Часть первая. Слепое тело (1/1)

?Интересно... а почему такой эффект отсутствовал раньше? Сколько раз она грела мою постель за два цикла обучения? Чистое удовольствие, без каких-либо целительных эффектов. Одни вопросы...?М.А. Алиев, ?Вечный поиск?Глава перваяЭто случилось со мной сразу, внезапно, без предупреждения, - в тот момент, как я увидела его.Это, со всей определённостью, не было любовью, и я никогда не называла это любовью.Это был рок – слепой и неотвратимый рок, который взглянул на меня из тьмистой дымки его единственного глаза.Я увидела его и поняла – всё, моя судьба осуществилась.Всё сбылось.Всё произошло.Нет, это не было любовью, в каком бы из сотен смыслов ни рассматривать это слово.Я не любила его – да разве и возможно? Как ни смотри, любовь – это то, что бывает между равными.А я – никогда не буду равной ему.…моя судьба сама нашла меня: на первом занятии по истории у магистра син Нока. Моя судьба нашла меня – и я теперь не знала, что делать с этим. Магистр не был человеком, с которым мы могли бы составить семейную пару – по правде говоря, магистр вообще не был человеком, подходящим для каких бы то ни было отношений. По Академии о нём ходили слухи самые невероятные, и даже одного занятия с ним было достаточно, чтобы понять: большинство из этих слухов правдивы.Нет, магистр син Нок никак не был подходящим кандидатом для каких бы то ни было отношений; мы не просто не были равны – между нами в принципе не могло быть ничего, а паче всего – совместного будущего.Он не нравился мне чисто внешне – болезненно худой, сухой, острый. Словно одетый в балахон скелет. Брр, невозможно представить себя в постели с таким мужчиной – попахивает некрофилией, отчётливо и явственно. Он, однозначно, был не из тех, кто способен привлечь женщину в этом плане.Но, конечно, дело было не только во внешности. Даже одного занятия с ним было довольно, чтобы понять: характер у него совершенно несносен. Мизантропичный, циничный, бесчувственный, самовлюблённый тип – со всех сторон неприятный и отталкивающий.И это я тогда ещё не знала, до какой степени в самом деле невыносим его характер и нрав!В общем, мне несомненно было ясно одно: из этого ничего не выйдет. Ровным счётом ничего.Но сделать с этим уже ничего было нельзя.Судьба моя уже осуществилась: с неотвратимой ясностью я понимала, что принадлежу этому мужчине, принадлежу вся, до конца, до последней жилки, до последнего чувства, до последний искры магии; что я родилась уже принадлежащей ему, и все годы моей предыдущей жизни были лишь подготовкой к встрече с ним; что я не есть что-то самостоятельное и самодостаточное, но что боги и задумали и воплотили меня – как часть него.Нужно было либо принять это и смириться, либо бороться.И я, естественно, предпочла второе.Ведь нельзя же было просто взять – и согласиться, что это злобное, холодное, бездушное существо – мой мужчина!Не так я представляла себе своё будущее, не так мне виделась моя жизнь.Не таким мне мечтался мужчина, которому я подарю себя.И я теперь я чувствовала себя обманутой… и изнасилованной.Нет. Я – никогда не буду принадлежать этому Ноку, никогда. Он не заслуживает меня. И я смогу сбросить это наваждение.Я молода; в моей жизни ещё будет настоящая любовь. Я ещё встречу мужчину, достойного моих чувств. И выкину этого Нока из головы. Выкину. Что только за блажь мне пришла на ум!Нет и не может быть никакой связи между мной и им! Глупости, глупости!Меня просто поразил его взгляд – о, и этого у него не отнимешь, он любит показуху и яркие эффекты. Это ничего не значит. Ровным счётом – ничего.Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне была отчётливо ясна вся бесполезность и обречённость этой борьбы. В глубине своей души я уже знала, что ничего изменить было нельзя.Я боролась не для того, чтобы победить; я боролась для того, чтобы сохранить себя, своё право на выбор. В этой борьбе была моя последняя свобода.И всё же безнадёжность этой борьбы была очевидна с первого же шага.Нет, мой мир не вращался вокруг магистра, ни тогда, ни после. Я не была на нём зациклена; я жила свою жизнь, и эта жизнь мне нравилась. Я не была от него зависима, и мои дни не становились бессмысленны в его отсутствии.Хотя, справедливости ради, ?в его отсутствии? для меня уже никогда не существовало. Магистр син Нок неотвратимо и непреложно стал частью моего внутреннего мира. Мой внутренний голос говорил с его интонациями, выбирал свойственные ему речевые обороты, не говоря уж о самой картине мира. Теперь любое событие я видела не только своими глазами, но как бы через призму его восприятия, и могла легко предсказать, как бы он отреагировал на то и на это, что бы почувствовал и что бы подумал. Магистр син Нок словно бы стал частью меня, моим неразрывным альтер эго. Он всегда был со мной, всегда был во мне – каждый миг.