1. (1/1)

Всем мечтам в этой жизни суждено разбиваться вдребезги. ***- флешбэк -Все внутри рвётся на части, в клочья. Тело ноет, кожа покрывается мелким бисером пота. Несколько тёмных волосинок, выбившихся из собранных в неаккуратный пучок волос, липнут ко лбу, на котором проступает жилка от напряжения. Несколько судорожных вдохов и не менее рваных выдохов. Глаза слезятся, а пальцы сжимаются в кулак, комкая простыню. Слух улавливает чье-то "ещё чуть-чуть", которое оповещает о том, что скоро боли наступит конец. Конец мучениям. Конец девяти месяцам ада, когда ты наблюдаешь за падением всего, чего ты хотел от жизни и что было тебе дорого. О карьере балерины точно можно забыть. О поступлении в академию искусств — даже не заикаться. Родители отвернулись. Друзья — стали презирать. Парень-отец ребенка, который должен, по идее сейчас стоять рядом, крепко держа за руку, уехал из города, узнав, что скоро станет папашей. И день за днём девушка наблюдала за тем, как крохкие кирпичи, выстраивающиеся в зыбкое, но прекрасное будущее, рассыпались в пыль, стоило к ним едва прикоснуться. Ей всего семнадцать, а вся жизнь сломлена пополам, словно сучок, коротким "беременна". И во всем виноват ребёнок. Он виноват в том, что девушку выгнали из дома, навсегда оставив шрам на сердце незабывающимся "ты нам больше не дочь". Он виноват в том, что в танцевальную группу взяли другую танцовщицу, более мудрую, которая, видимо, не влюбляется, потому ей и не грозит по ошибке разрушенная карьера. Этот ребёнок виноват в каждодневном плаче в подушку и немом крике, так и не слетающего с уст. Этот ребёнок виноват в том, что появляется на свет совсем не вовремя, что его не хотят, он нежеланный. Он виноват в том, что сломал жизнь. Все внутри скручивается спазмом, низ живота неистово болит, отчего хочется кричать, но девушка мужественно стискивает зубы, скалясь. Снова это "ещё немного", которое дарит облегчение. Больше никакого ребёнка под ребрами. Теперь все можно начать с чистого листа, забыть о всем. Девушке это удастся с легкостью, ведь она уже давно решила, как поступит, и до этих пор ни разу не засомневалась в принятом решении. Так будет лучше. Для ребёнка. Девушка не будет ему хорошей матерью, уж точно не в семнадцать. А в прочем, ей все равно, что станет с сыном или дочерью. Это пятно на репутации. Ошибка. А ошибки нужно искоренять. Наконец она собирает в кулак всю силу воли и выдержки, которая у нее есть, совершая последний, финишный рывок, а затем внутри вдруг становится так пусто... Девушка откидывается на кровать, заплывшим от слез взглядом рассматривая потолок, а до ушей доносится тишина, вместо пронзительного вопля, который взорвёт черепную коробку. Он мертв? Он не дышит? Она переводит глаза на медсестру, которая, что-то говорит про обвитие пуповины, а потом, перевернув новорожденного на живот, аккуратно стучит по спине, пробивая дыхательные пути. И тогда тишину рвет тот самый ожидаемый крик. Миниатюрные ручки и ножки шевелятся, совершая свои первые движения в этой жизни. — Мисс, познакомьтесь с дочерью, — медсестра с улыбкой, держа ребёнка на руках, подносит его к девушке, но та резко выставляет перед собой руки, противясь и отрицательно качая головой:— Уберите... — хрипит. — У-уберите, я не возьму ее...— Девочке нужна мама, мисс. Я знаю о вашем решении, но неужели вы даже не подержите её на руках? Хотя бы один раз в жизни? Перед тем, как уйти и больше никогда её не увидеть? Взгляд женщины падает на орущее существо на руках медсестры, и слезы застилают глаза ещё пуще прежнего. — Нет, — она собирает все остатки твердости, чтобы убедить в этом не только работницу больницы, но и саму себя. — Нет, не х-хочу... Уберите её... Уберите, заставьте замолчать...