Фальшивый глинтвейн (1/1)

Их совместное общение ограничивается группой, а любое другое превращается в пытку для обоих. Но у них не было выбора. Нужно было идти, ведь отказать Тадаоми было сложно: Харука всегда шёл ему навстречу, а Каната не мог отказать в силу того характера, который он создал для других людей. Да и Тадаоми его выручал много раз, язык не повернулся отказаться. На этой вечеринке оба чувствовали себя не в своей тарелке. Харука был бы и не против с кем познакомиться, но из-за брата он остерегался. Он просто не давал заводить ему друзей, обо всех рано или поздно узнавал, а после всеми способами добивался того, чтобы они прерывали любое общение с его старшим братом. Каната, мало чего, не отходил от Харуки, чтобы к нему не лезли всякие сомнительные личности, так и безупречно играл свою роль: улыбался, ухаживал за девушками, а когда к нему подходили знакомиться, так и вовсе делал из себя дурачка. Всё для того, чтобы к нему все относились хорошо, а про Харуку и не думали. Каната никогда никому не доверял, а всех новых знакомых тщательно прощупывал, но никогда не давал увидеть настоящего себя. — Что ты пьёшь? — Каната старался занять себя хоть чем-нибудь, внутренне он был очень скован, и ему было тяжело выдержать за раз столько новых знакомств. Харука на самом деле более дружелюбный, чем его младший брат. Но ответа не последовало, он только отвернулся, стараясь игнорировать его. Терпение Харуки тоже было на исходе, не будь здесь Канаты, он бы провёл время гораздо приятнее и полезнее, но, как обычно, его присутствие портило всё.Но Каната и так понял, что он пил. Глинтвейн. Все на этой вечеринке были старшеклассниками, поэтому об алкоголе речи идти не могло. Наверное, вино заменили соком, но он не был уверен, что остальной состав был тем же. — Ты что творишь?! — Харука возмущённо повысил голос, и его можно было понять. Каната, чтобы не изводить себя любопытством, просто нагло забрал его стакан и сделал глоток. Себе бы отдельно он не взял, не хотел. После вернул глинтвейн брату, вызывая у него ещё большее недоумение. Харука никогда не мог понять, что же творилось в его голове, но он не думал об этом — ему было всё равно. Но он знал, что Каната ему в воду или еду никогда не плюнул бы, да и он сам сейчас всё видел, поэтому предпочёл забить на него и в этот раз. Только благоразумно повернул стакан другой стороной, словно брезгуя коснуться того места, где были губы младшего брата.А Канате не понравилось. Совсем. Возможно, если бы на основу взяли виноградный сок, оставили корицу и имбирь, то вышло бы неплохо. Но этот глинтвейн был чисто на фруктах. Полезность оставалась, но вкус был совсем другой. Он неприятно щипал горло, Канате стоило небольших усилий удержать кашель, рвущийся наружу. Но он не мог себе этого позволить, не при брате и других людях. Если бы Каната не скрывал себя настоящего, их отношения с братом, возможно, были бы лучше, но он не мог этого допустить. Он настолько прочно вжился в образы, которые подгонял для окружающих, что начал терять себя настоящего, и это его пугало. Совсем скоро он потеряется сам в себе, в нём не останется искренности, только фальшивая игра и вечная улыбка, своего рода образ ?хорошего мальчика?.От этих мыслей ему стало скверно. Он пожалел, что вообще попробовал такой глинтвейн. Он понимал, что ему лучше было уйти с этой вечеринки, но он не мог сделать этого без старшего брата. Он не хотел оставлять его одного. Будь он один, выкрутился бы, сказал, что ему нужно встретиться с братом, что его ждут дома или что он неважно себя чувствует. Но он не знал, как лучше было бы поступить в таком случае. Да, ему просто было страшно оставлять здесь Харуку — из-за этого они могли бы отдалиться только больше, чего Каната хотел избежать всеми силами. Он испытывал даже отчаяние внутри себя, которое тщательно скрывал, не выдавал даже взглядом. Ему не были чужды такие чувства, но это доказывало, что в нём ещё осталось хоть что-то настоящее, человеческое, но такое, что он хотел бы надёжно спрятать. Он плотно сжал губы, отвернул голову от брата. Он был в полной растерянности. И поделиться этим он не мог даже с Харукой, который, на самом деле, был ему ближе, чем кто-либо другой, чего нельзя было сказать о его старшем брате. Ведь Харука избегал его, предпочёл бы, чтобы его вовсе не было. И мысли об этом делают Канате больно. — Я домой, — выдохнул Харука, отставил пустой стакан и застегнул кофту. Для Канаты осталось загадкой, почему он это сказал. Увидел ли чувства младшего брата и пожалел его, или устал сам от его же компании. На самом деле, будь Харука более чёрствым, Каната бы не справился с ним, не смог бы его ограничивать в общении. Он на самом деле слишком добрый, даже по отношению к младшему брат, которого терпеть не может.