Учитывая его циничный взгляд на вещи, пытаться завязать отношения с каким-то приятным молодым человеком было затеей изначально провальной. Острые, критические комментарии сами собой рождались у меня в голове при виде очередной моей попытки влюбиться.Но что самое противоестественное, чего я вообще не могла понять… Я словно находилась теперь только в одних отношениях – с магистром (хотя, на деле, у нас, конечно, никаких отношений с ним не было!) – и всё, что происходило при взаимодействии с другими мужчинами, автоматически воспринималось мною как часть этих моих единственных отношений. Как объяснить? Если, скажем, однокурсник помог мне донести тяжёлую сумку, я это чувствовала так, как если бы магистр, не имея возможности помочь мне лично, послал вместо себя адепта. То есть, любой знак внимания со стороны любого мужчины воспринимался мною как исходящий от магистра и только от него. Есть повод посчитать себя сумасшедшей, не правда ли?По факту, я и получалась форменной сумасшедшей: ведь я благополучно ?выстраивала? в своей душе отношения с человеком, с которым в реальности и двух слов вне учебной ситуации не произнесла.Я понимала, что эти отношения – односторонняя выдумка. Я отдавала себе отчёт в том, что этих отношений не существует. Я знала, что мои чувства нездоровы и неадекватны.И… мне было всё равно.Я отдала бы за эти ?отношения? свою жизнь, не раздумывая.Потому что это было единственное, чем я дорожила.Глава втораяПочти год длилась моя внутренняя борьба, и я проиграла в ней безоговорочно и сокрушительно.Я перестала сопротивляться и отдалась своему чувству. Позволила ему вполне затопить меня. Завладеть мною полностью – да разве и могло быть иначе? Я изначально была беспомощна перед этим роковым шквалом; мои трепыхания значили не больше, чем трепет крыльев бабочки, попавшей в бурю.Мне было страшно. Я боялась, что это чувство разрушит меня, уничтожит мою личность. Даже сейчас, в самом начале своего пути, когда я даже предположить не могла, во что же выльется и какой неистовый силы всё это достигнет, - даже тогда, в начале, ещё ничего не зная, я предчувствовала и трепетала.Я была полностью беспомощна перед этим; у меня не было даже иллюзии контроля над ситуацией.Это была стихия; и я стояла на самом краешке её, готовая рухнуть вниз.Ещё не смея вполне признать свои чувства и желания даже перед самой собой, я исподтишка разглядывала лицо магистра, с удивлением открывая для себя: вот так выглядит нос, который я люблю, вот так выглядит моё любимое ухо, а вон там – шрам, от вида которого моё сердце вздрагивает и замирает. В глубоким, безграничным удивлением я открывала для себя каждое его движение, каждый жест, каждую позу.- Но Император приказал заточить посла в башню, - сухим голосом рассказывал он, а я слушала и думала только одно: неужели это – тот самый голос? Тот единственно важный для меня голос?Я познавала его так же, как в своё время познавала собственную магию. Да, эти чувства были крайне похожи. Безграничная сила, которая таилась внутри меня, пугая и завораживая.То, что я чувствовала к магистру, тоже пугало и завораживало. Я не могла поверить, осознать, что это является частью меня. И в то же время я чувствовала себя так спокойно и защищённо, как никогда. Всё сбылось; я словно впервые обрела саму себя – и знакомилась с собой, глядя на себя его проницательным живым глазом.Я уже не была просто я; я была та Фрейга, которую видит магистр син Нок, и именно поэтому я – была.Это казалось таинственным и жутким. С внутренним трепетом я открывала для себя эту новую, настоящую, живую Фрейгу – и не могла понять, как я раньше существовала. Неужели я – была? Двигалась, дышала, говорила, чувствовала?Разумом я понимала, что – да, была.Но сердце говорило несомненно – нет.Меня раньше не было; я началась в тот миг, когда его взгляд задержался на мне впервые. Его взгляд создал меня.…теперь же, когда он глядел на меня на занятии, я скорее прятала глаза. Я боялась, что он может в них как в открытой книге прочесть о моих чувствах всё.Тогда я ещё не знала, что ему не нужно было смотреть в мои глаза – что он эпматически считывал мои чувства, когда просто находился со мной в одном помещении.Хвала богам, что тогда я этого не знала! Ещё не вполне знакомая с собственным чувством, ещё напуганная, ещё не до конца сдавшаяся ему, ещё не совсем понимающая, что со мной происходит… я была не готова открыться ему. Я не была способна обсуждать это. Я даже внутри себя, сама с собой, не очень-то могла называть вещи своими именами, инстинктивно бежала от осознания, пряталась за расплывчатыми лживыми формулировками, пыталась создать ими ложную безопасность.Нет, трижды благословенны будьте все боги, что я ничего не знала и пребывала в уверенности, что магистр даже не догадывается о моём отношении к нему.