— Хорошо, я её унесу, мисс, но прежде всего я хотела спросить, как бы вы хотели назвать девочку? — медсестра заворачивает плачущего младенца в пеленку, бросая на молодую мать (мамой её нельзя назвать) взгляд.Надо назвать её маленьким чудовищем. Нет. Разрушительницей будущего. Разрушительницей желаний.— Никак, — бросает девушка, а детский плач все больше и больше давит на стенки черепа, заставляя все внутри неприятно сжиматься. — Мне все равно... Просто... Просто унесите её подальше от моих глаз, прошу...— У девочки должно быть имя, мисс, — женщина в голубой форме, аккуратно придерживает ребенка за миниатюрную головку, опуская на девочку взгляд. — У каждого ребёнка должно быть имя.— Хорошо, Билли! — спешно отвечает девушка, выдавая первое имя, которое пришло в голову. Билли. Прямо как звали собаку в её детстве, которая однажды потерялась и так и не была найдена. — Её зовут Билли. — Это сокращение от какого имени? Вильгельмина? Эвелин? Уилла? — Господи, просто Билли! — кричит, а детский плач становится непроходимым комом в горле, отчего внутри все начинает снова болеть. Билли начинает кричать все громче, маленькие ручки с тонюсенькими пальчиками тянутся вперед, силясь найти материнское тепло, а в ответ касаются лишь жестокого холода пустоты. — Пускай она замолчит, пожалуйста! — Ещё несколько вопросов, мисс... Скажите мне вашу фамилию, дорогая... Или под чьей фамилией мне записывать девочку: под вашей или ее отца? У монстров нет фамилии. У монстров не должно быть даже имени. Монстр — это монстр. Разрушитель всего. Разрушитель надежд и мечтаний. — Просто... Просто Билли. Без фамилии, — хрипит девушка, хныча. — Но, мисс, это не... — начинает медсестра, но её грубо перебивают:— Да, Господи, просто Билли! Почему она так орет? Сделайте же уже что-нибудь! Прошу унесите её подальше, чтобы я больше никогда не услышала её плач.Медсестра берет себя в руки через пару мгновений, но до конца так и не приходит в себя после недоумевания. Билли. Сокращение от неизвестного имени. Названная, как бездомный щенок. Без фамилии. Без рода. Без семьи. Без ничего. Только с надеждой внутри, которая рано или поздно сломается и разобьется, как и все в этом мире. Нелюбимая. Нежеланная. Одинокая. Билли, у которой нет ничего. Эту девочку ждёт много тяжести в жизни, много терновых кустов на пути, колючки которых будут царапать кожу до крови, до мяса и до костей. Билли. — Х-хорошо, мисс... — лишь один вопрос. Обещаю, он будет последним, и я заберу Билли подальше, как вы того и хотите... Я лишь хотела ещё раз вас спросить... Вы уверены в своём решении? — делает паузу, глядя на то, как девушка торопливо утирает слезы с мокрых щёк, глядя на малышку. — Вы уверены, что не хотите стать ей матерью, которая ей так нужна? Внутри — борьба. Борьба между тем, что правильно, и тем, что необходимо. Кажется, девушка готова сдаться, готова отказаться от всего, что её ждёт впереди. Но чашу весов перевешивает все же то самое "необходимо".— Я уверена, — цедит, стараясь посмотреть на девочку как можно холодно, с ненавистью. — Я уверена, Боже, просто унесите, я больше не хочу её видеть! Бам! И вот уже первая мечта Билли иметь полноценную семью звонко разбилась вдребезги. Медсестра делает короткий кивок, грустно опуская взгляд на малышку Билли, и как можно более аккуратнее и нежнее обхватив девочку, выносит её из родильной палаты. Она будет лишена нежности всю свою жизнь. Будет лишена любви, тепла и заботы. А девушка на каталке сжимается в ком, подгибая к себе коленки настолько, насколько ей позволяет не успевший сойти живот. Обнимает подушку и просто вперивает взгляд в одну точку, молча продолжая плакать. Она думает, что поступила правильно. А может, она совершила большую ошибку, о которой будет потом жалеть...