная своим занятием. Геральдина любовалась изящным изгибом фигуры, задерживая внимание на напряженных руках, что умеючи сжимали в руках инструмент и смычок. На фоне догорающего костра бард выглядела ещё эффектнее, и ведьмачка проследила взглядом за несколькими искринками, что поднимались в воздух и, натурально, по команде ?Cyt!? угасали с едва слышимым для человеческого уха, но зато хорошо различаемым для ведьмака треском. Геральдина слышала все лесные звуки, но в эту ночь казалось, что все они шумят в унисон песне Лютик.Z popielnika na Wojtusiaiskiereczka mruga.Chod? opowiem ci bajeczk?.Bajka b?dzie d?uga. Рефрен первого куплета замкнул круг песни, и бард замолкла. Вот он конец, вроде бы, и Геральдине остаётся только подарить овации талантливой возлюбленной, но задумчивый вид менестреля и крепко удерживаемая фидель говорят о том, что партия инструмента ещё не окончена. ?Хныкающая? играет с новой силой, теперь без пауз, быстро, громко, так, что где-то недовольно гаркает стая полусонных ворон, а вместе с ней шевелится заспанный лес, а, главное, получается пронзительно. Взошедшая со стороны менестреля луна превращает фигуру Юлианы в один литой черный силуэт, и пусть лицо её затемнено, зато видна вся экспрессия движений музицирующей девушки.Говорят, что нет на свете силы, что сможет расшевелить черствое сердце ведьмака. Вздор сивой кобылы, не иначе, потому как тогда объяснить, что по окончанию музыки Белый Волк вовлекла не отошедшую от игры и взбудораженную Лютик в свои тесные объятья и припечатала пухлые уста любовным поцелуем. Разве ли это не чувства?—?Прости, я ошибалась,?— говорит тихо Геральдина, поглаживая центр ладони барда. И Юлиане не совсем ясно, то ли она имеет в виду про их дневной спор, то ли про свое мнение о пении Лютик, а, может, и то, и другое. Но, так или иначе, Юлиана довольна получившейся реакцией и последствиями этой ночи, красуясь на следующее утро с шеей в засосах-полумесяцах. Хотя это уже совершенно другая история.