Много позже он сказал мне, что узнал сразу, возможно, даже раньше, чем я сама себя поняла. Но никогда мы не обсуждали с ним, как он к этому отнёсся и почему из всех возможных стратегий выбрал игнорирование. Я иногда гадала над этим: возможно, адептки часто влюблялись в него, и он привык просто игнорировать это незрелое, восторженное чувство, какое часто вспыхивает у учениц по отношению к их зрелым учителям, но по природе своей является бесплодным, и умирает так же быстро, как зажглось? Или, может, это я не казалась ему интересной, он просто посчитал меня непривлекательной и предпочёл держаться на расстоянии, не давая подпитки моему чувству? А порой мне казалось, что он попросту считал недопустимыми отношения со своей ученицей – но это было слишком лестное для меня предположение, чтобы всерьёз рассчитывать на него. Однако, не могу не признать, мне всегда мечталось, чтобы дело было именно в этом – ведь так получалось бы, что я была в его глазах не просто ученицей, а чем-то большим. Мне слишком хотелось этого, чтобы я решилась когда-либо спросить его прямо – было страшно потерять мечту. В конце концов, разве есть что-то дурное в том, чтобы мечтать об особом к себе отношении со стороны мужчины, который сделал тебя живой и настоящей?Итак: я не знала, что он знал, и хвала богам, что так. У меня было время побыть наедине со своим чувством, привыкнуть к нему, испытать его и перестать бояться самой себя и того, что со мной происходит. Даже предположить страшно, что бы вышло из прямого разговора с магистром в тот период! А так – у меня было время, достаточно времени, ровно столько, сколько было мне нужно, чтобы открыть себе саму себя.И я открывала, медленно и неуверенно, пугаясь, делая по два шага назад после каждого шага вперёд. Выстраивая несуществующие отношения, в которых магистр син Нок даже не подозревал о том, как однажды полночи любовался со мной на звёзды или как мы поссорились с ним из-за резкой реплики, сказанной им в адрес одной моей подруги.Так, в этих несуществующих отношениях, проходили дни. И с каждым днём – крепло моё чувство, а вместе с чувством – крепла и решимость.Я не знаю, в какой момент я поняла, что буду бороться за свои чувства до конца; я не знаю, в какой момент я решилась отдать всё этим придуманным отношениям.Возможно, так было с самого начала, - просто я этого не осознавала?Глава третьяНа втором году обучения мне как-то сама собой пришла мысль: почему бы и нет?С чего это я так уверенно поставила крест на возможности отношений между нами?Магистр – мужчина; я – женщина. Он не настолько уж стар; я не так уж и юна. Он, конечно, силён магически, но и я не без потенциала. У него непростой характер, но я вполне пластична и умею подстраиваться. В конце-то концов – почему нет?Когда я впервые впустила эту мысль в своё сердце, мне стало светлее жить; у меня появилась надежда.Раньше надежды не было; я полагала себя обречённой любить его издалека, таясь и даже вздохом не выдавая своей любви.Как глупенькая героиня какого-то женского чтива, ей-богу!Романтизм никогда не был мне свойственен; я была прагматиком. Решив для себя, что всё не так безнадёжно, я занялась разработкой Плана.Магистр син Нок не был похож на человека, питающего романтические привязанности. Насколько мне было известно, у него не было ни жены, ни постоянной любовницы, и не было на то похоже, что он стремился ими обзавестись. Я даже было испугалась, что он питает склонность к своему полу; но не было похоже на то, чтобы он как-то выделял юношей в сравнении с девушками. Он ко всем относился одинаково бесстрастно. Мои тревоги на этот счёт немного поразвеялись, когда однажды в коридоре я услышала его шпильку ?ниже пояса?, сказанную син Касио. Не то чтобы это что-то доказывало, но всё же обнадёживает, что единственный случай подобного рода, который был мне известен, произошёл по отношению к женщине – даёт шансы на то, что нравятся ему именно женщины.Не то чтобы следить за магистром было хорошей идеей; я, конечно, на такое и не решилась. Но, хвала богам, в моём распоряжении были все сплетницы Академии – а уж из этого источника можно много почерпнуть! Так что, предположительно, магистр не был вовлечён ни в какие постоянные отношения – а это здорово повышало мои шансы!Хорошенько пораскинув мозгами и сопоставив все факты, которые были мне известны, я пришла к выводу, что ожидать от магистра каких-то серьёзных или романтичных отношений было бы крайне наивно. Конечно, заманчиво и обольстительно было представлять, как он потеряет голову от всей такой расчудесной меня и поскорее поспешит заполучить меня в жёны; но…Но я явно влюбилась не в того человека, с которым могла бы ожидать построения семейной жизни.