Дочь. Малышка. Её зовут Билли. Просто Билли. И отныне у нее нет ничего, только два собственных кулака против всего мира. И это был только старт разбивающимся надеждам и слезам, которые ничего не изменят. - конец флешбэка -***В детстве мы считаем наши мечты, словно звезды на небе. Одна. Две. Три. А когда вырастаешь, ты разучиваешься мечтать, все материальное становится смыслом жизни, стремлением выживать в этом мире. Пожалуй, мои детские мечты, как и все мечты в целом, начали разрушаться с моим первым вдохом. Я просто по жизни крупная неудачница, мне не повезло иметь друзей, нормальную семью... Не повезло даже иметь имя. Билли. Не имя, а кличка какая-то. По крайней мере так меня называли в детдоме другие дети да и взрослые. У всех были фамилии, были нормальные имена, а я всегда была просто Билли — выставленным на всеобщее обозрение посмешищем и предметом насмешек. "Безродная Билли". Это словосочетание всегда кололо мне под ребрами и болело под висками. Прикусываю губу, не замечая, что собственные зубы до крови рвут ткань губ, и во рту ощущается солоноватый металлический привкус крови. Уже восемь лет, как пытаюсь отвыкнуть от привычки кусать губы, ассоциирующуюся у меня с обидами и стрессом. Выходит, если честно, хреново, как и избавление от детдомовских привычек в целом. Внимательно смотрю на дорогу из лобового стекла машины, крепче сжимая руль и меняя положение рук со второй и десятой на более свободную, третью и девятую.— Билли, ты не могла бы открыть окно, здесь жарко, — звучит голос за моей спиной, и я бросаю короткий взгляд на женщину, сидящую на заднем сидении. — Конечно, Джо, — отвечаю, пожимая плечами, а затем нажимаю на кнопку на дверной ручке, и окно по правую сторону от меня немного опускается вниз. На улице не так уж и холодно, чтобы включать печку в салоне, но это делать необходимо, так как радиатор уже и так на ладан дышит, постоянно перегреваясь, а денег на починку нет, к сожалению.Смотрю в зеркало заднего вида, ещё раз бросая взгляд на Джо. По документам она является моим официальным опекуном вот уже восемь лет. По документам у меня даже появилась фамилия "Шамуэй". "Билли Шамуэй" — так я значусь в правах на вождение, хотя эта фамилия никогда не была моей, мне её приписали, потому что изначально у меня не было имени. По сути, это априори не возможно. Странно, да? Девочка, которая не знает, кто она такая и откуда родом. Я прекрасно помню тот самый день, когда Джо пришла в детский дом и заслонила мне собой свет, заставив оторваться от единственной игрушки, которая у меня была, и сказав "мы едем домой". Причем, она физически заслонила мне свет, льющийся из окна, своими габаритами. Жестоко. К сожалению, человечество не придумало нормальных и "добрых" слов на описание полноты человека. Зато разнообразие обидных слов во всю пестреет красками. Джо из тех женщин, у которых есть большие проблемы с фигурой и здоровьем; из тех, кому иногда приходится шить вещи на заказ, потому что в обычные они попросту не влазят. Звучит жестоко. В принципе так же жестоко с ней и обходилась судьба, хотя за восемь лет жизни с женщиной она ни разу не рассказывала мне о своей личной жизни. Она общалась со мной на разные темы, помогала в учёбе, делала все, что могла, чтобы я почувствовала себя "как дома", хотя я с рождения не знала, что это такое. Джо делала все, что было нужно, но при всем этом я ни разу не назвала её "мамой", как и она меня "дочерью", ни разу не сказала ей "я тебя люблю", как и она мне. Я ни разу её не обнимала, как и она меня. За восемь лет столько всего произошло...