Глава первая (1/1)
Наступала весна?— пора цветения и обновления. В N-ском уезде, что близ Москвы?— началась Ярмарка. Съезжался на нее простой люд из разных сел и деревень. Кто вез оставшийся урожай, кто соленья разные, кто руками своими одежду сшитую. Тут и кафтаном и сарафаном можно было разжиться, и сапогами, да лаптями; и купить бусы красные, али платок алый. Жениха себе высмотреть, да с родственником увидеться. Нередко бари, по прихоти, да забавы ради разлучали семьи: детей и родителей, братьев и сестер. Ярмарка была местом встреч и новостей, которые потом, длинными вечерами, не раз пересказывали. Так и доходили весточки порой до родственников, жив ли отец, мать старушка, хорошо ли дочка с мужем живет, если отдали замуж в другую деревеньку.Татьяна, баба простая, и тихая свезла на Ярмарку ручники вышитые, да и заготовки кое-какие с зимы оставшиеся, на продажу. Когда-то она жила в господском доме, где наловчилась не только стирать тонкое кружевное белье барыни, но и вышивать орнаменты замысловатые. Уже продав все что хотела, женщина купила сыну своему петушка сахарного, и высматривала, что бы купить для хозяйства?— на те небольшие деньги, что удалось выручить. Среди деловитых крестьянских баб, выделялась одетая в хороший добротный сарафан девка, с желтой лентой в косе, не замужняя знать. Присмотревшись, узнала Татьяна в ней?— Глашу, с которой раньше вместе в барском доме служила. Несмотря на нрав свой спокойный, тут Татьяна не удержалась и радостно закричала:—?Глаша, Глашенька! ?Девка, окликаемая Глашей, отвлеченная от рассматривания платков обернулась. —?А? Ой, Таня, ты ли это?! —?Девушки обнялись.—?Дай-ка на тебя наглядеться. —?Аглая, все держала Татьяну за руки, и никак не могла отпустить, будто встретила сестру. —?Ты из деревни?!?— Да.—?А ты ничуть почти не изменилась. Исхудала правда малость. Да тебе к лицу.—?Да будет Глаша. Ты вон все хорошеешь. Ты еще при усадьбе живешь?!—?Да. О сколько ж мы не виделись! А это твой малец-то? —?Указала Глаша на мальчонку, грызущего сахарного петушка на палочке.—?Да, мой.—?Хорош, какой крепенький. Сколько это ему, четыре что ли?—?Да помилуй, третий год всего.—?Какой богатырь-то рослый,?— Глаша, лукаво и хитро посмотрела на Таню:?— В отца что ли пошел?! —?Глаша засмеялась, а Таня же, смутившись, потупилась и покраснела от двусмысленного намека.—?А я теперь вдова. —?Поспешила сменить тему Таня.—?Да ты что? Свят Господь. —?Глаша перекрестилась, и Татьяна за ней.—?Да, помер Капитон, совсем в деревне спился. Вот на Пасху эту нынче и представился.—?Эх, пропащий был человек. Намаялась ты бедная с ним поди.—?Да будет, что уж… о покойнике.—?Да о покойниках … говорят, кто на Пасху представился, тем все грехи прощаются. Да Царствие ему Небесного, пусть земля ему будет пухом. Ты сама как?—?Да ничего справлюсь потихоньку. Как вы там в усадьбе?—?У нас теперь все по-другому. У нас вон новые порядки. Отойдем- ка в сторонку. —?Девушки отошли. Глаша тихо зашептала:?— Да барыня, ты наверное слыхала?— померла, в прошлом году. А помнишь, как все мертвой прикидывалась и нас всех прощаться собирала. Ой, старая дура! Ну да Бог ей судья. Теперь как есть по- настоящему проводили, отпели - все как полагается. Так вот, молодой барин, сынок ее то бишь, изволили пожаловать. Ох, и злобствует,?— любит дворовых сечь, и до девок и баб охочий. Гаврилу то, Андрееча помнишь нашего, был нам как отец родной. Так вот его в дворники разжаловал. Да.—?Как же это? Гаврилу Андреевича?! В дворники?!—?Да так. Отказался он Анисью сечь. Позвал барин тогда, своего немца, из Петербурга привезенного, тот нашу Анисью насмерть и засек. —?Аглая снова перекрестилась, и Татьяна с ней.—?Господи Боже! Как Анисью жалко.—?И Гавриле Андреевичу попало. Да ничего оклемался, Бог милостив. Дворником теперь. Но наши все, всё равно его уважают. Всегда по-божески относился ко всем, когда главным был. Али мы его теперь обидим? Все равно за ним во всем последнее слово остается. Да Барин —то, теперь немца этого проклятого Ганса, главным назначил над всеми. Вот он ирод иноземный, словно креста на нем нет, люто злобствует, не по правде. Барин же приказывает ему баб молодых, да девок на ночь водить. Недовольных бить до полусмерти приказывает, или сечь, а сам при это сидит, смотрит и ухмыляется. —?Глаша, всплакнула. Утерла глаза платком. —?Ирод, одним словом. Мужики наши ропщат на такое безбожие. Да что с ним сделаешь, барин-то ведь.—?Глаша, милая, а Герасим как?—?А что Герасим. Еще когда барыня жива была, ушел он со двора, в деревню свою.—?Как же это?!—?Да как вы с Капитоном уехали. Тосковать стал, сильно. Собаку где-то нашел. Ходил за ней как мать за дитем. Мы ее Му-Му меж собой прозвали, так смешно он ее подзывал. Да барыне не понраву собачонка пришлась. Герасим, то что удумал, стал за клумбой ухаживать, эко видно барыню хотел умаслить. Ведь никто ему не приказывал, сам надумался. —?Сердце Татьяны замерло, вздохнула она, и потупилась. Помнил значит, подумалось ей.—?Да только не шибко помогло ему,?— продолжала свой сказ Глаша,?— барыне все мерещилось, что собака воет, лает и покоя ей не дает. Приказала собаку ту извести. Ага, и клумбу всю перекопать. Жаль красота такая была. Во ведь по что старая ведьма была! Прости Господи. —?Глаша, снова перекрестилась.—?А Герасим, что ж?—?А, Герасим… поговорил с ним Гаврила Андреевич, уж не ведаю как он ему растолковал, но утопил собачонку Герасим. А сам в деревню свою прежнюю вернулся. Да. —?Тут Глаша хитро посмотрела на Татьяну, и продолжила,?— Как же это, … погоди Тарасовка,?— нет, … Турусовка кажется, называется деревня его, в двадцати пяти верстах от большой дороги, что от усадьбы идет.Дивилась Татьяна, головой покачала:?—?А барыня, та что? Не прогневалась ли?—?Ну, осерчала по началу, конечно, велела воротить назад. Только Герасим отказался вернуться. Ну, ты знаешь, силу к этому лешему никто не решился бы применять. Барыня же решила, что такой неблагодарный дармоед ей не нужен.?Вконец смутившись и покраснев, Татьяна спросила:?— А Герасим один живет, не знаешь ли?—?Вот чего не знаю, того не знаю. Степан за ним ездил, сказывал, что один он был, ни бабы ни собаки нет в доме. Хотя с тех пор, сколько минуло.Девушки еще поболтали, вспомнили прошлое, да и распрощались. Татьяна велела, всем поклон сердешный слать, и что по-доброму помнит всех. Еще раз крепко обнялась с Глашей на прощание.