Не то чтобы я совсем отбросила мысль об этом; какая девушка не надеется, что сможет так очаровать мужчину, что он думать забудет о своих привычках и зациклиться на ней одной? Магистр син Нок не выглядел человеком, которому можно вскружить голову. Конечно, заманчиво было надеяться, что он захочет на мне жениться… и я даже позволила себе пару месяцев полелеять в голове эту обольстительную мысль.Но реальность оставалась реальностью.Будет большой, большой, большой удачей, если мне удастся заполучить для себя хотя бы роль любовницы. Прямо скажем, даже и тут мои шансы не особо велики. Ни одна адептка не могла похвастаться тем, чтобы приблизилась к такой цели; а судя по тому, какой грязью поливали его старшекурсницы – можно предположить, что некоторые пытались, и не преуспели.Не думаю, что я красивее их; молчу уж про отсутствие опыта. Роль умелой соблазнительницы явно мне не по плечу.Конечно, я не могла не попытаться. Наученная старшими подругами, я перепробовала разные способы привлечь его внимание: томные взгляды (четыре дня репетировала у зеркала!), чувственные вдохи (просила приятеля оценить разные типы, чтобы выбрать такие, которые мужчинам кажутся соблазнительными), глубокий вырез (вот это даже мне самой казалось весьма удачным ?оружием?!), ?случайные? прикосновения и многое, многое другое…Магистр был непробиваем.Как и для всех остальных.Ни одного лишнего взгляда.Ни одной эмоции.Лишь когда я пошла на совсем отчаянный маневр и попыталась ?нечаянно? споткнуться рядом с ним с целью упасть прямо ему на грудь – получила нехилую такую магическую оплеуху (которая, справедливости ради, была направлена в основном на то, чтобы удержать меня на ногах) и сдержанное холодное напутствие быть осторожней впредь.Напутствие было сказано таким тоном, что лишних разъяснений не понадобилось: мои попытки замечены, и в моих интересах прекратить их до того, как магистр разгневается всерьёз и попросту вытурит меня со своих занятий.Поплакав полвечера, я поняла, что нужно сменить тактику.Терять мне всё равно нечего.Я не могу ничего проиграть, ведь у меня ничего и нет.Ну и пусть уж испепелит меня на месте, раз так. Всё лучше, чем мучиться дальше.Либо я смогу хоть чего-то добиться; либо пойму окончательно, что никакой надежды нет. В любом случае – это будет определённость.Внутренний голос в моей голове ехидно отметил, что мое положение и так вполне определено; и мне следует смириться со своей судьбой.Но я не могла смириться.Я должна была попробовать ещё раз, ещё один раз.…впрочем, я врала себе. Если после своей эскапады я выживу… Я просто начну искать другой путь.Потому что только одно мне важно, и я буду бороться за это, пока жива.Мне потребовалась неделя, чтобы разработать свой план. Точнее, сам план был нехитрый; мне потребовалось много времени, чтобы продумать свои действия на случай тех или иных его реакций.Впрочем, скорее всего, он попросту сразу вышвырнет меня за дверь, и дело закончится на этом.Я шла к его покоям уверенной, как мне казалось, походкой, и дрожала от страха. Не знаю, чего я боялась больше – быть отвергнутой или быть принятой. Оба варианта казались одинаково страшными; но я не была готова отступить. Я буду, буду бороться!Мне потребовалось время, чтобы собраться с духом и постучаться к нему. Явиться без приглашения в личные покои магистра было, конечно, уже само по себе дерзостью, так что он мог даже и не впустить. Однако я слыхала от старших, что кое-кто бывает порой в этих покоях – счастливчики, с которыми магистр занимается индивидуально. Так что он вполне мог принять меня за чересчур навязчивого адепта, набивающегося в личные ученики – нет никаких причин прогонять от порога, не правда ли?…время убегало и убегало. Я переминалась с ноги на ногу, так и не решаясь постучать. Впрочем, моё сердце сполна возмещало это: стучало так, что, думаю, ещё немного – и он бы услышал.Я поняла, что могу стоять так всю ночь.Поэтому твёрдо решила: досчитаю до десяти – и постучу.Просто досчитаю и постучу, не думая о последствиях.- Войдите! – раздался его тихий повелительный голос в ответ на мой стук.Ой, мамочки мои родные, я сейчас в обморок рухну, не иначе!Не знаю, где я нашла в себе силы войти. Кажется, вся воля ушла на то, чтобы сделать эти несколько шагов.Я не разглядела помещение, в котором оказалось; у меня не было никаких сил на что-то смотреть; я видела только его одного – он сидел неподвижно, не знаю, на чём, и смотрел на меня с вполне понятным выражением: ?Чего приперлась-то??- Магистр, - с трудом разлепила я губы, приветствуя его.- Ученица, - ответил он таким тоном, что мне стало понятно: он знает, зачем я пришла.Знает – и пустил? – расцвела внутри надежда.Сама себе придумала, - ответил критический разум.Он ничего больше не говорил, не двигался, только смотрел, внимательно и безразлично.