— Волнуешься? — спрашивает женщина, а затем нервно прочищает горло. — Не очень, — отвечаю, переключая скорость на коробке передач. Джо не водит машину. Она никогда не садится на переднее сидение, потому что элементарно не может уместиться здесь. Знаю, все это звучит очень жестоко, но я никогда не желала Джорджии Шамуэй зла. Я просто всегда помню её такой, большой и необъятной. В детстве я её боялась, считала каким-то монстром, по детской глупости думала, что она меня съест, обглодает мясо с костей, как во всяких сказках про мачех и злых ведьм. Именно так меня запугивали мальчишки и девчонки в младших классах, узнав, с кем я живу. И я действительно боялась её, будучи маленькой девочкой, но никаким монстром Джо не оказалась, наоборот, она самая человечная из всех, кого я знаю. За ее спиной над ней часто насмехались, и, глядя на это, не возможно не подметить, к какому коллапсу движется общество. — Я слышала, в этой школе будет танцевальный класс... Ты будешь посещать уроки балета, Билли? — Джо всегда говорит с неким придыханием, тяжело, словно что-то давит ей на грудину. Дышит с тихим и едва различимыми свистом.Балет. Да, из меня выходит прекрасный гадкий утёнок. Гадкий утёнок по жизни. Без преображения. — Я завязала с балетом несколько лет назад, Джо, не хочу, мне это больше неинтересно.— Жаль, — хрипло молвит, — ты так красиво танцевала...Молчаливо поджимаю губы, несколько раз моргая. Сонливость тонкой пеленой окутывает разум, потому что ночью плохо спалось. Роняю тихий, едва различимый вздох, ощущая, как на дно желудка камнем опускается некая неопределенность. Благо, ездить в новую школу не так уж и далеко, это просто соседний район, в котором за восемь лет жизни с Джо я ни разу не была. Не потому, что она меня не отпускала, нет. Во-первых, мне самой как-то не хотелось, а во-вторых никто меня не звал. Детская мечта иметь друзей номер "фиг его знает", как и все остальные, с громким хрустом превратилась в пыль под ботинками прохожих. Хотя, нет, один друг у меня все же был... Джорджия хочет устроиться на работу уборщицей в школе, в которой я, надеюсь, наконец закончу обучение. К сожалению, для людей с её комплекцией и возможностями есть ограниченное количество вакансий. Раньше её работа никогда не перекликалась с моими занятиями, женщина всегда старалась держаться от меня на расстоянии, дабы у меня смогли появиться хоть какие-то друзья. Но ещё одна детская мечта быть нужной и быть кому-нибудь другом стремительно упала с небес, звонко разбившись на миллиарды осколков. И выбор у женщины невелик, нам нужно на что-то жить... Я люблю учиться, много читать, узнавать что-то новое. Я лишь не люблю школу — то пристанище, где тебя сломают в трех местах, вывернув наизнанку.— Мы уже почти приехали, Джо, — молвлю, и женщина облегчённо вздыхает. Внешне школьное здание не отличается от тех, в которых я была, разве что цвет кирпича другой и парковка выстраивается немного иначе. Внешне все школы разные, но нашпигованы одним и тем же: та же жестокость, то же общественное мнение, даже словесные выражения те же. Ничего нового, ничего такого, отчего мир мог бы стать лучше. Паркую пикап на одном из свободных мест для парковки, вынимая ключи зажигания из скважины. На мгновение повисает звонкая тишина, обволакивающая мембраны, которую со временем нарушает хриплый голос Джо:— Я... — неуверенно произносит Шамуэй, но потом её голос приобретает твердость, словно то, что она сейчас скажет, даже не обсуждается. — Первое впечатление очень важно, Билли... Я не хочу, чтобы про тебя подумали что-то плохое из-за меня.