Лучше бы он заговорил! Стало бы хоть понятно, действительно ли он догадался, зачем я тут?Собрав все силы, я сделала небольшой шаг к нему.Ни слова, ни движения.Подняв странно тяжёлую и как будто чужую руку, я негнущимися пальцами расстегнула зажим своей накидки.Под накидкой ничего не было; я хотела иметь возможность снять с себя всё одним движением, чтобы не успеть испугаться и не передумать на полпути, чтобы не выглядеть глупо и нелепо, путаясь в своих одеяниях.Ещё миг я придерживала накидку рукой; он смотрел всё так же безразлично; одним движением – тщательно отрепетированным, только потому и вышло, - я сбросила накидку к своим ногам.Он даже не пошевелился.Наверно, я могу считать добрым знаком то, что меня ещё не вышвырнули за дверь.Я впервые стояла обнажённой перед мужчиной; и всё же моя стыдливость была как будто парализована. Я так боялась, что в следующий момент он вышвырнет меня отсюда, что всех моих эмоциональных сил хватало только на этот страх.Выдохнув, я сделала ещё один шаг к нему, переступая через сброшенную одежду.Он оставался в той же степени неподвижным и бесстрастным, и это было жутко.?Да скажи же хоть что-нибудь!? - билось у меня в голове.Ещё шаг.?Хоть что-нибудь, пожалуйста! Я же свихнусь от этой твоей бездвижности!? Молчание.Что ж, раз он не изволит как-то демонстрировать свой гнев, я склонна считать его молчание за приглашение продолжить.Эта мысль отразилась бы на моём лице дерзкой улыбкой, но я слишком боялась, что какая бы то ни было дерзость станет последним, что я успею сделать.Ещё шаг.Его там удар не хватил, часом?Нет, глаз блестит живо; но без малейшего выражения. Словно стеной отгорожен.Ещё шаг, и вот – я стою к нему почти вплотную.Хм, он мог бы уже и пошевелиться хоть как-то, нет?Ну, во всяком случае, с этого расстояния видно, что он дышит, сглатывает и моргает, как всякий обычный живой человек, а не статуя.Впрочем, никто не мешал ему наложить иллюзию, ведь так? Возможно, он вообще стоит где-то в другом конце комнаты и усмехается, глядя на то, как я пытаюсь ?соблазнить? созданную им картинку?Интересно, можно ли отличить иллюзию от реальности наощупь?Я не знала, что делать дальше; всё получилось как-то глупо. Я стояла перед ним совсем голой, а он попросту сидел и смотрел на меня – и добро бы, если бы он разглядывал моё тело, это было бы объяснимо! Нет, он смотрел в лицо, как тогда, когда я вошла. Он никак не демонстрировал интереса к тому, что я ему предлагаю; но и неудовольствия не демонстрировал тоже, значит, его неподвижность можно принять за поощрение?Можно, наверно; но это не решало моей проблемы – что делать-то?Я надеялась, что он как-то пошевелится, сделает какое-то движение, на которое я смогу ответить; но стук моего сердца спешно отсчитывал мгновенья, они тянулись и тянулись, а ничего не происходило.Теоретически, я представляла себе, как происходит сам процесс. Но то, что я представляла, предполагало некоторые активные действия со стороны мужчины. Неподвижно сидящий магистр в эту картинку не вписывался – добре, может, он на то и рассчитывал? Что я растеряюсь и уйду?Я решила, что начинать надо с малого, и попробовала прикоснуться к нему: положила руку ему на плечо, осторожно, готовая в любой момент отдёрнуть.Тут, наконец, он пошевелился: слегка повернул голову, чтобы посмотреть на мою руку; потом снова посмотрел прямо мне в глаза и, наконец, заговорил:- Дитя, ты сама-то понимаешь, что делаешь?Голос его был бесстрастен и снисходителен; как будто к нему каждый день прибегают голые адептки, не ведающие, что творят!- Понимаю, - твёрдо сказала я – а что ещё можно было ответить на такой вопрос?В какой-то момент мне показалось, что он собирается начать объяснять, почему мне не стоит делать этого; все его аргументы из серии ?Я не могу дать тебе того, в чём ты нуждаешься? читались ан его лице весьма отчётливо, и я посчитала это ещё одним добрым знаком – не то чтобы по его лицу часто можно было бы что-то прочесть.Видимо, мои ответы читались на моём лице не менее отчётливо, потому что он ничего больше не сказал, а лишь прикрыл глаз.Я углядела в этом разрешении продолжить; не веря своему счастью, я рухнула к его ногам и обняла его колени, прижимаясь к ним всем телом и целуя, куда попаду, не разбирая и не вспоминая о том, что намеревалась быть соблазнительной. Его рука, которая неожиданно коснулась моих волос, подсказала мне, что я оказалась уже достаточно соблазнительной, чтобы не быть отвергнутой сразу.Оставалась надеяться, что это и впрямь магистр, а не созданная им иллюзия; право, второе было бы слишком жестоко даже для него!Глава четвёртаяШли дни, складывались в месяца, и можно было уже со всей определённостью утверждать, что мне удалось невозможное – получить место его постоянной любовницы! Пожалуй, это было своего рода достижением; мне неизвестны другие случаи, когда адептке удавалось склонить магистра хотя бы на одну-единственную ночь – а у меня таких ночей было уже много, и я даже осмеливалась предположить, что прогонять меня в принципе не входит в его ближайшие планы.Ни тогда, ни после я не знала, почему он выбрал меня; уверена, что многие добивались отношений с ним, и едва ли меня можно было бы счесть самой привлекательной их возможных кандидатур. Так или иначе, я была несказанно благодарна судьбе и всем существующим богам, что он отдал предпочтение мне.Сразу, с первой же ночи, я стала не только любовницей, но и ученицей (о таком я и мечтать едва смела!) – как оказалось, в моём обучении была насущная необходимость. В своей сухой и бесстрастной манере, прежде чем приступить к самому делу, за которым я пришла, магистр проинформировал, что это может быть для меня опасно. Я была крайне удивлена, когда услышала, что он, забывшись или чересчур увлёкшись, может выпить из меня магические и жизненные силы – просто энерговампиризм какой-то, я думала, это только в страшных сказочках бывает! Зато это до некоторой степени объясняло, почему магистр не замечен в связях такого рода.Он начал обучать меня сразу, и только спустя годы я поняла, что это можно было назвать свойственным ему способом заботы. Магистр никогда не был человеком, склонным выражать чувства и эмоции; но он не был и чудовищем, не способным испытывать привязанности. Тогда я не была способна этого понять, но позже поняла, что этот жест был не просто продиктован необходимостью – в конце концов, для какой-то поверхностной интрижки магистру хватило бы и собственного самоконтроля. Нет, то, что он начал учить меня контролировать энергообмен между нами, делать это осознанно и филигранно точно, было свидетельством того, что он планирует отношения, как минимум, длительные, как максимум – достаточно близкие для того, чтобы контролировать себя несколько менее превосходно, чем он это делал обычно.Конечно, тогда я не могла этого понять; тогда мою голову кружила мысль, что я не только стала его любовницей, но и удостоилась чести получать от него личные уроки. Я не предполагала в нём никакого личного отношения ко мне; он всегда держал себя так, что мне оставалось лишь уверяться в его полном ко мне безразличии. Мне потребовались долгие годы, чтобы научиться различать за оттенками этого сдержанного безразличия заботу и нежность, потребность в близости и любви.Нет, это позже, много позже я познала его в такой степени, что научилась читать знаки нежности и любви в лёгком прищуре его глаза. Тогда он казался просто безразличным и холодным, далёким и закрытым, бесстрастным. Эта холодная закрытость крайне странно сочеталась с его умением прекрасно обходиться с моим телом в постели, играя на нём как на музыкальном инструменте, погружая меня в пучины эмоций и переживаний. Я не ожидала от него, что он окажется искусным любовником – впрочем, мне не с чем было сравнить, я ориентировалась только на то, что мне рассказывали о своих партнёрах подруги, - и, видят боги, я не искала собственного удовольствия, когда пришла к нему в тот вечер ?подарить ленту?. Мне хотелось, мне было необходимо отдать ему себя; я была зациклена на том, чтобы доставить удовольствие ему, чтобы быть ему полезной и приятной; мне было всё равно, что будет со мной – а, основываясь на жёсткости и холодности его обычной манеры, я ожидала такого же и в постели. Однако ж он оказался гораздо более внимателен к моим ощущениям, что можно было ожидать; как мне вскоре стало понятно, его не интересовала близость, в которой удовольствие получает только он – раз за разом доводить меня до страстного исступления приносило ему видимое острое наслаждение, сравнимое с смой физиологической разрядкой.Удивительно, как при таком внимании к моему телу он напрочь игнорировал мои чувства.Позже я поняла, что он находился не в том положении, чтобы отдаваться чувствам, каким бы то ни было; что он предпочитал иметь между нами дистанцию и даже, в какой-то степени, был готов пожертвовать собой, отдав меня более отзывчивому кавалеру, если таковой в моей жизни появится. Он не считал для себя возможным вступать в настоящие полноценные отношения с женщиной; он мог себе позволить дать мне только и исключительно секс, и ничем не переступал определённую им однажды и навсегда черту.Тогда, конечно, я ещё не могла этого понять; а просто, возвращаясь от него, раз за разом плакала, тоскуя по ласке, доброму слову, душевной близости. Мне не нужно было много; но вот если бы он хотя бы обнимал меня иногда!