Джо все понимает. Пускай я ей об этом никогда не говорю, не рассказываю о своих конфликтах в школе, но она все понимает и всегда винит во всем себя.— Л-ладно... — тяну, зная, что её не переубедить. Джо делает шумный вдох, а затем открывает двери, выходя из машины. А я следую её примеру и забрасываю рюкзак на плечо, переминаясь с ноги на ногу. Сейчас идёт первый урок, чему я рада. Не будет этой шумной толпы школьников, которые будут тыкать пальцем, перешептываясь. Ну, хотя бы ещё полчаса моей жизни. Мы заходим в школьное здание и продвигаемся к кабинету директора. Джо идёт неспешно, отрывисто дыша, потому и я замедляю шаг, заправляя за ухо выбившийся локон каштановых волос. У школьной секретарши отпадает челюсть от удивления, и она замолкает, прекращая общаться с кем-то по телефону. Но через несколько мгновений берёт себя в руки, кладя трубку и вежливо обращаясь к нам:— Мистер Марш вас ждёт в своём кабинете. Секретарша выглядит едва ли на двадцать пять, а с кружевами на белой атласной блузке с глубоким декольте и подавно дашь ей не больше двадцати трех. Как только Джо и я исчезаем в проеме, направляясь к кабинету директора, девушка тут же берет трубку, возбуждено возобновляя разговор, только уже тихо, шипящим шепотом, словно то, что она скажет, — строго конфиденциально. То, что она скажет, не должно быть услышанным, или это нарушит нормы приличия и этикета. И все же ее смешок врезается мне в лопатки, заставляя поморщиться и неприятно вжаться в куртку, опустив взгляд. Чувствую, как к щекам приливает кровь, и они краснеют. А ведь смешок секретарши был адресован Джо.Набираю воздух в лёгкие, прежде чем постучать по деревянной двери костяшками тонких пальцев, а когда мне одобрительно отвечают "войдите" с той стороны, я тяну холодную ручку на себя и открываю двери. — Мисс Ша... — начинает директор, оторвав взгляд от бумаг и подняв его на нас с Джо. Мужчина запинается, уставившись на женщину, нервно сглатывает, а потом продолжает свою приветственную речь несколько скованно, с натянутой улыбкой: — Шамуэй... Р-рады приветствовать вас в н-нашей школе. Меня з-зовут Даррен Марш.— Спасибо, мистер Марш, — хрипло отвечает Джо, а я в ответ молча поджимаю губы, едва кивая головой.— Что ж... — директор надевает очки на переносицу, хмуря смешные, кустистые и густые брови, — думаю, сначала стоит отпустить мисс Шамуэй... Младшую, — уточняет, оттягивая галстук, — дабы она смогла включаться в процесс обучения уже сейчас, — он переводит взгляд с меня на Джо, вновь принимаясь заикаться: — А-а потом м-мы обсудим условия вашей работы, мисс Шамуэй, Джорджия. Достаю из рюкзака пакет документов, кладя их на стол, и окидываю взглядом кабинет, пока мужчина принимается читать информацию на данных мною листках, поправляя очки на широкой, в прошлом, кажется, сломанной переносице.— Итак, Вильгельмина... Правильно? — он поднимает на меня вопросительный взгляд холодных серых глаз из-под очков. — Здесь по документам написано "Билли"... Странно... Или вы, мисс, Уилла? — Нет, — спешно отвечаю, ощущая неприятную горечь в горле, комком оседающую на стенках гортани. Я не люблю, когда люди спрашивают моё имя. Оно ужасное. Когда мне его давали, надо мной явно решили посмеяться. — Я Билли. Все верно. Это моё полное имя, — хотелось бы мне однажды произнести его с гордостью, с легкостью. Вместо этого в собственном голосе лишь океаны презрения к самой себе и нотки несусветной тяжести.