Нет, конечно, в наших эротических играх хватало объятий разного свойства; но это всё было не то, не то. Я хотела просто обычных объятий, вне эротического контекста; но никогда не получала от него таких. Если даже сама первой обнимала его – он охотно обнимал меня в ответ, и тут же начинал вести своими руками эротическую игру с моим телом. Сколько раз я безмолвно молила про себя: ?Пожалуйста, пожалуйста, не трогай меня, не надо, просто обними!? - и ни разу эта безмолвная мольба не была услышана; а сказать прямо я не решилась бы никогда. Ни разу за эти годы он не обнял меня просто так; ни разу я не дождалась от него нежного, ласкового слова.Сердце моё изнемогало, задыхалось в нехватке любви и ласки; я всё больше и больше отчаивалась.Да, я заняла при нём уникальное место. Да, ни один человек в Академии – а может, и во всей Империи, - не мог похвастаться такой степенью близости с ним. Я знала о нём чудовищно много: и про его болезнь, и отдельные эпизоды из его прошлого, и про его миссию, и про его разлюбезные иллюзии, и про культ его богов, и про его надежды и цели, и про его проекты и начинания. Я знала о нём так много, что он отдельное время посвятил защите моего разума – слишком много тайн он мне открыл, слишком опасно для него было, чтобы эти тайны узнали.Наверно, у него никого не было ближе меня; и всё же я проиграла, сокрушительно и несомненно. За все эти годы мне не удалось добиться никакой взаимности. Да, мы прекрасно проводили ночи. Да, я оказалась способной ученицей, и он гордился моими успехами. Да, он раскрывал мне свои тайны и принимал мою посильную помощь в осуществлении его планов.Но – ни проблеска живого чувства, ни капельки эмоциональной близости между нами! Ничего. Всё та же пустота, что и в самом начале. Он находился от меня всё за той же стеной, и, что бы я ни делала, пробиться за эту стену было невозможно.В этой истории наших отношений мне кажутся важными две вехи. Первый случай был ещё в самом начале, чуть ли ни в первый месяц нашей связи. Я тогда была ещё одержима сотней различных страхов, и однажды, отдаваясь его ласкам, с ужасом представила, что всё это – иллюзия, что он создал для меня этакого магического любовника, и развлекается, глядя со стороны на эту забаву.Он сразу почувствовал перемену в моём ощущении – тогда я ещё не умела увидеть в этом его внимание и заботливость – и прямо спросил, что случилось и что за мысль меня тревожит. Не смея лгать ему, я рассказала про свой страх, с трудом пряча слёзы. Сердце колотилось как бешеное, в голове рисовалась картина: это и вправду было иллюзией, и сейчас он развеет морок и выйдет откуда-нибудь от стены, насмешливо выгоняя меня с гримасой: ?Как ты только могла подумать, что я захочу тебя??Но этот сценарий так и остался кошмаром внутри моей головы; в реальности же магистр сухо проинформировал меня, что подобные забавы с эротическими иллюзиями не стоят его времени и сил, но опыт может быть интересным. Прежде, чем я успела упросить его обойтись без подобных опытов, он встал и отошёл от нашего ложа, мановением руки создавая свою собственную копию.От ужаса я потеряла дар речи; сердце бешено колотилось в горле. Иллюзорный магистр наклонился ко мне и прикоснулся совсем так же, как магистр настоящий; не помня себя от ужаса, я принялась вырываться, кричать.Это… существо… выглядело точь-в-точь как магистр, и вело себя точь-в-точь так же, но я каким-то инстинктивным, глубоким чувством понимала, что это – не он, и близость с этим чудовищем вселяла в меня ужас. Мысль о том, что сейчас это нечто овладеет мною, доводила меня до исступления; я ничего не видела и не ощущала от страха, и лишь потом узнала, что моё сопротивление не длилось и нескольких секунд – магистр был всерьёз напуган моей реакцией и развеял иллюзию почти сразу, как я закричала.Я забылась в угол кровати, кутаясь в покрывало, и, стуча зубами, повторяла лишь что-то похожее на: ?Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо?.Он выглядел всерьёз обеспокоенным склоняясь ко мне; тем самым инстинктивным, звериным чувством я поняла, что это он, настоящий он, и немного успокоилась, не в силах, впрочем, вполне остановить дрожь страха, сотрясающую моё тело.Обеспокоенность пропала с его лица так быстро, что я позже сомневалась, не привиделась ли она мне со страху; за несколько биений сердца он вполне овладел собой, и в привычной мне сухой манере заметил, что, как ему кажется, я многое теряю, отказываясь попробовать все возможности утех с помощью иллюзий.Больше мы к этому вопросу никогда не возвращались. Никаких иллюзий в нашей постели больше не случалось, и я теперь точно была уверена, что смогу отличить, настоящий ли магистр передо мной.Я назвала этот случай важной вехой, потому что, на памяти магистра, я была единственным человеком, способным отличить его от иллюзорного двойника. Этот феномен показался ему крайне интересным и непонятным, и лишь спустя десятки лет, так и не найдя разумного объяснения, он согласился признать, что дело было в моих чувствах к нему, которые безошибочно указывали мне, он ли передо мною – или нет.Второй важный случай произошёл спустя пару лет, когда я уже поборола большую часть своих страхов и чувствовала себя рядом с магистром достаточно уверенно, и, во всяком случае, не боялась в каждый момент, что он просто возьмёт и вышвырнет меня.Это случилось однажды вечером, когда мы экспериментировали с возможностью приглушить его боль посредством моей энергии. Наши эксперименты этого плана оказались весьма успешны; магистр научил меня отлично контролировать процесс с моей стороны, а сам, со своей, страховал меня. Я была крайне довольна собой и чувствовала себя очень счастливой: мне удалось уменьшить его страдания, есть от меня ощутимая польза!Быть полезной ему – было тогда моей манией.Мне казалось, моё существование только и было оправдано той пользой, что я могла принести ему.В тот вечер, о котором я говорю, магистр был особенно доволен; в тот раз его боли особенно докучали ему, и моё вмешательство позволило полностью купировать приступ. В порыве несвойственной ему обычно благодушной откровенности он признал, что я существенно облегчаю ему жизнь.Я была крайне довольна собой; а ещё я была крайне довольна тем обстоятельство, что оказалось настолько полезной – это повышало мои шансы остаться при магистре надолго, возможно, даже, на всю жизнь? В самом деле, если я оказалась так полезна, он ведь может и начать дорожить мною, ведь обычно это так и бывает, правда?Должно быть, мои глупые фантазии о том, какой важной и незаменимой я стала, отразилась на моём лице, потому что благодушие его как рукой сняло, и он довольно суровым тоном расставил все точки между нами:- Ученица, не думай, что, ценя твою помощь, я вдруг растеряю свои мозги и позволю тебе переходить чётко определённые для тебя границы.Хотя то, что он сказал, было вполне справедливо, не говоря уж о том, что я, упаси меня всяческие боги, не имела никаких намерений переходить какие бы то ни было установленные им границы, хотя в его словах не было ничего действительно злого или сурового, и даже прозвучало признание моей исключительности, - но в тот день я находилась в таком настроении, что восприняла эту фразу с глубокой обидой. Эта обида жаркой волной поднялась из глубин моего сердца и прихлынула к глазам – я не смогла сдержать слёз, а он не переносил подобных эксцессов.Так было и сегодня; едва увидев, что я надумала плакать, он выразил своё неудовольствие:- Дитя, если ты планируешь сегодня посвятить вечер этим банальным женским трюкам, изволь удалиться в свои комнаты, я не намерен лицезреть это жалкое зрелище.В любой другой день я бы покорно встала и ушла; но сегодня меня какая-то странная муха укусила.- Ну уж нет! – мятежно вскочила я на ноги, смазывая эффект от своего выступления шмыганьем носа. – Хочу плакать здесь – и буду!Совершенно несвойственная мне обычно сумасбродная мятежность! Видно, в тот раз обида моя и впрямь была так велика, что я осмелилась не просто противоречить ему – я ещё и повела себя крайне дерзко и вызывающе! Сделав несколько шагов, я с крайне боевым видом уселась у него в ногах, обхватила его колено и зарыдала прямо в него.Я всякую минуту ожидала, что он сейчас оттолкнёт и скажет что-то гневное и суровое. Тем чуднее было услышать где-то над головой его тихий вздох, и почти мягкие слова:- Дитя, из меня не лучший утешитель.Я подняла на него всё ещё обиженный и мятежный взгляд:- А этого от вас, Учитель, и не требуется!Плакать уже не очень хотелось, по правде сказать; и мне теперь стало страшно – самые страшные последствия моей несдержанности вставали перед моим внутренним взором теперь весьма ясно.- Впрочем, - задумчиво произнёс он, привлекая моё внимание, - один неплохой способ мне известен.И его умелые руки увлекли меня в очередную эротическую игру, в которой я и думать забыла и о своей обиде, и о своём расстройстве, и даже о собственной дерзости.И, хотя эта дерзость сошла мне с рук, больше я себе таких демаршей не позволяла; полагаю, отчасти именно поэтому моя выходка и осталась без последствий – он достаточно глубоко знал мою душу, чтобы не усомниться в моей дальнейшей сдержанности.И всё же этот случай что-то изменил меж нами; наверно, именно с тех пор я перестала истово бояться, что совершу какую-нибудь ошибку или оплошность – и буду изгнана из его покоев навсегда.Наверно, именно в тот момент я признала за собой право на слабость; право быть неидеальной; и с глубочайшим ошеломлением осознала, что он за мной это право признавал всегда.Это видится мне очевидным теперь, но я совсем не осознавала этого тогда: он принял меня сразу, в первый же вечер, такой, какой я была, и я не должна была ни заслуживать его благосклонность, ни доказывать, что я её достойна.