Безродная Билли. Безымянная.— Что ж, — вздыхает Марш, — оценки у вас, вроде, были неплохими... Вижу, у вас была особая склонность к гуманитарным предметам, что очень похвально, — директор внимательно изучает мои документы, проходясь по всех пунктах, словно тянет время, отсрочивает мой уход и "уединение" с Джо. Нервно сглатывает, ослабляя галстук, словно сейчас задохнется. — Будете брать какие-нибудь факультативы?— Я... Я не знаю. Наверное, пока что нет, — спешно отвечаю, бросая на мужчину короткий взгляд зеленых глаз. Мистер Марш хмурится, отчего неистово густые и практически сросшиеся брови сдвигаются к переносице. Он вздыхает, после чего достаёт из шухлядки своего стола печатку и ставит штамп на моих документах, расписываясь длинной, на удивление каллиграфической и трудно повторимой подписью.— Добро пожаловать в нашу школу, Билли, — выдавливает из себя улыбку, демонстрируя идеальный зубной ряд, неестественно белого, практически фарфорового оттенка. Жутко. До неприятных мурашек вдоль позвоночника. Протягивает мне листок, все так же неприятно улыбаясь. Не знай я, что этот мужчина — директор, подумала бы, что в прошлом он был английским футбольным фанатом со склонностью влезать в различные передряги и ломать носы. — Это нужно показать учителям, чтобы получить учебники. Они уже проинформированы о вашем приезде, — молвит. — Что ж, желаю вам удачи, мисс Шамуэй.— Спасибо, — тихо отвечаю. Перевожу взгляд на Джо, которая молча кивает мне, поджимая губы, а затем дергаю ручку двери, выходя из кабинета. Секретарша больше не разговаривает по телефону, прячет несколько виноватый взгляд, делая вид, что шибко занята раскладыванием пасьянса. Коротко поднимает на меня взгляд, поджимая в улыбке губы с развязно-красной помадой. Выхожу из помещения в коридор, ощущая, как тяжесть неизвестности завязывается узлом в районе желудка. На мгновение останавливаюсь, замирая в пустом коридоре и неосознанно делаю шаг вперёд. Вздрагиваю, когда внезапный школьный звонок отдается звонкой дробью в черепе. И кабинеты постепенно пустеют, и в коридоре я больше не одна. Вжимаюсь в собственную рубашку, крепче сжимая грубую лямку перекинутой через плечо сумки. Роняю тяжелый, но максимально бесшумный вздох, опуская взгляд в пол. Кто-то толкает меня в плечо, не извинившись, но при этом успев бросить грубое "глаза на затылке?".— Ты уже видел? — чей-то громкий голос режет мембраны.— Нет, но говорят, что "Оно" необъятное просто.Вжимаюсь в рубашку до того, что мышца ноет в пояснице.— Шутишь? Это же... — Я видела ее из окна в коридоре, чувак. Господи, она же размером с Юпитер.— Выколите мне глаза, ребята...Не слушай, Билли. Не слушай то, что они говорят о ней. Ты не выбирала, с кем жить. Твоей вины нет.Просто... Просто иди в класс. Иди и пользуйся тем, что никто не знает, с кем ты живешь. Пользуйся тем, что для всех ты — пока еще нормальная.Никто меня не знает здесь. Я никого не знаю в ответ. И лучше бы все так и оставалось. Пожалуйста.Просто потому, что "Безродная Билли" не умеет заводить знакомства. Просто потому, что у нее нет друзей. Она родилась с клеймом на всю жизнь разрушать все вокруг. Просто потому, что меня зовут Билли. И все моё сотканное мечтами небо уже давно опустело и осыпалось осколками желаний-звезд наземь, звонко разбиваясь.Вы слышите этот звон? Это звук бьющихся надежд.